настанет вскоре!
Иди же ко мне скорее, да сними и тунику вторую, дабы наг был ты, как я, весь пред тобою. И не смущаюсь я наготы своей, о Северус, птица моя непокорная, своевольная, ворон священный, каковым почитался он у х`васынскх`. Птица столь мудрая, что ни один из воинов Людей, зовущих себя Истинными, Миром Правящими, не убил ворона за всю бытность мою рабом, хотя птиц подстреливали они во множестве и питались ими. Даже соколов стреляли они, на ворона же священного руку не посмели поднять.
Иди ко мне! Поцелуями и ласками нежнейшими сначала покрою я всего тебя, лишь после в распалённого войду!
Иди скорее! Уж заждался тебя я!
Гарри мигом спустился с холма и кончил наскоро. Хотел Поттер, чтобы долгим, насколько сможет он сдержаться, стало соитие чудесное с любимым до безумия Северусом.
Как же хорошо, что Северус многомудрый научил Гарри, ничтожного раба, изъясняться на столь образной, богатой метафорами и эпитетами латыни высокорожденных патрициев! А уж как глупый Гарри не желал учить язык сей благородный! И всё же выучился.
Юный мужчина вновь поднялся на холм, на коем уже возлежал на спине нагой, дивно прекрасный Северус, куст розана, сбросивший колючие шипы свои, дабы Гарри мог насладиться каждым, отдельно взятым, но не сорванным цветком. Цветками, из коих, по мнению влюблённого фантазёра, состояло всё тело Северуса, одинаково благоуханное, чистое, вымытое совсем недавно, когда подарил любимый поцелуи горячие ему, Гарри. Впервые после гибели его второй половинки сердца, возлюбленного Квотриуса.
Не ведал Гарри, что вместе с Квотриусом сожжено и сердце Северуса, всё, без остатка. А то, что осталось, настолько искусственно, что юноша и представить себе не может. Словно протез заменил сердце живое, в Северуса мистически вошедший взамен сожжённого, и только от Гарри, от его неумелости, приятной протезу сему ради самоуничижения, зависит главное. Возродится ли сердце живое, кровь прогоняющее по телу уже хладному, умирающему, или так и останется нежизнеспособным протезом, обрекающим Северуса на гибель неотвратимую без любви.
… Любовь была насущной потребностью той частицы, которая осталась от живого сердца Северуса, но протез проклятый, окаянный, не давал несчастному волшебнику права на любовь новую, хоть и при жизни Квотриуса дважды сходился он с новым любовником своим.
Не раз позволял Северус выйти наружу жажде Гарри к боли необычайной от чрезмерно сильных шлепков по заду, хоть и противно это было Снейпу. Но лишь раз, в рождественскую ночь незабываемую, пострадал он сам, пугающе, бессмысленно, кроваво, правда, излечившись быстро. А вот у молодого человека, по упорному желанию, остались на всю жизнь шрамы большие от порезов словно обезумевшего тогда от чужой и своей крови Северуса.
В раз второй сделал Северус Гарри любовником своим, забрав невинность переспелого парня двадцати трёх с половиной лет. Девственность «юноши нежного», каким тогда показался Гарри Северусу. И после короткого, толком неинтересного совокупления с Гарри он предался прекраснейшей, захватывающей дух любви с Квотриусом. Вот та любовь была столь велика, что Северус даже честно сказал возлюбленному более жизни Квотриусу, мол, разлюбил я Гарри в тот же миг, когда познал его.
И долго после не предавался он любви с Поттером, разумно находя её скучной. Слишком уж скоро изливался Гарри, а на соития последующие был он не годен, ибо уставал от единого.
Всё это обдумывал Северус, пока, как он понял, Гарри снова изливал сперму на землю вскоре уже Запретного Леса.
Гарри незаметно подкрался на вид к беззаботному, уже или ещё не возбуждённому Северусу, и вот он целует его лицо, потом переходит к шее, покрывает неожиданно умелыми поцелуями каждый дюйм его груди, живота, боков, паха.
- Прошу тебя, не увлекайся, о Гарри мой.
- Лишь о тебе все помыслы мои, тебя лишь одного хочу обнять я, зацеловать тебя столь сильно и страстно, дабы стонал, кричал ты на лес весь, ибо никого здесь больше нет.
Уверен в этом я.
И дабы умолял меня о большем ты, тогда войду я в тебя сразу. Пусть больно будет тебе совсем немного, потерпи, прошу тебя, о, будь великодушен.
Растягивать я не умею, прости меня, но вовсе не ведаю я, как соделывается сие. Поверь, по мне, так сложное весьма и тонкое дело. Как бы не порвать мне твой анус нежный, в него три пальца запустив.
- Лишь небольшую боль перетерпеть мне нужно, Гарри мой Гарри, но я смирился с ней уже давно. Под стать тебе я нежным буду, как в нашу первую, незабываемую ночь!
О, Гарри мой, целуй меня всё крепче, расточай слюну свою драгоценную воистину, горчащую настолько, что скулы сводит мне, когда тебя целую. Но сие приятная мне горечь, ибо таковой не было у Кво…
- Так, значит, неприятны тебе лобзания со мною? Горчат уста мои, ты говоришь? В раз следующий мёда я прикажу подать рабу мне, дабы тебе любезней стало целоваться со мною! Ты же целуешь горячо так! Так поцелуешь ты меня в уста, горчащие премного?
- Но пенис твой столь сладок, о Гарри мой, что только удивляюсь я сему, хоть странному весьма и вельми, как сказал бы старикан Сабиниус, мой тесть, но факту без опроверженья какого-либо, даже завалящего, - Северус незаметно для себя, но очень заметно для Гарри, переходил на вульгарную латынь.
Увидев же, как корёжит Гарри от вульгарности, как и… Квотриуса когда-то, а уже больше месяца прошло со дня его кончины, Северус умолк.
Гарри несмело протолкнулся вглубь и обнаружил приятную узость и жар ануса. Теперь его вело желание как можно скорее овладеть любимым телом. Вот только почему во время страстных ласк, подаренных Северусу, ни разу не возопил он по-англски от безграничного, как просторы Вселенной, наслаждения? Но сейчас не время, дабы раздумьям предаваться.
Он с трудом начал двигаться в любимом, но тот молчал, словно соплохвоста ядовитого проглотил, и только извивался, стараясь найти самостоятельно, раз уж любовник неумеха, необходимый угол трения его пениса о простату.
Внезапно Поттер вышел из Снейпа и вошёл обратно, резко толкнувшись. Северус в это мгновение повернул бёдрами, как научил он Квотриуса перед походом, и Гарри закричал от неописуемого блаженства и пришедшего понимания…
* * *
* Латинский двуликий бог Янус, во имя которого назван один из последних зимних месяцев ромейского календаря.
Глава 89.
… Что и как нужно делать, чтобы им стало сказочно, чарующе, небывало прекрасно, как никогда не было Северусу с Куотриусом, по излишнему самомнению мистера Поттера.
Он стал двигаться размашисто, то входя в уютный, узкий, горячий вход, распаляющий естество, то покидая его, возвращаясь с большим размахом.
- Любимый мой, прошу, не сдерживай свой пыл. Неужли не по нраву тебе любовь моя совсем, хоть и неумелая, но… словом, от всего сердца? Не верю, ведь застонал же ты, но столь глухо. Кричи же, осчастливь меня ты возгласом наслаждения превеликого!
Отдайся страсти, уж больше месяца прошло с… молчу я, умолкаю…
Вот же, разве не воспеваю я тебя движениями тела, нам принося желанный сердцу жар? Ведь я в тебе живу, поверь мне только, в той сердца половинке, о коей говорил ты мне давно!
Иль нет мне больше места в нём, живом биении сердца твоего?! Всё кровью обливается оно? Всё плачет?
Хоть и люблю тебя, люблю безбрежно, безгранично, словно на море в штиль, как видел я по ящику тому, что магглы телевизором зовут, ещё у Дурсли…
С тобою мне надо быть подобно птице, совокупляясь с птицей!
- Узри же море! Ты его не видел, я же много раз, просиживая часто вечера, покуда не стемнеет вовсе, у кромки вод, столь нежно, жалобно шуршащих галькой и ракушками…
Я дарю его тебе сейчас! Мы пролетим над волнами столь низко, что пеною морской солёной обагримся с головою! Не бойся моря ты, пучин превеликих сих, громадных.
