жизненный путь розами без шипов. Хоть на один да наколешься. Нужно думать о живых, а за души мёртвых заступится Мерлин всеблагой - наш предстоятель пред Господом Богом. Уж поверьте мне в этом, сэр.
Кстати, я устала. Для дамы в моих летах это - долгий разговор.
- Но, миледи! В особняке Блэков не сохранилось никакой голубятни! - вскричал разочарованный Ремус. - Помогите, объясните, хотя бы, где она располагалась.
- На крыше, сэр, где и положено располагаться голубятням в этой развалине. Всего доброго. Вы утомили мне разум.
- Всего доброго и… тихого, - проговорил Люпин.
Он стеснялся этой дамы, единственной в замке из почивших прародителей Северуса, которая заговорила с ним и, к тому же, знавшая… так много всего - и нужного, и… не очень, но она оказалась настолько полезной для всех Орденцев, что Люпин простил графине Валенси её словоохотливость.
Ремус немедленно накинул по сырой погоде мантию. А погодка выдалась такая, что, казалось, разверзлись все небеса вплоть до седьмого с их многослойными, тёмно-сизого цвета, тучами и аппарировал на крышу особняка Блэков. Крыша едва заметно просела под ним, однако выдержала, хотя Ремус ожидал куда худшего исхода приземления на вечно текущую во многих местах крышу. Он вообще боялся с грохотом провалиться сквозь неё на последний, он же большущий нежилой чердак, этаж.
Но обошлось и без эффектного появления в особняке. Иначе бы Ремус не увидел металлическую пластину, вваренную в крышу и торчащую вертикально.
- Если кто и знал об этом остове древней голубятни, так только сам Сири или… кто-нибудь из ребят, младшего поколения принятых в Орден или не успевших даже быть принятыми. Скорее всего, мальчишки… Где они теперь, эти мальчишки и даже девчонка? - с грустью подумал Рем.
- Девочка навсегда, вернее, покуда хватит средств у её матери, в клинике св. Мунго. А ведь мать Гермионы - маггла, значит, скоро состарится и не сможет работать. Следовательно, Гермиону вышвырнут в одиночество без лекарств, в дом её, почившей к тому времени, либо ещё ледащей матери, за которой и уход нужен.
- Рону в этом отношении «повезло» больше - раз отмучался парень, да и дело с концом, всё равно ведь ни Молли, ни, почитай, Артура, ко времени его потенциального возвращения после Хогвартса в Нору, уже не было.
Вот бы намучался никому из старших братьев не нужный Рональд! Ну, может, Джордж пристроил бы его из милости продавцом в свой магазин. Да они же с Ли Джорданом и безо всяких подсобных рабочих обходятся. Только вот к Ли постоянно ходят девицы, и он меняет их, как надоевшую, разношенную, прости, Мерлин, обувь. К Джорджу, а симпатичный же ведь парень, вылитый Артур, каким он был, наверное, в молодости, ни одна девчоночка не подойдёт, а и подойдёт, так и возвернётся ни с чем. И ведь Молли была, хоть и толстушкой, но такой сексапильной. Так и хотелось, наверняка, покойному пылкому Кингсли прижать её в тёплый угол к тёплому месту…
- Но что это я о покойниках… так, как-то неряшливо, грязно. Ведь и Артур, считай, живой труп. Навещал же я его в прошлом году на поминки детей и жены, так совсем плохой он стал. И ест чрезмерно много, а пьёт уж куда больше. И кто только его приучил… столько пить? На Джорджа с Биллом вроде как и не подумаешь. Ой, надо же ребяток поскорее выручать, а то Артур совсем без мясных пирогов останется. А они ведь для него - последняя радость! В смысле, пироги…
Ремус спустился по уступу крыши, неровной, словно бы с карнизом. Создавалось впечатление, что дом Блэков состоит из двух частей - передней и задней, и первая - более старая. На ней-то и был остаток голубятни, на железном листе ещё виднелись остатки голубой, скорее, даже лазоревой, облупившейся краски. Ремус взглянул сверху из-за металлического листа на площадь. Да, на ней тут и там виднелись чёрные пятна всё тех же - они же все одинаковые - польт.
- Ну, что ж, выручайте, старые голубятня и ещё более древняя, прекрасная в своём роде, а уж какая великодушная, герцогиня!
Так, положившись во всём на Мерлина, подумал Ремус, действительно найдя что-то вроде люка в крыше, с тудом открывая его. Тот сдвинулся с места лишь немного, тогда Ремус, придерживая раззявленную пасть левой рукой, правой рукой с палочкой наложил на люк заклинание Невесомости. Люк подался и отворился уже без труда, только с жутким скрипом.
- Мордред тебя пастью своей зловонной раскромсай! Не можешь потише, что ли?! Видишь, польты уже ушки на макушке держат и на звук оглядываются! Зацелуй тебя Дементор, если не приведёшь, в итоге, прямо на кухню! - Ремус неласково обратился сначала к люку, а потом к раскрывшемуся подзем…
Ко всем демонам! Какой ещё «подземный ход», если сам Люпин на крыше стоит! Как там говорила волевая женщина? А, «внутристенный». Внутристенный ход. И зачем он понадобился из кухни в голубятню, такое, прямо скажем, неподходящее место? Поварам за голубями лазить? Смешно. Это были не «кормовые», лесные, а с трудом одомашненные голуби. Зачем же ещё?
Ремус думал, а сам спускался, еле протискиваясь по очень узкому, отсыревшему, со слизняками какими- то, мелькавшими в свете Lumos. Местами было посуше, но там была многовековая паутина, которая неприятно налипала на лицо.
* * *
* Лазарет, изначально, в эпоху Крестовых походов, странноприимное заведение им св. Лазаря в Палестине под покровительством военно-рыцарского Ордена Иоаннитов (Госпитальеров), предназначенное для самых обездоленных путников.
Глава 17.
- Ничего, это тебе не министерским Аурорам мозги пудрить. Прорвусь как-нибудь да ещё всех своих обратно, наверх прихвачу. С невидимой крыши потихоньку и аппарируем все в гостеприимный Гоустл. Там, по крайней мере, нас никто не встретит, кроме радушных домашних эльфов Сева, переженившихся в отсутствие Хозяина, ох, и влетит же мне по первое число от Северуса, когда он… вернётся. А чую я, что вернётся он, и не один, а с избранным, тьфу, избранником своим. Ему ли не наплевать на шепотки студенческие за спиной! Уж сколько он шепотков подобных и попросту глумежа выдержал за семнадцать лет, пока ходил со всклокоченными, грязными волосами!..
- А как же мне всех, без спроса, привести в Гоустл-Холл? Но ведь это единственное место, которое я знаю, где можно действительно спрятаться! Ведь замок Сева так скрыт невидимым защитным антипоисковым контуром, что, как он сам рассказывал, его даже на главной карте страны в кабинете… бывшего министра магии нет. Это означает, и в Аурорате на картах Гоустл-Холл не заявлен.
- Значит, нам туда дорога! Значит, нам туда дорога!
Слишком громко и жизнеутверждающе запел Ремус. Ему было не по себе без этих разговоров с самим собой.
- А… как же мне рассказать о Тонкс и о… себе? Мундунгус побоку. Он, верно, хорошо скрывается у кого-то из своих нелегальных «корешей». А я… А я-то как? Так и сказать, мол, пожалел собственную разъёбанную задницу? Мол, не знал, что Нимфадора - девственница? Так ведь не поверят же - о последнем факте весь Орден если и не знал, то подозревал втихомолку. Покойная Тонкс же сама говорила об этом факте, и не раз, но это было давно.
- А-а, скажу лучше правду, а то Флетчер как-нибудь проболтается при всех. Вот тогда-то стыдобища настоящая и будет! А так, сам покаюсь, скажу только, что невинный я, нечего им про миленького знать. И так с оглядкой ко мне относятся. А то подумают ещё, что я извращенец и устроят обструкцию. О, это я замечательно сказанул! Да, наверное, меня и в спальнях слышно, как тихо сам с собою я веду беседу, чтобы не так… страшновато было идти по этому внутристенному ходу, подумать только, в особняке Вальбурги Блэк, в этой развалине с чудом сохранившемся ходом, бывшем ещё в палаццо начала пятнадцатого века. Это ж надо было так изуродовать дворец! Ох, уж эти Блэки!
- А что тут извращенческого? - продолжал приговаривать себе под нос Люпин, уже добредший до горизонтального каменного тоннеля. - Всего лишь мой миленький дружок, ах, как там дальше-то было? Вот не помню - память от этого хода напрочь отшибло, здесь, словно в Междумирье не там и не тут, а там-тут одновременно. А ведь Сев исполнял мне арию пастушки из маггловской оперы какого-то Чиковски* , верно, поляка какого-нибудь…
