Звезда Аделаида - 2

сверху, задрав тунику, и вскоре почти вошёл насильно в Гарри, который только и смог, что замычать от жуткой боли и сжать ягодицы посильнее, да успеть укусить ненавистную, больше всего на свете сейчас, ладонь. Легионер торопился - ведь сейчас на вопли раба может прийти его хозяин, а он, Мартиус Кывна, портит, может, припасённую на потом для совместного совокупления в две дыры игрушку знатных братьев - мужеложцев, сыновей самого военачальника Снепиуса.

Глава 28.

... Один удар рапирой в спину, пронзивший сердце, и Мартиус обмяк, став очень тяжёлым.

Гарри не мог выбраться из-под, почему-то, остановившегося насильника, чья рука с плащом медленно соскользнула с губ Гарри наземь, и Гарольдус заревел в голос, а мужчины и женщины племени Х`ынгу громко смеялись и над мёртвым уже насильником, и над, бессомненно, выебанным Х`аррэ.

- Вставайте уже, Гарри, - неожиданно мягко произнёс чарующий голос Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ.

Но Гарри плакал навзрыд - от боли, унижения и невозможности отомстить за почти состоявшееся насилие - ещё немного, и на-х`э-м-ник залез бы в неёбанную жопу Гарри, разрушив бы что-то очень важное. Гарри не знал, что это важное цивилизованный люди называют «невинностью», «девственностью».

Он плакал от того, что Сх`э-вэ-ру-у-с-с не пришёл сразу, как только Гарри выкрикнул его светлое имя.

От того, что стыдно теперь ничтожному, почти обесчещенному Гарри посмотреть в глаза прекрасному Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ…

Хотя ведь Гарри - хоть и свободный человек по словам прекрасного воина, благородного рим-ла- нх`ын-ин-а, но на самом деле вот тот же прекрасный Сх`э-вэ-ру-у-с-с забывает дать Гарри пожрать уже третьи сутки, а Гарри, меж тем, очень голоден. И Гарри столько пережил сегодня, что… Словом, жрать захотелось нестерпимо.от всех этих переживаний, да и весёлая пробежка рядышком с четырьмя пальцами лошадей не прошла так уж бесследно, как показалось Северусу, то и дело впадавшему в прострацию по пути с поля битвы в лагерь. Гарри всё же нашёл в себе внутренюю отвагу и взглянул в глаза, такие… Ну, слов нет, ужасть какие красивые, только безжизненные очень. А вот Тох`ым всегда находил нужные слова, чтобы выразить чувства, бывшие в нём… Не было в глазах Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ того света, как когда обращался он к брату своему, да заберут его злые демоны и оттрахают там, в Аду для гркешников! А тело чтобы выбросили в лес на поживу дикому зверью!

Но это всего лишь мечты, раз Сх`э-вэ-ру-у-с-с любит своего уродливого, страшного сам, как демон, братика...

Северус пуго перерезал верёвки и освободил уже изрядно болевшие и затёкшие руки «ничтожного раба» своего Гарри.

- Идёмте, Гарольдус, я отменно накормлю вас. Это вам за ваше несчастье. Поверьте, я услышал только полу-вскрик, но разобрал ваш голос.

-У меня привычка рeагировать на голос Поттера, вот только чем я был так уж занят, что не вышел ни на первый, ни на второй его зов? Ах, да, мы мило проводили время с воистину двуликим Квотриусом, и я не мог выпростаться из объятий брата, не желавшего отпускать меня к Пот… Гарри. Хотя он же и сказал мне, что с Гарри что-то случилось, раз он так истошно, на весь лагерь, зовёт меня. Это я дурак - проворонил парня. А если он и правда девственником был? Но он же был... На момент, когда я его впервые... здесь увидел, я не дал бы ему больше двенадцати лет, таким маленьким и нераздавшимся в груди он мне показался тогда.... до его мгновенного взросления. Но сейчас, по сути, ему должно быть двадцать один - двадцать два года, уж никак не меньше. Помню я, когда Лорд развоплотился, и было это... А, лучше не вспоминать, когда, но раньше девяносто шестого. В общем, после Первой Войны, - волнуясь про себя, думал Северус.

От волнения он даже позабыл год и месяц печального окончания Тремудрого Турнира, не до того сейчас было.

А сам он, на вид, преспокойно вёл Поттера, словно провожая его в шатёр, где его никто… так больше не обидит и придерживал Гарри за плечо.

От этого прикосновения Гарри становилось как-то… странно и стыдно, как в том запомнившемся до мельчайших подробностей сне. И в то же время, от холодной, как снег зимой, руки прекрасного воина по телу Гарри расползались мелкие мурашки. Они щекотали его тело, и он не знал, как избавиться от этого странного ощущения. Не было такого, когда его брал за руку Рх`он, не было такого и, когда его по-братски крепко-накрепко, после получения очередного удара по голове, обнимал Тох`ым. В общем, никогда прежде с Гарри такого не было.

Северус легко прошёл с окровавленной рапирой сквозь расступавшуюся перед ним с ведомым Гарри толпу солдат, глядящих на него со смесью страха, волнения, беспокойства и неприкрытого условностями восхищения.

-Какая же кровожадная эта солдатня! Вот я убил одного из них, даже не рассмотрел - бритта или полукровку, да это теперь уже не имеет никакого значения ни для опетушённого Поттера, ни для меня самого, позволившего такому случиться. А они роятся, будто мухи на говно, осматривают убитого - кто он, да кому кем приходится - другом ли, любовником ли, просто одним из многих солдат… Хотя, нет, будь у него постоянный товарищ по мужским играм, не бросился бы он на страшного, как чума, раба Пот… Гарри.

Северус был уверен, что Поттер изнасилован и не собирался разводить сопли в сахаре с переживаниями жертвы нападения. Ему было попросту тошно, что, пользуясь текущим дикарским, рабским состоянием… Гарри, («Да, Г-а-р-р-и, и заруби себе на носу отныне это имя, Сев»), он запросто откупится от него банальной жратвой. Пот… Гароль… Сказал же - заруби себе на носу, что, ты хочешь, может, изнасилованного юношу звать «Поттер»? Так ты и вправду так жесток?

Гарри же, наевшись до отвала двумя немалыми порциями баранины, скользкой, жирнющей, холодной, но такой обильной «жрачки» будет счастлив и забудет о боли в порванном, это уж безусловно, анусе- которому-не-повезло по вине... Да, всё того же Северуса. Опять он оказался крайнею фигурой даже в несчастьях этого разнесчастного «ничтожного раба», как он любит себя называть, Гарри.

Память дикарей коротка. Но они коварны и злопамятны.

Вспомнит ли Гарри завтра ранним утром, когда надо будет поспешать за квадригой, о том, что с ним сделали накануне? Ведь боль заставит его вспомнить всё! И как после прикажете Северусу руководить этим поистине ничтожным рабом, постепенно превращая его в человека с чувством собственного достоинства? Особенно, если учесть, что изначально и чувства такового не было, а теперь окончательно лишили его, лишили даже магически, взяв силой? А это же столького стоит для мага... Насилие именно физическое, не моральное, нет. Против морального насилия волшебники чрезвычайно стойки. А вот против физического - ну, словно психованные магглы! Да, женщины магглов.

О наличии силы характера Поттера… этого Гарри Поттера не скажешь уж никак, даже с натяжкой. А для любого волшебника, даже очень сильного эмпатически да и магическим потенциалом, как Гарри, не обделённого, да ещё и с характером твёрдым, устойчивым, целеустремлённым, физическое насилие всё равно есть вещь практически невыносимая. Насилие для мага - случай, приводящий к тому или иному виду смерти, особенно в случае одиночества персоны. Да, сексуального. Да, одиночества, жизни вне чар семьи, благородной, чистокровной, а не с этими «бедными маггловскими родственниками», жизни магической, полноценной, когда магию не отнимают каждое лето, а потом - на четыре с лишним года кряду. Да походи ещё в рабах у варваров эти четыре года... В общем, Гарри обречён на суицид, до конца и полностью. Для него собралось сразу слишком много неблагоприятных факторов, и теперь его жизнь под непосредственнейшей угрозой.

Но Гарольдус, кажется, по старой памяти, всё ещё сохранившейся у него на задворках бессознательного, сделал шаг от ненависти до любви в отношении к нему, Снейпу. А у Снейпа и без Гарри есть Квотриус, тоже пострадавший из-за порывистости и недальновидности самого Северуса. Да ещё, пожалуй, посильнее, чем Поттер. Его-то, если профессору признаться хотя бы себе самому, всё-таки красивое, английское такое личико… Никто и ничто не попортили, ни Стихии, ни похотуны, которых интересовала исключительно задница Гарри…

Не то, что звездоокий Квотриус, пострадавший так, что… И соития с ним представляют теперь для Снейпа прежде всего физиологический интерес, кроме тех редких минут истинного блаженства, когда к