него, практический - об учителе и наставнике.
Но Верелий в отличие от всей этой нудятины и чтения лекций по истории Римской Империи зажал в начале и практический вопрос об учителе и наставнике.
Надо было изъебнуться да так, чтобы никому из присутствующих мало не показалось.
Ведь Снейп уже в начале «лекции» понял, что сморозил глупость, не подумав прежде, чем говорить, упомянув о Земле Обетованной. Она в это время мало населёна нищими арабскими кочевыми племенами, смешавшимися с иудейской и сирийской христианскими общинами и потомками приморских финикийцев. Но многоучёный профессор быстро прокрутил в голове карту маггловского Востока этого времени и, мало-мало подумав, спокойно и с достоинством прирождённого патриция (ему помогало врождённое чувство гордыни, которое годами попиралось и Тёмной, и Светлой сторонами) парировал подкол Верелия в якобы незнании будущим зятем истории Восточной Римской Империи словесами простыми и, как казалось ему, правильными:
- Отнюдь. В Александрии Великой Египетской постигал я искусство чародейское тонкое и неуловимое, обучаясь у лучших кудесников и волхвов, ибо был я сподвигнут к магии с малолетства, инако как бы я выжил в пучине морской?
Зная историю жития моего, обучали меня сии великии кудесники и волхвы бесплатно. Да и монет ромейских я тогда ещё не видывал, но сам же ходил в рубище, едва прикрывавшем срам мой.
- О, не бывал я в сём граде великом и прекрасном, и мудрецами всеразличными населённом, но говорили мне, воистину великие и ужасные чаровники обитают там. И разве не обманом проникнуто всё искусство кудесническое их? Слыхал я, что ворожбу творят они злую, полуночную, призывая души умерших из саркофагов тел тех нетленных, кои мумии зовутся. Некроманты они, и всё их чародейство сводится к науке сей тёмной, запрещённой великими Императорами ещё в бытность мою в Риме прекрасном, несравненном, мира всего центре и пуповине…
- Да, слыхал я о чернокни… магах, тёмными искусствами увлекающихся, и даже сам постиг немало из учения их, - мстительно сказал Снейп.
А пускай спесивый Сабиниус со всеми сыновьями знают, кто тут на самом деле великий и ужасный «чаровник»!
Но, увидев ожидаемый страх на лицах высокорожденных и кичащихся магическим «первородством» Сабиниусов, Северус неожиданно для себя, вдруг подобрел, смилостивился и добавил, правда, для начала выдержав достойную Станиславского и даже Немировича-Данченко в придачу, многозначительную паузу:
- Соделал я таковое лишь для полноты и завершения цикла обучения моего у иных, благожелательных, что к людям, что к душам их, кудесников. Дабы знать и дурную, и добрую стороны кудесничества.
- Так ведаешь ты и тёмное волхвование?!
Отец большого семейства решил всё же удостовериться и, по всей видимости, перестраховаться, и вернулся к тёмной стороне силы этого неизвестного ему - знатоку всех магических семейств Альбиона - молодого, ох, слишком молодого - на вид, так восемнадцати - девятнадцати лет от роду, будущего зятя. И когда он всё это волхвование - и светлое, и тёмное изучить, и мастером в сём знании стать? Вот, к примеру, даже самые взрослые сыновья - Сабиниусы, которым уж за сотню лет перевалило - сидят, потупившись, ибо нечего им сказать. В Александрии Египетской Великой никому из рода Сабиниусов в обозримом прошлом бывать не приходилось.
- Представь себе, о Сабиниус Верелий многомудрый и велеречивый, - поддел Снейп будущего мордредова тестя… поцелуй его Дементор! - ведаю вполне и могу распоряжаться даже жизнями людей, и высокорожденный отец мой может подтвердить слова мои отнюдь не хвалебные, но воистину правдивые. Ибо варваров многих убивал я с помощью волшебства, вот с этой волшебной палочкой в одной руке, и благородным клинком в другой.
- Воистину, так сие, ручаюсь я честью всадника. Даже различил я слова Убийственные некии, кои изрекал сын мой законнорожденный и наследник, кидаясь в толпу варваров, леопарду хищному уподобясь. И словеса сии звучали, насколько мог я расслышать, диковинно, на языке незнаемом: «Авада кавадра».
- Avada kedavra? Так ты, о Снепиус Северус, знаешь даже самые сокровенные Убийственные словеса?
- Да, и не только. Знаю и могу свершать все три Непро… заклинание Распятия, заклинание Подвластия и множество иных такого же толка, но из Тёмных Искусств. Хотя могу и оживить упавшего без сознания простым Enervate.
У всех семерых Сабиниусов округлились глаза - они даже пищу вкушати перестали. А делали они это, столь манерно обращаясь с хлебами - «ложками» и ножами - «вилками», при этом… невежественно, смачно и громко чавкая и разбрызгивая слюну, даже некрасивее и громче, чем Поттер. Тот, по крайней мере, хоть и чавкал, но негромко, и слюна у него не свисала с «клыков», он просто глотал куски лепёшек ли, баранины ли, столь излюбленной им, никогда не притрагиваясь к соусам, почти не жуя. Наблюдая с отвращением за процессом манерного и… отвратительного вкушения пищи незваными и нежеланными гостями, Северус со своей известной практически только в «своём» времени ироничностью, подумал:
-
Он никогда не упускал шанса поглумиться над магами - выскочками и недотёпами, что и проделывал обычно на конференциях и семинарах европейских и британских алхимиков. А тут - такой типаж да в таком антураже. Грешно, право же, упустить такую возможность.
Снейп принял самый грозный вид и продолжил бахвалиться не хуже самого Верелия, но, в отличие от слов последнего, всё сказанное Северусом было истинной правдой.
- Да и сам изобретаю я заклинания, сиречь чародейские словеса, помогающие людям - простецам обычным, не деля род человеческий на волшебников и маггл… повторюсь, простецов обычнейших. Умею я преотлично ещё варить зелья всеразличные - от ядов страшных, убивающих то мгновенно, то медленно и мучительно, до Кроветворного зелья и Укрепляющего, подымающих недужных с одра болезни их быстрее и проще, нежели знахарки и даже врачеватели самые многознающие. Ведаю действие Живой воды и воды Мёртвой, свойства трав, цветов, соцветий, мхов всеразличных. Знаю и различаю я одиннадцать видов папоротников лишь. И сие есть не одни только мои познания во владениях Флоры Цветущей…
Мастер Зелий решил, что поставил зазнавшуюся семейку Сабиниусов на подобающее им место и завершил свои словоизлияния:
- Много ещё чего ведаю и умею я, но сие еси разговор для посвящённых токмо. Иным же, вот как высокорожденным патрициям и благочестивым родителям моим, сие внимания никоего не составляет, и разговор наш непонятен им и скучным кажется. Так не будем же умножать сущности… И поговорить ещё успеем мы, как положено волшебникам… Времени у нас много - вы же, все семеро, не на день единый или два приехали…
Но патокомёдоядоточивый Верелий тут же пришёл в себя и таки выкрутился из тупиковой, как могло показаться, ситуации. Он просто-напросто сделал вид, что вдруг, внезапно… позабыл недавний пылкий рассказ будущего свата о неведомой жизни старшего сына у дикарей и его путешествиях по Ойкумене всей да и за её пределами - далеко на восток, и торжественно произнёс:
- Горжусь я тобою, о великий и славный полководец Снепиус Малефиций Тогениус. Воистину воспитал ты достойного сына и наследника своего. И по праву в лета столь ранние стал он у тебя Господином дома, ибо и хитроумен, аки змея, и мудр есмь, аки ворон священный - Альбиона покровитель по словам тунеядцев сих и рабов будущих - бриттов, кочующих по всему острову нашему благородному.
-
