категории отнюдь не ложные и не политические — любовь к Отечеству, готовность жизнь отдать за него. В силу своей организованности, дисциплинированности, убежденности коммунисты и комсомольцы, составлявшие контингент политбойцов, выгодно выделялись из солдатской среды.
Последующие мобилизации, а их до конца 1941 года было осуществлено еще пять, ЦК поручил Главному политическому управлению РККА. Выявленные архивные документы свидетельствуют: начальник ГлавПУ воспринимал формирование коммунистических рот и батальонов как одно из важнейших дел. Так, 13–14 июля он дал указание военным советам Северо-Кавказского, Уральского, Харьковского и Московского военных округов о призыве в течение пяти дней по 500 человек и их обучении. 20 июля дается новая разнарядка: МВО должен мобилизовать уже 6 тысяч человек, ХВО — 1,5, УрВО — 1, кроме того, Орловский ВО — 1 тысячу человек.
Проведенные по горячим следам проверки показали, что при формировании коммунистических батальонов допускалось немало недостатков: многих бойцов приходилось откомандировывать назад по состоянию здоровья, были случаи симуляций и даже дезертирства. По этим сигналам принимались необходимые меры. Но не все было по силам и начальнику ГлавПУ. В сентябре 1941 года Сталин запретил выдавать из центральных арсеналов вооружение для коммунистических отрядов. Как ни пытался Лев Захарович стороной выяснить, почему последовал такой запрет, ясности не добился. Возможно, вождь решил, что в эти сентябрьские дни, когда грозовая обстановка под Москвой сгущалась пугающе быстро, от оружия в руках профессионалов будет больше толка.
В любом случае указание Сталина ставило политбойцов в тяжелое положение: на фронт они нередко прибывали слабо, а то и вовсе не вооруженными. Тем не менее ГлавПУ РККА прибегало к их призыву и в дальнейшем. Всего за первые полгода войны таковыми стали 60 тысяч коммунистов и 40 тысяч комсомольцев.
Заботясь о насыщении армии политработниками, Мехлис поначалу шел от жизни, соотносил свои шаги с потребностями практики. Уже в начале июля на Западном фронте ему стало ясно, что «штаты управлений политпропаганды фронтов не отвечают условиям военного времени», о чем он не замедлил сообщить Маленкову и своему заместителю Кузнецову. Прежде всего «при огромном значении авиации и мотомехвойск в современной войне управления пропаганды фронтов не имеют соответствующих отделов, между тем, как отдел культуры совершенно излишен». Введя своей властью в штат УПП Западного фронта два новых отдела и исключив один, армейский комиссар 1-го ранга предлагал реформировать таким же образом штаты УПП и других фронтов.
Но вскоре он впал в административный раж, пытаясь накрыть сетью политработников буквально все звенья разветвленного армейского механизма. Должности заместителей начальников по политчасти в структурах штаба фронта были введены также: в управлениях — артиллерийском, связи, военных сообщений, автобронетанковом и инженерном, отделах — кадров, устройства тыла и дорожной службы, санитарном. В августе начальник ГлавПУ дал указание ввести в штаты танковых бригад должность комиссара штаба. В ноябре от него поступило указание срочно назначить военкомов в ряд отделов Управления войсками обороны Москвы.
И даже находясь в 1942 году в длительной, полугодовой командировке на Крымском фронте, Лев Захарович не выпускал эти процессы из поля зрения. Своему заместителю по ГлавПУ он дал указание ввести в штаты стрелковых батальонов отдельных стрелковых бригад должности освобожденных секретарей партбюро. Причина: «На войне совместительство политрука роты с должностью секретаря партбюро не выходит».[117]
Насаждая политработников буквально повсеместно, Мехлис допускал явный перехлест. Во многих случаях введение все новых и новых должностей политработников, особенно в штабных и управленческих структурах, не диктовалось особой необходимостью и лишь отрывало дефицитные кадры от передовой.
Перестройка на военный лад требовалась и в организационнопартийной работе. 28 июня своей директивой членам военных советов и начальникам УПП округов, фронтов и армий начальник ГУПП определил основные задачи в этой сфере: создать при управлениях (отделах) политпропаганды фронтов (армий) партийные комиссии; вопросы приема в партию решать на заседаниях бюро и утверждать в парткомах соединений, минуя собрания первичных парторганизаций; принимать к рассмотрению рекомендации членов партии, знающих рекомендуемого менее года; обеспечить быстрое рассмотрение заявлений о приеме.
Обращает на себя внимание, что в своей директиве он шел вразрез с требованиями устава ВКП(б), предусматривавшего для рекомендующих совместную работу или службу вместе с рекомендуемым в течение не менее года. Очевидно, Льву Захаровичу удалось тогда заручиться устным согласием генерального секретаря ЦК, ибо «новаторство» армейского комиссара 1-го ранга было узаконено только через три недели. Лишь 19 августа ЦК дал указания облегчить процедуру приема «особо отличившихся в боях». Если они представляли рекомендации от тех членов партии, которые знали их менее года, то в таком случае, согласно директиве начальника ГлавПУ, дополнительно требовалась боевая характеристика за подписью политрука или комиссара части. Аналогичные указания были даны и по следам постановления ЦК ВКП(б) от 9 декабря 1941 года, разрешившего принимать отличившихся в боях военнослужащих после 3-месячного кандидатского стажа.
Мехлис и позднее настойчиво искал, как увеличить рост парторганизаций, успешнее формировать актив. Так, в апреле 1942 года из Крыма он шлет телеграмму своему заместителю с предложением поставить перед ЦК вопрос о том, чтобы в боевой обстановке выборы парторгов и бюро проводить открытым голосованием. Следовать уставу, то есть избирать тайным голосованием, на фронте трудно, пояснял Лев Захарович.
Совершенствуя систему оргпартработы, он, естественно, не мог упустить из виду вопрос личной примерности коммунистов и членов ВЛКСМ. Тем более что сводки воинских преступлений первых месяцев войны показывали: в числе паникеров, дезертиров и даже перебежчиков немалый процент составляли члены партии и комсомольцы. Несколько таких фактов начальник ГУПП посчитал необходимым привести 15 июля в своей директиве военным советам и начальникам УПП фронтов, округов и армий. Так, секретарю первичной парторганизации 13-й корпусной авиаэскадрильи младшему лейтенанту Сапуну было приказано захватить в плен экипаж подбитого немецкого самолета, но «паникер и трус Сапун при первых же выстрелах врага позорно бежал». Во время боя сбежал в тыл командир взвода 50-го стрелкового корпуса коммунист младший лейтенант Петроченко. Причем взвод, оставшись без командира, отразил все атаки врага, не потеряв ни одного человека.
«Трус и паникер с партийным или комсомольским билетом — самый худший враг, изменник родине и делу нашей большевистской партии», — подчеркивая это, Мехлис обязывал начальников управлений и отделов политпропаганды принять все меры по повышению авангардной роли коммунистов и комсомольцев в борьбе с врагом. А паникеров, трусов, дезертиров и пораженцев «немедленно изгонять из партии и комсомола и предавать суду военного трибунала».
Важным направлением деятельности Мехлиса с самого начала войны стало также противодействие геббельсовской идеологической машине. Определенный опыт контрпропагандистской борьбы, как мы помним, он получил еще в ходе локальных войн и конфликтов накануне Великой Отечественной и убедился, насколько ее успех связан с боевитостью, наступательностью, обращением к самым сокровенным чувствам и мыслям солдат и офицеров врага.
Теперь предстояло схватиться с новым и более изощренным противником. Скованное договором с Германией «О дружбе и границе», секретными протоколами к пакту Риббентропа — Молотова, советское руководство, даже уверенное в том, что Берлин — враг № 1, до самого начала войны не могло во всеуслышание заявить об этом. Как о надежном партнере, дружественной стране вещала наша пропаганда о Германии.
Разумеется, картина должна была поменяться сразу же, как только Сталин убедился, что рассвет 22 июня принес не просто масштабную провокацию, а самую настоящую войну не на жизнь, а на уничтожение. Как вспоминал генерал Бурцев, его вместе с начальником «Воениздата» полковником П. Ф. Копыловым Мехлис вызвал сразу после радиоречи Молотова. Последовало задание немедленно перевести заявление советского правительства, с которым выступил наркоминдел, на немецкий, румынский, польский и финский языки и издать его в виде листовки тиражом в 3 млн экземпляров. «Перевод, редактирование, набор и издание — одним словом, все, связанное с нашей первой листовкой, я беру под свой личный
