лавки.
Я нелюбезно отпихнул его в сторону.
— По-моему, она хочет, чтобы вы отошли подальше.
— А вы кто такой? — осведомился он пронзительным голосом. — Лекарь, что ли? Кто это такой? Приведите лекаря, быстро!
Он попытался меня оттеснить.
— Эй, ты! — я указал на здоровенного моряка, сидевшего за столом. — Возьми этого человека и отведи вон туда!
Мой голос был резок, как удар хлыста, и моряк вскочил на ноги, ухватил молодого господина за шиворот и аккуратно отволок в сторону.
Я обернулся к женщине и посмотрел на ее идеально очерченные губки. Они были раскрыты, она изо всех сил пыталась вздохнуть, но у нее это не получалось. Глаза у нее были безумные и влажные от страха. Я подступил ближе и как можно ласковее заверил ее:
— Все будет в порядке. Все хорошо. Смотри мне в глаза.
Ее глаза уставились в мои и изумленно расширились — она меня узнала.
— Мне нужно, чтобы ты дышала, ради меня.
Я положил руку на ее судорожно вздымающуюся грудь. Кожа покраснела и сделалась горячей. Сердце колотилось перепуганной пташкой. Вторую руку я положил ей на щеку и заглянул в глаза. Они были как черные омуты.
Я наклонился достаточно близко, чтобы ее поцеловать. От нее пахло цветами селаса, свежей травой и дорожной пылью. Я чувствовал, как она силится вздохнуть. Я прислушался. Закрыл глаза. Услышал шепот имени.
Я произнес его тихо, но достаточно близко, чтобы имя коснулось ее губ. Я говорил негромко, но придвинувшись так тесно, чтобы звук имени вплелся ей в волосы. Я произнес его твердо и решительно, темно и сладко.
И услышал вдох. Я открыл глаза. В комнате было так тихо, что я услышал бархатный шелест второго отчаянного вдоха. Я успокоился.
Она положила ладонь поверх моей, поверх своего сердца.
— Мне нужно, чтобы ты дышал — ради меня, — повторила она. — Это семь слов…
— Да, — сказал я.
— Ты — мой герой! — сказала Денна и сделала новый вдох, медленно и с улыбкой.
— Чудеса, да и только! — услышал я слова моряка на другом конце комнаты. — В его голосе было что-то необычное. Клянусь всей солью, что во мне, я себя чувствовал как марионетка, которую дергают за ниточки.
Я слушал вполуха. На мой взгляд, матрос просто был приучен повиноваться, когда с ним разговаривают достаточно властно.
Но говорить ему об этом было бессмысленно. То, что я сделал с Денной, да еще мои рыжие волосы и черный плащ — все признали во мне Квоута. Так что это была магия, не иначе, что бы я там ни говорил. Я ничего не имел против. То, что я сделал сегодня, и впрямь было достойно парочки историй.
Поскольку меня признали, люди смотрели на нас, но близко не подходили. Знатный приятель Денны удалился прежде, чем нам пришло в голову на него посмотреть, так что мы в своем уголке зала остались более или менее наедине друг с другом.
— Я могла бы и догадаться, что встречу тебя здесь, — сказала она. — Ты ведь всегда оказываешься там, где я меньше всего ожидаю тебя увидеть. Что, ты наконец-то оставил Университет и перебрался сюда?
Я покачал головой.
— Просто решил пару дней поразвеяться.
— А скоро ли ты назад?
— На самом деле завтра. У меня двуколка.
Она улыбнулась.
— Ты не будешь против, если я напрошусь в компанию?
Я откровенно посмотрел ей в глаза.
— Ты и сама знаешь.
Денна слегка зарделась и отвела взгляд.
— Да, наверное…
Когда она отвернулась, волосы водопадом упали с ее плеч и закрыли лицо. От них исходил теплый, насыщенный аромат, аромат солнца и сидра.
— Твои волосы… — сказал я. — Прелесть.
Как ни странно, услышав это, она покраснела еще сильнее и потрясла головой, не глядя на меня.
— И это все, к чему мы пришли после стольких лет? — спросила она, искоса бросив взгляд в мою сторону. — К комплиментам?
Настала моя очередь смущаться.
— Да нет… Я не… Ну, то есть я бы… — промямлил я. Я перевел дух, протянул руку и легонько коснулся тонкой, замысловато заплетенной косички, полускрытой в волосах.
— Эта косичка… — пояснил я. — В ней как будто написано: «Прелесть».
Ее рот изумленно округлился, и она машинально вскинула руку к волосам.
— Так ты умеешь это читать? — недоверчиво спросила она с легким ужасом в голосе. — Тейлу милосердный, да есть ли хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?
— Я учил иллийский, — сказал я. — Пытался, по крайней мере. Тут шесть прядок вместо четырех, но все равно это похоже на узелковое письмо, верно?
— Похоже? — переспросила она. — Не просто похоже, это оно самое и есть!
Ее пальцы теребили голубой шнурок на конце косички.
— В наше время даже сами иллийцы почти не знают иллийского, — сказала она себе под нос, явно раздраженная.
— Я в нем не особо силен, — сказал я. — Просто выучил несколько слов.
— И даже те, кто на нем говорит, не разбираются в узлах.
Она бросила на меня косой взгляд.
— И вообще, их полагается читать пальцами, а не глазами.
— Ну, мне-то пришлось учиться, в основном разглядывая рисунки в книгах, — сказал я.
Денна наконец развязала голубой шнурок и принялась расплетать косичку. Ее проворные пальцы старательно разглаживали прядки, смешивая их с остальными волосами.
— Зря ты это, — заметил я. — С косичкой мне больше нравилось.
— В этом же весь смысл, верно? — она подняла глаза на меня, гордо выпятила подбородок, встряхнула волосами. — Вот. А теперь как?
— Я, пожалуй, теперь боюсь говорить тебе комплименты, — сказал я, не понимая, что же я сделал не так.
Она слегка смягчилась, раздражение исчезло.
— Просто неловко вышло. Я не думала, что кто-нибудь сможет это прочесть. Ну, вот как бы ты себя чувствовал, если бы тебя увидели с вывеской, на которой написано: «Я самый выдающийся и красивый!»?
Мы помолчали. Прежде чем молчание сделалось неловким, я сказал:
— Я тебя ни от чего не отрываю?
— Разве что от сквайра Страхоты.
Она небрежно махнула рукой в сторону своего исчезнувшего спутника.
— Что, он был навязчив? — я слегка улыбнулся, вскинув бровь.
— Да все мужчины навязчивы так или иначе, — сказала она с напускной суровостью.
— И по-прежнему делают все по той книжке?
Денна погрустнела и вздохнула.
