Она тяжело вздохнула, и над сумеречным прудом разнеслось: «Квак? Квак? Квак?»
Я скользнул в воду. Быть может, я не столь ловок, как выдра, зато уж, наверное, целуюсь получше!
Некоторое время спустя мы лежали на мелководье, на большом плоском камне, выглаженном водой.
— Спасибо, луна, — сказала Фелуриан, удовлетворенно глядя в небо, — спасибо за этого людя, нежного и сладострастного!
В озерце резвились светящиеся рыбки. Каждая не больше ладони, с полосками или пятнышками, лучащимися слабым светом. Я смотрел, как они выныривают из укрытий, куда они недавно попрятались, напуганные нашим барахтаньем. Там были рыбки, оранжевые, как тлеющие угли, желтые, как лютики, голубые, как полуденное небо.
Фелуриан соскользнула обратно в воду и потянула меня за ногу.
— Идем, мой целующийся лягушонок, — сказала она, — я покажу тебе, как устроена луна.
Я поплыл следом за ней, пока мы не оказались в воде по плечи. Любопытные рыбешки сплылись поближе, те, что похрабрее, принялись шмыгать между нами. Их движение обрисовывало скрытый под водой силуэт Фелуриан. Несмотря на то что я исследовал ее наготу во всех подробностях, я внезапно обнаружил, что заворожен ее незримым телом.
Рыбки подплывали все ближе. Одна коснулась меня, и я почувствовал, как меня слабо ущипнули за бок. Я вздрогнул, хотя укус рыбки был мягок, как осторожный тычок пальцем. Я смотрел, как все больше рыбок сплываются к нам, время от времени нас пощипывая.
— Вот, даже рыбкам нравится тебя целовать, — сказала Фелуриан и подступила ближе, прижимаясь ко мне мокрым телом.
— Им, наверное, нравится соль на моей коже, — сказал я, глядя на них.
Она раздраженно отпихнула меня.
— Может статься, им нравится лягушатина!
Не успел я найти достойного ответа, как она посерьезнела и, раскрыв ладонь, опустила ее в воду между нами.
— Луна везде одна, — сказала Фелуриан, — она ходит между вашим смертным небом и моим.
Она уперлась ладонью мне в грудь, потом отвела руку и прижала ладонь к себе.
— Она колеблется между мирами. Взад-вперед.
Она остановилась и нахмурилась, глядя на меня.
— Слушай внимательно!
— Да я слушаю! — соврал я.
— Нет, ты не слушаешь, ты смотришь на мои груди.
Это была правда. Ее груди заигрывали с поверхностью воды.
— Ну, на них стоит посмотреть, — сказал я. — Не смотреть на них было бы страшным оскорблением!
— Я говорю о важных вещах, о том, что тебе должно быть ведомо, дабы ты вернулся ко мне целым и невредимым!
Она испустила тяжкий вздох.
— Ну ладно, если я разрешу тебе ее потрогать, ты будешь меня слушать?
— Да!
Она взяла мою руку и положила в нее свою грудь.
— Сделай «волны в кувшинках»!
— «Волны в кувшинках» ты мне еще не показывала.
— Ну, значит, потом покажу.
Она опустила ладонь обратно в воду, потом тихонько вздохнула и закатила глаза.
— А-а, — простонала она, — о-о!
В конце концов рыбки снова выбрались из своих укрытий.
— О, мой невнимательный лягушонок! — ласково сказала Фелуриан. Она нырнула на дно озерца и вынырнула, держа в руке гладкий круглый камень.
— Внимательно внимай моим речам. Я родом фея, ты же смертный сам. И с небом смертного, и с небом фей луна навеки крепко соединена, — сказала она, сунула камень между нашими ладонями и сплела свои пальцы с моими, чтобы удержать его.
Фелуриан шагнула вперед и прижала камень к моей груди.
— Когда луна таким путем идет, — сказала она, крепче сжимая мои пальцы, — она не посетит мой небосвод, зато, цветком волшебным распустясь, она ночами озаряет вас.
Она отступила назад, так что оба мы распрямили руки, не расцепляя пальцев. А потом подтянула камень к своей груди, подтащив за руку и меня.
— А так вздыхают грустно смертных девы, но при луне звучат мои напевы.
Я понимающе кивнул.
— Любовь и фейе, и людей — она веселой странницей быть может названа?
Фелуриан покачала головой.
— О нет, не странницей. Скиталицей — быть может. Ведь путь ее не ей самой проложен.
— Я как-то раз слышал историю, — сказал я. — О человеке, который украл луну.
Лицо Фелуриан сделалось торжественным. Она расцепила пальцы и посмотрела на камень, что лежал у нее на ладони.
— И это был конец всему, — она вздохнула. — Пока он не украл луну, еще оставалась надежда на мир.
Я был ошеломлен тем, как она это сказала — как будто это всем известно.
— Как это? — тупо спросил я.
— Ну, похищение луны, — она озадаченно склонила голову набок. — Ты же сказал, что знаешь об этом.
— Я сказал, что слышал историю, — ответил я. — Но это была глупая история. Не из тех, в которых говорится о том, как все было на самом деле. Это была… в общем, одна из тех историй, какие рассказывают детям.
Она снова улыбнулась.
— Ты хотел сказать — история о феях? Можешь их так называть. Я про них знаю. Это все выдумки. Мы тоже иногда рассказываем чадам сказки про человеков.
— Но луна в самом деле была украдена? — спросил я. — Это не выдумки?
Фелуриан насупилась.
— Ну а я тебе что показывала! — воскликнула она, рассерженно шлепнув рукой по воде.
Я поймал себя на том, что сделал под водой адемский жест извинение, прежде чем сообразил, что это вдвойне бессмысленно.
— Прости, — сказал я. — Но без этой истинной истории я ничего не понял. Умоляю, расскажи, как это было на самом деле!
— Это старая и печальная история… — она окинула меня долгим взглядом. — А что мне за это будет?
— «Затаившийся олень»! — предложил я.
— Ну, этот дар — дар и для тебя самого, — коварно улыбнулась она. — А еще?
— Я сделаю тебе «тысячу ладоней»! — предложил я и увидел, как ее лицо смягчилось. — И еще покажу тебе кое-что новое, я это сам придумал. Я назвал это «тростник на ветру».
Она скрестила руки на груди и отвернулась, старательно делая вид, что ей это безразлично.
— Ну, небось это ново только для тебя. А я-то уж наверное это знаю, только под другим названием.
— Быть может, — сказал я. — Но если ты не расскажешь мне эту историю, ты никогда не узнаешь, так это или нет.
— Ну что ж, ладно, — со вздохом снизошла она. — Но только потому, что «тысяча ладоней» у тебя очень хорошо получается!
