едой.
Миледи даже похудела немного в начале своей скорби, но потом, по мере того, как в её, ставшей безобразной немытой голове, постепенно, но на удивление быстро исчезали последние крохи разума, и всё застилала пелена безумия, снова поправилась. Миледи всё больше уходила в себя, в тихое безумие, в воспоминания о... несбывшемся. О своей огромной всеобъемлющей любви к французу.
Она и Пасхальные каникулы с сыном, так горячо ожидаемым ей когда-то, ещё до смерти возлюбленного, и так холодно встреченным, а потом отправленным жестоким к женщине супругом куда-то далеко, провела в этих грёзах. А сын ей оказался больше не нужен.
С наступившим летом миледи к вящей радости и облегчению жесткосердого супруга, скончалась. Она ушла из жизни как-то тихо, незаметно, словно и не было никогда на земле магической Британии такой ведьмы - Нарциссы Блэк. Именно под этой фамилией мёртвое, быстро разлагающееся из-за наступившей вдруг неанглийской жары и собственного жира тело злополучной бывшей супруги Малфоя было быстро предано земле на родовом кладбище Блэков в Юго-Западной Англии…
Малфой изредка навещал свою мягкую игрушку с обычной целью - изнасиловать и поглумится вдоволь над беззащитным, никак не могущим поправиться окончательно после болезни, а потому слабым и «неинтерсным», даже не брыкающимся и не ругающимся матом юношей.
Но теперь милорд всё свободное время посвящал аппарациям в клинику св. Мунго к действительно имеющимся в природе хорошо знакомым колдомедикам, которых осыпал галеонами, лишь бы процесс восстановления внешности шёл быстрее. Ещё бы ему не суетиться! Ведь всего через полгода положенного в высшем свете траура он окажется с его-то состоянием и внешностью, ещё далеко нестарый, но мужчина в самом расцвете лет, одним из самых завидных женихов на обоих островах.
… Зато на Пасхальных каникулах Люциус просто упивался обществом «сынулечки», «кровинушки», «пусечки», своего Дракусика, ещё более повзрослевшим и поумневшим, разумеется, по мнению отца.
- А ещё он так похорошел, Северус! - вещал милорд, захлёбываясь от восторга своему исправно, как на работу, являющемуся отбывать «постельную повинность» Снейпу. - Ты просто ежедневно с ним видишься, вот от упрямства и отказываешься признавать очевидное.
- Он не красивее Гарри, напротив, - упорно твердил в ответ бахвалистому любовнику Северус.
И хотя Гарри чертовски грязный, а Драко у тебя чистенький, Избранный сложен более по-мужски в отличие от похотливого, как и отец, сына.
- А что, разве у моего сынулечки уже роман с какой-нибудь красивой слизеринкой? - оживлялся всегда на этом месте милорд.
И не надоедало же ему выслушивать раз за разом одни и те же «новости», а вот профессору давно надоело смаковать развитие любовных отношений пылкого крестника, но он терпел и повторял с начала.
- Да у него куча-мала этих слизеринок, есть даже рэйвенкловец. Пожалуй, он больше всех пассий твого сына импонируует мне - и красивый, и умный, но и себе на уме.
- Да-а-а? - жеманно удивлялся при известии о рэйвенкловце милорд.
- Представь себе. И… ну перестань же тянуться к моему члену, наконец! Я не собирался и впредь не намерен кончать с тобой, Люциус. Уж бери, что дают. Ты уже кончил, вот и вылезай быстренько из меня.
- Какой же ты невоспитанный, Северус. Право, удивляюсь твоей стойкости и упорному нежеланию поласкаться и тоже получить разрядку. Я же знаю, у тебя третий месяц никого нет, так почему бы не кончить, сбросив излишнее напряжение. Расслабься, я всё сделаю сам, а ты - вот увидишь, насколько тебе станет легче даже после одного раза. Ну а уж если повторять эту процедуру каждую ночь, то ты станешь удовлетворённым, перестанешь ершиться из-за пустяков и станешь более по-доброму, если это слово можно применить к тебе, относиться к студентам, а не рычать на них из-за каждой оплошности. Мне Драко сказал, что ты стал совершенно невыносим на занятиях. Даже снимаешь баллы с родного факультета. Это тебе сперма в голову ударяет.
- Нет, не желаю слушать тебя! Может, мне и вправду тяжело переносить столь долгое воздержание, но, чёрт побери, от тебя мне милостыни не надо.
Так что выходи немедленно, не то я… - Снейп осёкся.
Ему нечего было предложить ненасытному Малфою, решившему вдруг позаботиться о любовнике. Только из-за Избранного профессор соблюдал договор и являлся практически каждую ночь к похотливому куму по первому же зову.
С Гарри ничего не получалось - Люциус преодолел брезгливость и следил даже за утренними осмотрами сфинктера юноши. Поттер несколько пришёл в себя за прошедшие пол-месяца после кризиса, чуть было не убившего его, но не набрал ни пол-фунта. Теперь Северус перед каждым осмотром Гарри, словно студент перед экзаменом, ожидал и ещё более боялся увидеть порванный анус, но всё было на удивление в норме.
Люциус же теперь занимался сексом только с упрямым Северусом, так и не сварившим ему заветного зелья на собственной крови.
Снейп обманывал Малфоя «за всё хорошее», утверждая, что из-за постоянного недосыпания его кровь по каким-то непонятным далёкому от науки милорду параметрам не подходит для пресловутого и такого необходимого Люциусу зелья. Однако Малфой был истинным слизеринцем и хорошо чувствовал ложь, хоть и сам любил приврать. Он понимал, что эти два фактора - состояние крови и сон - друг от друга не зависят, и что кум просто водит его за нос.
Колдомедики, как могли, старались работать над регенерацией кожи и мышц лица знакомого пострадавшего, но их деятельность и активность упирались в галеоны, сотни галеонов за один визит, складывающиеся в тысячи. И тут оказалось, что хозяин Малфой-мэнора на грани банкротства, так опустошили его бывшее огромным состояние сначала покойная ныне жена, объедавшая супруга, а после её смерти - колдомедики, запрашивавшие всё больше и больше денег за каждый рубчик.
Дома-то и угостить особо нечем было дорогого кума и любовника, званые обеды поскромнели до неприличия. А как же долг гостеприимного хозяина? Вот Малфой и мучился от постоянной нехватки капиталов, ожидая чуда - смерти двоюродного богатого дряхлого дядюшки, и это ещё при том условии, если тот не изменит завещания в пользу какого-нибудь другого родственника.
А тут ещё и Снейп заупрямился со своим чудотворным зельем. Он понял проблему ненавистного любовника и запросил за «свою чертовски дорогую и, вообще, бесценную кровь», по его словам, несколько сотен галеонов. По сравнению с аппетитами колдомедиков это было разовой выплатой и не очень-то дорогой, но… у Малфоя каждый кнат был на счету уже с конца марта, когда заболел кум.
А с тех пор прошло уже полтора месяца, в течение которых сребролювые колдомедики нагло обирали милорда, лишая его состояния медленно, но верно.
И, что самое обидное, отказывающийся раз за разом от удовлетворения, которое он, Люциус, добровольно предлагал любовнику, совершенно здоровому и сильному, не отсыпающемуся днём, как сам милорд, просыпавшийся порой лишь к ланчу, Северус отказался помочь родственнику во Мерлине бесплатно, но решил обогатиться за счёт его несчастья, виновником которого сам профессор и был. Ну скажите, где его совесть? Или не было её никогда…
В последнем милорд не ошибался. Вот совести-то у Северуса Тобиаса Снейпа, двойного шпиона на протяжении шестнадцати лет, пылкого полукровки, до недавнего времени менявшего любовников, как перчатки, причём любовников юных и зачастую девственников, и не было. Была когда-то давно, а теперь не осталось даже намёка на неё.
Но, что касается пропитания мальчишки, вода у него каким-то чудом постоянно была да ещё этот ппротивный, ежедневный осмотр грязной, вонючей, немытой клоаки этого ненавистного Гарри Поттера, к которому кум вдруг воспылал непонятными Люциусу чувствами, совесть или её подобие, забота, что ли, внезапно появлялась.
Если это непонятное чувство, заставлявшее хлопотать над мягкой игрушкой и всячески заботиться о нём, было любовью, то почему тогда Северус не увлечёт юношу с собой в Хогвартс? Не мог же Люциус круглосуточно наблюдать за парой голубков! Утащил бы мальчишку, чтобы в школе, у себя в апартаментах, заложив камины камнями, дабы хозяину мягкой игрушки было не достать свою собственность, отмыл бы в ванне, накормил едой с кухни и стал бы предаваться взаимным любовным утехам с несовершеннолетним…
