в медное зеркало, вот так запросто, ради любопытства, к этому не склонны были и гордость Сева, и отношение к рабам, как к полноценным людям, и уж, конечно же, с душой - душа же никуда не выпархивает, как птица, из закабаляемого!
Профессор ещё ранее любил задаваться вопросом - а есть ли у Квотриуса вообще чувство гордости, и пришёл тогда, до похода, к неутешительному выводу.
Но то ли общение со Стихиями сделало своё зелёное дело, то ли Северус так жёстко разошёлся во мнениях с Квотриусом, заявив, что только он будет обладать, а не быть обладаемым ни-ког-да, но характер младший брат старшему, да и обиженную мужскую гордость выказал сполна. Больше недели молчанки и, слава Мерлину, горячих объятий со... спиною и такими же костлявыми бёдрами Квотриуса на обратном пути и около недели дома, наверное, если не больше - Северус же всё время только спал в холодном воздухе опочивальни, но счёт дней не вёл, пребывая в состоянии, близком к коме от изнеможения и холода. Одно только помнил, ему было зябко, видно, постель Господина дома не согревали… Почему-то никто не старался после первых трёх дней покормить его с ложечки, например, изменившаяся в лице Маменька, которая аж посерела, со слов Квотриуса, после известия об «её милом сыночке.» Отчего бы и не ей покормить великовозрастного «сыночка», отчего не позаботилось о Северусе её «материнское» сердце? Отчего оно не обеспокоилось? Почувствовало подвох? В это уж никак не верилось - слишком глупа эта похотливая самоч...
А почему не кормили, даже и с ложечки, то есть с куска лепёшки, если дохтур прописал? И почему, главное, по чьему велению Квотриусу не передавали просьб и приказов высокорожденного брата? Кто злоумышлял против Северуса? Кому это больше остальных, было нужно?
Глава 33.
Ведь для двух племён х`васынскх` это нашествие бронированных легионеров оказалось страшенным бедствием со смертями, порабощением, разграблением и потоком. О, нет, о последнем не стоит вспоминать, а то ведь так рвоту Северусу напророчить себе недолго, ох, совсем недолго!.
Лучше уж Снейпу думать о Поттере… А что о нём думать-то? Позвать Квотриуса, нацеловаться всласть (профессор уже почувствовал в себе силы для сего занимательного занятия) да и между поцелуями, чтобы тот не успел как следует разозлиться, выспросить, как там наш маг Гарольдус живёт-поживает… Вкусно ли ест? Много ли пьёт? Мягко ли спит? И, главное, где он спит? В своей опочивальне или же с рабами?..
… Ремус Люпин бодро шёл по коридору Хогвартса, практически опустевшего - почти все профессора отправились по домам на уик-энд, опираясь на трость и сильно хромая на левую ногу. Его нога была на некоторое время искалечена. Пятка и голеностопный сустав были начисто, до костей объедены Ремусом - волком да и кости волк погрыз, повинуясь инстинктам Homo lupusoformis. Совсем уж поганенькое Аконитовое зелье «от Горация» в октябрьскую сырую ночь Полной Луны спасло только руки. Зато теперь можно было переносить половину тяжести тела на них. По крайней мере, уже на одну, а не на обе подмышки, когда профессор Люпин входил в свою аудиторию на костылях, таща впереди туловища плотно забинтованную ногу, под слоями повязки намазанную мазью из крови молодых бычков. Да, столь негуманно, но рана была мокнущей, и только такого состава мазь могла помочь для зарастания многочисленных порванных сухожилий, и только у оборотня. На человека такая концентрация и не подействовала бы.
Трость у Люпина была простая, дешёвенькая, не то, что вычурный, понтовый аналог лорда Люциуса Малфоя. Старшего из этой парочки гнусных, высокомерных, надменных, как весь бомонд, только ещё плюс пять баллов к проходимистости. Нет, Люпин дал бы все десять, хоть и понятия не имел, к чему баллы эти относятся. Просто услышал разговор студентов, один из которых, подразумевая кого-то из Малфоев, говорил: «Ему бы ещё пятёрочку к водонепроницаемости, и он мог бы не утонуть у меня в том гейме в Озере из-за русалочьего народа». Ремус, разумеется, не смог припомнить ни одного, такого желанного случая утонутия ни Люциуса, ни Драко, а потому к собственному «отрицательному уважению» просто прибавил недостающие пять баллов. Каждому.
Да, поговаривают, что и младший Малфой тоже перенял обычай отца ходить с шикарной, совешенно ненужной, не то, что Люпину, тростью.
Вот с жиру бесятся. Кстати, отец и сын Малфои сильно разжирели после Войны, в которой не принимали участия. Но если Драко стал, как говорил Северус, похож на кабанчика, то Люц ещё больше похорошел.Хотя, если честно, положа руку на сердце или поклявшись на Конституции магической Британии, только удивление брало - куда уж больше хорошеть-то?
А ведь тогда, во время Войны, Сев достал своего «поклонничка» даже в его собственном имении и хорошенько разукрасил даже не Seco, а страшной Sectumsempra имени себя - изобретателя злобного. Но Люциус прибегнул к каким-то маггловским штучкам, и ни одной раны на лице не осталось. Ну, а что у него под хлопчатой рубашкой с кружевными манжетами и роскошным отложным, широким, тоже кружевным воротником a-la dex-septieme age* и бархатным сюртуком, Люпин не знал, но догадывался. И вовсе неверно. Он представлял себе волосатую грудь и столь же волосатый толстый живот, покрытые застарелыми шрамами от магических, несводимых никаким волшебством порезов.
Обычно лорд Малфой носил, как ни странно, не свои - зелёные с серебром - цвета, а цвета Сева - синий бархат со всё тем же серебром. Прям рыцарь и его Дама, вот блядь! Хотя вот уж (почти) точно, что между Рыцарем и его Дамой ни хуя не было. Купался-то Северус прошлым летом в Устере с ним, оборотнем, а не с Малфоем.
Одежда, да только один пресловутый сюртук стоил, наверное, столько же, сколько Ремус получал за полгода. Но каково тело лорда Малфоя под всеми этими финтифлюшками, не знает никто, кроме его пассий обоих полов.
Однако, будучи в Хогвартсе, как представитель Попечительского Совета, Люциус всенепременно навещал Северуса, и тот ни разу, даже в пьяном угаре и под градом наводящих вопросов, не признался, что происходило во время этих «свиданий»…
… О, как же орал Сири, когда в него, правда, специально промахнувшись в сторону от тела, в руку,
