- А теперь снова в кровать, ведь тебя же, должно быть, знобит, я снова укрою тебя, и ты быстро согреешься.
- И нравится же тебе возиться с таким страсть каким затюканным мальчишкой, как я?
Северус промолчал - ему неудобно было признаваться даже в своей слабости перед, в сущности, ещё ребёнком. Он был слишком для такого, по его мнению, сюсюкания.
Снейп довёл еле держащего на ногах юношу до кровати и подоткнул со всех сторон одеяло.
Гарри слабо улыбнулся от проявления такой заботы.
Одного ему хотелось сейчас больше всего на свете - пить.
С каждой последующей рвотой или приступом диареи ему желалось выхлебать тот, самый вкусный на свете графин, полный так хорошо утоляющего жажду оранжада, выпить на полу-выдохе, чтобы больше желанной жидкости вместилось в пустой желудок.
Потом, с прогрессированием болезни он мечтал о единствнном, хотя и большом глотке даже простой воды, после - о маленьком, а совсем незадолго до прихода любимого профессора - хотя бы о крохотном глоточке, только и способном, что сполоснуть гортань. Тогда Гарри думал, что, либо умрёт от жажды, либо вынужден будет вновь пить ржавую воду из нечищенного бачка.
И вот Северус с ним, но где же такая желанная вода?
Снейп прочёл эти мысли своего несчастного мальчика, когда тот с мольбой смотрел на зельевара. При этом Гарри был так слаб и эмоционально, и физически, что Снейпу удалась Легиллимеция быстро и безболезненно для подростка. Не то, что на тех треклятых занятиях с тогда ещё просто надоедливым, вездесущим мальчишкой, «мистером Поттером», называть которого по имени не было никакой охоты да и желания.
Но всё это осталось в прошлом, значит, как считал Снейп, было неправдой, давно уже забытой. Так всё изменилось с тех пор.
Так думал профессор, поймавший за фирменную наволочку домашнего эльфа, который нехотя вёл зельевара на кухню за желательно очень большим стаканом или чашкой.
Правдой же оказывалось, что Гарри - такой, каким он предстал перед Северусом, сильно болен, одинок, брошен всеми на произвол судьбы. Такой подросток вовсе не вызывал у него сексуального желания, но только заботу и жалость.
-
Но мысли Северуса и его мечты о том, как он сейчас принесёт стакан высохшему от жажды Гарри и обучит его тому заклинанию, наполняющему водой, чистой, питьевой, любую ёмкость, были прерваны нежданной и такой ненужной сейчас встречей с хозяином Малфой-мэнора.
- Ну что? Выздоровел окончательно а, храбрец?
- Представь себе.
- А с тебя должок, - оживился милорд, - два месяца и две недели.
- Ты что, собираешься спать со мной днём? Это же не входит в условия нашего договора! - изумился Северус, пойдя на слизеринскую хитрость. - И вообще, я очень занят сейчас. Может, ночью? Клянусь, я приду на первый же твой вызов.
Но Снейпу не удалось накормить завтраками милорда, ведь тот тоже остался слизеринцем в душе. От змеиного факультета, в котором ты провёл семь лет, никуда не деться - полученное там воспитание будет преследовать тебя всю жизнь и определять твоё поведение и даже ход мыслей.
- Да, я не собираюсь ждать ночи! - голос Малфоя дрожал от негодования и нетерпения.
На этот раз Фортуна улыбнулась ему, более сильному и ловкому, нежели Снейпу, думающему о Гарри и потерявшему за две недели болезни некоторый навык обращения с палочкой. Милорд быстро выхватил свою и, понимая, что Снейп по своей воле не пойдёт с ним и, уж тем более, не даст себя изнасиловать, что являлось мечтой Люциуса ещё с очень давних пор, быстро, не раздумывая, произнёс:
- Imperio prolongum!
И Северус с остекленевшими, как у манекена, глазами, тихо и послушно под прицелом волшебной палочки негодяя поплёлся, как марионетка, в злосчастную шестнадцатую спальню.
- Снимай брюки… Так, молодец. Теперь наклонись. Да обопрись же ты на руки, глупец! - нетерпеливо командовал безвольной жертвой Малфой, враз ставший безжалостным, с чувством всевластия, покорившего его и возбудившего ещё сильнее.
Северус послушно выполнил все команды Люциуса.
Он наклонился, оперевшись руками о застеленную кровать, а милорд, разумеется, без кондома - этой противной маггловской резинки, как в Гарри, с размаху, грубо ворвался в профессора.
Но тот почему-то не застонал, как это делала в последнее время измученная насилием мягкая игрушка.
- Значит, не больно?! А вот так? - ярился Малфой.
И Люциус изо всех сил, пыхтя от напряжения, стал двигаться в жертве собственной похоти. Он ударялся лобком и низом пухлого живота о ягодицы Снейпа. Затем последовала команда:
- Обопрись на локти!
Под непрекращающимся действием заклинания подвластия Северус так и сделал.
Люциусу наконец-то удалось войти глубже, значительно глубже, и его движения мало-помалу утратили былую ярость и силу - он устал. Просто стало слишком трудно двигаться в этой, значительно сузившейся, два с половиной месяца, а то и больше, не знавшей вторжения члена и занятий сексом прямой кишке.
Милорд практически увяз в собственной жертве, и насилия, как такового, не получилось… в который уже раз.
В ярости насильник-неудачник вышел одним тяжело давшимся движением из полукровки и, чтобы причинить наибольшую боль, боль запоздалого мщения «за всё хорошее», за непопранную гордыню, подумать только, грязнокровки, за привязанность к Поттеру, за неполучившееся в очередной раз изнасилование, наконец, за так и не сваренное зелье для восстановления красоты пухлого лица, выкрикнул в бешенстве:
- Crucio! И кричи громче, услаждая мой слух!
Но Снейп не кричал - он привык к Круциатусу самого Лорда, а тут… какой-то Малфой.
Милорд, видя, что и эта его задумка провалилась, подбежал к послушному, безвольному телу, лежащему на боку и увидел, как по телу профессора пробегает одна судорога боли за другой, и начал избивать Снейпа ногами и руками. Наконец, выплеснув заряд ненависти, ярости и злобы, Люциус сжалился и пришёл в себя. Он прекратил оба Непростительных одним пассом и обычными в таком случае словами.
А пока Северус тоже приходил в себя, удивляясь, почему он лежит на ковре в спальне и так болит всё тело, Люциус, опасаясь возможных ответных действий со стороны грубо измочаленного кума, произнёс скороговоркой:
- Obliviate localus!
- Что с моей головой? Я чувствую себя избитым. Почему я лежу в спальне на полу?
- А откуда ты, Северус, можешь знать об этом… теперь? - выдал себя Малфой, погорячившись и будучи на седьмом небе от своей «проделки».
- Ты… ты произнёс заклинание Частичного Забвения? Ну и скотина же ты! А до этого тебе удалось меня изнасиловать. Впрочем, неужели ты осмелился применить ко мне Первое Непростительное?
Но я же шёл… куда-то по очень важному делу. А вот откуда и куда я направлялся, не помню.
- А всё ты, Люциус, со своей страшной рожей! Что, не лечат в святом Мунго? Или твои пресловутые связи - просто ложь и выдумка, и с такими ранами никто из колдомедиков связываться на свою голову не хочет?
А вот не буду я варить тебе зелье, кровушки пожалею на такую образину и негодяя.
Сначала он насилует Гарри, потом измывается надо мной… Что ты на это скажешь, а, милорд? - в свою очередь глумился Северус.
- Что ты подлец да и чести у тебя нет, ведь ты же грязнокровка! - в сердцах высказался разозлённый Люциус. - А это значит, что благородные идеалы чистокровных фамилий не для тебя.
