— Я думала, что с возрастом мужчины ее бросают, и не без причины, поскольку в той книжонке уйма фальши, — но нет, увы! Они листают дальше!
Она подняла руку, демонстрируя мне пару колец.
— И вместо роз за злато норовят приобрести то, что им не дарят!
— Ну, по крайней мере, тебе докучают мужчины со средствами, — утешил ее я.
— Но кому нужен мелочный мужчина? — возразила она. — И какая разница, много у него средств или мало?
Я примирительно положил ладонь ей на руку.
— Прости уж их! Не в силах приманить, несчастные надеются купить то, что лишь даром можно раздобыть.
Денна радостно захлопала в ладоши.
— Ты молишь о пощаде для врагов?
— Я лишь указал, что ты и сама не выше того, чтобы дарить подарки, — заметил я. — Уж мне ли не знать!
Ее взгляд сделался жестче, и она покачала головой.
— Есть большая разница между подарком от чистого сердца и тем, что дарят нарочно, чтобы привязать тебя к мужчине!
— И то верно, — признал я. — Золотые цепи бывают прочней железных! И все же трудно винить мужчину, который желает тебя украсить.
— Ну, как сказать, — ответила она с улыбкой одновременно насмешливой и усталой. — Многие их предложения выглядели довольно некрасиво.
Она посмотрела на меня.
— Ну, а ты? Ты тоже хочешь меня украсить или сделать некрасивое предложение?
— Я об этом уже думал, — сказал я, улыбаясь про себя: я-то знал, что ее колечко мирно лежит в моей комнатушке у Анкера. Я смерил ее взглядом. — И то и другое по-своему привлекательно, однако золото тебе не к лицу. Ты и так достаточно яркая, лишний блеск тебе ни к чему.
Денна стиснула мою руку, одарив меня теплой улыбкой.
— Ах, мой Квоут, как же мне тебя не хватало! Я ведь отчасти потому и вернулась в этот уголок земли, что надеялась отыскать тебя.
Она встала и протянула мне руку.
— Идем, уведи меня отсюда!
ГЛАВА 148
СКАЗКИ КАМНЕЙ
Во время долгого пути обратно в Имре мы с Денной болтали о сотнях разных пустяков. Она рассказывала мне про города, которые повидала: Тинуэ, Вартерет, Андениван. Я рассказал ей про Адемре, показал несколько жестов из их языка.
Она дразнила меня моей растущей славой, а я рассказывал ей, что на самом деле стояло за всеми этими легендами. Я рассказал ей, как обернулось дело с маэром, и она всерьез рассердилась из-за меня.
Но о многом мы не говорили. Ни она, ни я ни разу не упомянули о том, как мы расстались в Северене. Я не знал, уехала ли она в гневе после нашей ссоры или решила, что это я ее бросил. Расспрашивать казалось мне опасным. Подобное обсуждение вышло бы в лучшем случае неловким. А в худшем спор мог разгореться заново, а этого я готов был избегать любой ценой.
У Денны была при себе арфа и большой дорожный сундук. Я предположил, что она дописала свою песню и теперь выступает с ней. Мне не нравилась мысль, что она споет эту песню в Имре, где бесчисленные певцы и менестрели подхватят ее и разнесут по всему миру.
И все-таки я ничего не говорил. Я понимал, что разговор этот будет непростым и нужно было тщательно выбрать для него подходящее время.
Не стал я упоминать и о ее покровителе, хотя то, что говорил Ктаэх, не шло у меня из головы. Я думал об этом постоянно. Мне это во сне даже снилось.
Еще одной темой, которую мы не обсуждали, была Фелуриан. Сколько Денна ни шутила насчет того, как я спасал разбойников и убивал девиц, про Фелуриан она не упомянула ни разу. Она, наверно, слышала песню, которую я написал: она была куда популярней всех прочих историй, которые Денна, похоже, так хорошо знала. Но она ни разу о ней не упомянула, ну а я был не настолько глуп, чтобы самому заговаривать об этом.
Так что, пока мы были в пути, многое между нами осталось недосказанным. И, по мере того как дорога бежала назад под колесами, между нами нарастало напряжение. В разговоре появлялись паузы, которые слишком затягивались, и другие паузы, короткие, но ужасно глубокомысленные.
Мы как раз застряли на дне одной из таких пауз, когда наконец приехали в Имре. Я высадил ее у «Кабаньей головы», где она намеревалась остановиться, помог ей отнести сундук наверх, но там молчание давило еще сильнее. Поэтому я поспешил заговорить, сердечно простился с Денной и сбежал, даже не поцеловав ей руку.
В ту ночь я думал о десяти тысячах вещей, которые мог бы ей сказать. Я бодрствовал, глядя в потолок, не в силах заснуть до самой глубокой ночи.
Проснулся я рано. Мне было тревожно и как-то не по себе. Я позавтракал с Симмоном и Фелой, потом отправился на симпатию для продолжающих, где Фентон, воспользовавшись случаем, одолел меня три раза подряд и вырвался в первый ряд впервые с тех пор, как я вернулся в Университет.
Поскольку занятий у меня сегодня больше не было, я принял ванну и долго рассматривал свою одежду, прежде чем остановился на простой рубашке и зеленом камзоле, который, как говорила Фела, подчеркивал цвет моих глаз. Я превратил свой шаэд в короткий плащ, потом решил не надевать его вовсе. Мне не хотелось, чтобы Денна во время моего визита думала о Фелуриан.
И, наконец, я сунул в карман камзола колечко Денны и отправился за реку, в Имре.
Придя в «Кабанью голову», я не успел дотронуться до ручки двери, как Денна сама отворила ее и вышла на улицу, вручив мне корзину для пикника.
Я был более чем изумлен.
— Откуда же ты узнала?..
Она была в бледно-голубом платье, которое ей очень шло. Она обаятельно улыбнулась, беря меня под руку.
— Женская интуиция!
— А-а! — протянул я с умным видом. Ее близость была почти мучительна. Ее теплая ладонь на моей руке, ее запах, запах зеленой листвы и воздуха перед летней грозой… — Так ты, наверное, знаешь и то, куда мы идем?
— Нет, только то, что отведешь туда меня ты.
Говоря это, она обернулась ко мне лицом, и я ощутил шеей ее дыхание.
— Я охотно вверяю себя в твои руки.
Я обернулся к ней, собираясь сказать одну из тех умных фразочек, что выдумал прошлой ночью. Но когда я встретился с ней глазами, то лишился слов. Меня охватило восхищение. Я не могу даже сказать, долго ли это длилось. На тот долгий миг я был весь ее…
Денна рассмеялась, вырвав меня из забытья, которое длилось то ли мгновение, то ли целую минуту. Мы вышли из городка, болтая так беспечно, как будто нас никогда ничто не разделяло, кроме солнца и весеннего воздуха.
Я отвел ее в то местечко, которое обнаружил этой весной: небольшую лощинку, укрытую стеной деревьев. Ручеек струился, огибая серовик, лежащий на земле плашмя, и солнце озаряло полянку с яркими маргаритками, вздымающими лица к небу.
