Из некоторых кратеров поднимались струйки пара, прочерчивая в небе неестественно прямые линии: ветер, способный отклонить их, здесь отсутствовал. В течение одного-двух часов ничего заметного не происходило; затем, когда тепло солнечных лучей начинало проникать в замерзшие недра кометы Галлея, она принималась выбрасывать струи, как выразился Виктор Уиллис, 'подобно стаду китов'. Несмотря на всю свою образность, эта метафора была не самой точной из придуманных Виктором. Фонтаны, извергавшиеся из дневной стороны кометы, не были пульсирующими — они играли часами. К тому же струи не изгибались в своей верхней части и не падали обратно на поверхность, а все поднимались в небо, пока не исчезали в светящемся тумане, образованию которого сами же и содействовали. Поначалу научная группа относилась к гейзерам с такой же осторожностью, с какой вулканологи приближаются к Этне или Везувию в периоды их наиболее капризного поведения. Однако вскоре они поняли, что извержения гейзеров на кометe Галлея, хотя и производят иногда устрашающее впечатление, на самом деле удивительно смирные. Вода вылетала со скоростью, обычной для пожарного шланга, и к тому же была чуть теплой, но через несколько секунд после того, как она покидала поверхность кометы, превращалась в смесь кристаллов льда и пара. Комета Галлея была окутана вечным снежным бураном, 'падающим вверх'. Несмотря на умеренную скорость извержения, выброшенная вода уже больше не возвращалась обратно. Всякий раз, когда комета Галлея огибала Солнце, еще какая-то толика ее массы терялась в ненасытном вакууме космического пространства.
В конце концов, поддавшись на уговоры, капитан Смит согласился переместить 'Юниверс' еще ближе к Старому служаке — самому большому гейзеру на дневной стороне кометы, и теперь корабль находился всего в сотне метров от него. Извержение Старого служаки было зрелищем, внушающим благоговейный ужас — беловато-серый столб тумана вырастал подобно гигантскому дереву из поразительно маленького отверстия в кратере шириной триста метров, казавшемся одним из самых старых образований на комете. Но прошло немного времени, и ученые облазили весь кратер, собирая образцы многоцветных минералов (увы, абсолютно стерильных), и с небрежной фамильярностью засовывали свои термометры и трубки для отбора образцов прямо в столб воды, льда и тумана, рвущийся вверх.
— Смотрите, — предупредил капитан, — если гейзер выбросит кого-нибудь в космос, не рассчитывайте, что вас тут же подберут. Не исключено, мы просто подождем, когда вы сами вернетесь обратно.
— Что он имеет в виду? — озадаченно спросил Дмитрий Михайлович. У Виктора Уиллиса, как обычно, ответ был наготове:
— В небесной механике события развиваются не всегда так, как вы ожидаете. Любой предмет, выброшенный с кометы Галлея с умеренной скоростью, будет продолжать движение примерно по той же орбите потребуется колоссальное изменение в скорости, чтобы уйти с нее. Таким образом, во время следующего прохождения кометы вокруг Солнца обе орбиты снова пересекутся — и вы окажетесь точно на том же месте, откуда начали путешествие. Разумеется, вы будете старше на семьдесят шесть лет. Недалеко от Старого служаки находился еще один феномен, встречи с которым никто не ожидал. Ученые, впервые увидевшие его, не поверили глазам: на нескольких гектарах поверхности раскинулось озеро, открытое вакууму космического пространства. На первый взгляд оно казалось совершенно обычным и отличалось лишь своей исключительной чернотой. Совершенно очевидно, это не могло быть водой: из жидкостей в таком окружении могли устойчиво существовать лишь тяжелые органические масла или смолы. И действительно, озеро Туонела было образовано чем-то вроде битума — совершенно твердого вещества, исключение составляла тонкая поверхностная пленка толщиной менее миллиметра, сохранившая некоторую вязкость. При почти полном отсутствии гравитации потребовалось, должно быть, много лет, возможно, несколько оборотов вокруг Солнца с его согревающими лучами — чтобы сделать озеро таким зеркально гладким. Озеро превратилось в один из главных туристских аттракционов на комете Галлея, пока капитан не положил этому конец. Кто-то (все отказывались признать за собой сомнительную честь этого открытия) обнаружил, что по озеру можно ходить совершенно нормально, почти как по Земле: вязкость поверхностной пленки позволяла удерживать ногу на месте при передвижении. Скоро почти у всей команды оказались видеокассеты, демонстрирующие, как они ходят по воде.
Затем капитан Смит, осмотрев шлюзовую камеру, увидел, что ее стены обильно вымазаны смолой, и пришел в состояние, близкое к бешенству.
— Вам мало того, — процедил он сквозь зубы, — что весь корабль покрыт снаружи этой сажей. Комета Галлея — самое грязное место во Вселенной. Прогулки по озеру Туонела прекратились.
Глава 19 В конце туннеля
В небольшом, замкнутом, автономном мире, где все знают друг друга, неожиданная встреча с совершенно новым человеком просто потрясает. Хейвуд Флойд не спеша плыл по коридору, направляясь в комнату отдыха, когда с ним cлyчилocь именно это. Полный изумления, он уставился на незнакомца, не понимая, как это удалось 'зайцу' скрываться столь длительное время. Тот ответил ему взглядом, исполненным смущения и бравады, ожидая, по-видимому, что Флойд заговорит первым.
— Ну, Виктор! — произнес наконец Флойд. — Извини, не сразу тебя узнал. Итак, ты принес высшую жертву на алтарь науки или, вернее сказать, — своим почитателям?
— Увы, — сердито ответил Уиллис. — Мне кое-как удалось втиснуться в самый большой шлем, но проклятая щетина шуршала так, что никто не разобрал ни единого слова.
— Когда ты собираешься наружу?
— Да вот жду возвращения Клиффа — он пошел с Биллом Чантом исследовать пещеру.
Первые зонды, облетевшие комету в 1986 году, передали информацию, которая позволяла предположить, что плотность кометы заметно меньше плотности воды, — это могло значить, что комета либо сложена из очень пористого вещества, либо пронизана множеством пещер. И то и другое подтвердилось.
Сначала капитан Смит, как всегда осторожный, категорически запретил исследование пещер. Он сдался лишь после того, как доктор Пендрилл напомнил ему, что доктор Чант — его, Пендрилла, старший помощник — опытный спелеолог; мало того, это было одной из причин, по которой его включили в состав исследовательской группы.
— Обвал при такой незначительной силе тяжести невозможен, — убеждал Пендрилл все еще сопротивляющегося капитана. — Опасности быть похороненным в пещере никакой.
— А как насчет опасности заблудиться?
— Чант воспримет такой вопрос как личное оскорбление. Он забирался на двадцать километров в глубь Мамонтовой пещеры. К тому же за ним будет тянуться страховочный трос.
— А как со связью?
— В тросе находится световод. Да и радиосвязь со скафандром будет действовать, наверно, почти все время.
— Хм. А какую пещеру он выбрал?
— Лучше всего спуститься в бездействующий гейзер у подножия Этнымладшей. Он не действует по крайней мере тысячу лет.
— Будем надеяться, что подождет и еще пару дней. Ну хорошо, кто пойдет с ним?
— Клифф Гринберг вызвался помочь — на Багамских островах он увлекался исследованием подводных пещер.
— Я тоже однажды попробовал — этого было достаточно. Передайте Клиффу, что я не имею права рисковать его жизнью — он слишком ценен. Не возражаю, чтобы он вошел в пещеру, но попросите его оставаться в пределах видимости от входа. И если контакт с Чантом будет утерян, запрещаю идти на помощь без особого разрешения. Которое, добавил про себя капитан, он вряд ли получит.
Доктор Чант слышал все старые шутки относительно материнского чрева, куда стремятся укрыться спелеологи, и был готов опровергнуть их.
— Это, знаете ли, чертовски шумное место. Разные там стуки, бурчание, бульканье, — утверждал он. — Но я люблю пещеры за то, что там покойно и не ощущается течение времени. Стоишь себе внутри и видишь, что за последние сто тысяч лет здесь ничего не изменилось, разве сталактиты стали чуть толще.
Но теперь, продвигаясь все глубже внутрь кометы Галлея и разматывая за собой тонкий, но невероятно прочный трос, соединяющий его с Клиффордом Гринбергом, он понял, что это больше не соответствует действительности. У него еще не было научного обоснования, но инстинкт геолога настойчиво подсказывал ему, что этот подземный мир по временным масштабам Вселенной появился на свет лишь вчера. Многие человеческие города были старше. Туннель, по которому он скользил длинными, пологими скачками, был примерно четыре метра в диаметре; ощущение невесомости оживляло в памяти яркие воспоминания о подводных пещерах на Земле. Незначительная сила тяжести еще больше усиливала эту иллюзию; казалось, он взял с собой чуть больше балласта, чем требовалось, и потому всякий раз медленно опускался вниз. И лишь отсутствие сопротивления напоминало, что он двигается не в воде, а в пустоте космического пространства.
— Ты вот-вот исчезнешь из поля зрения, — донесся голос Гринберга, стоявшего в подземном коридоре метрах в пятидесяти от входа и соединенного с Чантом страховочным тросом. — Радиосвязь действует превосходно. Какой там у тебя пейзаж?
— Трудно сказать — не могу идентифицировать окружающие формации, нет подходящих слов для их описания. Это не скальные образования — они рассыпаются в пыль при малейшем прикосновении, такое впечатление, будто я нахожусь внутри огромной головки швейцарского сыра…
— Ты считаешь, они органического происхождения?
— Да. Разумеется, к жизни они не имеют никакого отношения — просто это идеальное сырье для нее. Самые разнообразные углеводороды — химики будут в восторге от образцов. Ты еще видишь меня?
— Только свечение твоего фонарика; да и оно становится все слабее.
— Ага! Вот тут настоящий скальный грунт. Странно, как он здесь оказался, — наверно, интрузия. Наконец-то — я напал на золотую жилу!
— Шутишь!
— На Старом Западе многие попадались на эту приманку, между прочим железный пирит. Конечно, это обычное явление на внешних спутниках, только не спрашивай меня, как он оказался на комете…
— Визуальный контакт утерян. Ты углубился в пещеру на двести метров. — Прохожу через характерный слой — похоже на осколки метеорита.
Когда-то здесь произошли потрясающие вещи — надеюсь, удастся определить возраст. Здорово!
— Не кричи так!
— Извини — у меня дух захватило. Впереди огромный зал — вот уж чего не ожидал. Подожди немного, я обведу его лучом… Итак, он почти сферической
