выкупа и т. д.) ликвидировано было существовавшее ранее право перехода крестьянина (при соблюдении определённых условий) от одного феодала к другому, иначе говоря — совершилось превращение «похожих» крестьян в «непохожие», так что к середине XVI века в массе своей крестьяне были уже «непохожими», то есть крепостными. Общинное самоуправление заменяется управлением приказчиков. Так называемый «копный» суд («копа» — сход крестьянской общины), описанный, между прочим, в одной из последних глав «Сумерек», а также суд великокняжеский уступают место вотчинному суду, суду самих феодалов (право вотчинного суда уже в 1447 г. было пожаловано литовским и русским феодалам), — к началу XVI века у крестьян отняли право жаловаться великому князю или королю на своих господ, сравняв их в этом отношении с рабами.
На протяжении всего этого периода между польскими и литовскими панами было немало конфликтов — как до, так и после Люблинской унии 1569 года, когда собственно Польша (Корона) и Литва объединились в феодальную Речь Посполитую, под властью которой оказались и украинские земли. Экспансия польских феодалов на восток всё это время продолжалась. Люблинская уния сопровождалась, например, отторжением от Литвы Подляшья, Волыни, Брацлавщины и Киевщины и включением их в состав Короны. Немало было и таких фактов, когда украинские магнаты, принимая католичество и ополячиваясь, порывали со своим народом, становились его душителями, предавали интересы и Польши и Украины во имя эгоистических классовых стремлений. (Кстати, в «Сумерках» названы многие из магнатских фамилий, сыгравших именно такую зловещую роль на дальнейшем этапе истории.) А о последующей героической борьбе украинского народа, о народных восстаниях, об освободительной войне под руководством Богдана Хмельницкого и воссоединении Украины с Россией читатель хорошо знает и из истории, и из исторических романов, созданных в наше время украинскими советскими писателями. Окончательное же объединение всех украинских земель в едином государстве свершилось уже в наше время: в 1969 году было торжественно отмечено его тридцатилетие.
Когда Опильский вступил на писательское поприще, жанр исторического романа в украинской литературе ещё не получил такого всестороннего развития, какое наступило несколько позже, в 30-е годы и после Отечественной воины, когда появились произведении И. Ле, А. Соколовского, З. Тулуб, Я. Качуры, Н. Рыбака, П. Панча, С. Скляренко, А. Хижняка и других советских писателен. Но ряд образцов исторического романа уже существовал, проявились различия в подходе к исторической действительности, стояла проблема выбора традиции и идеологической ориентации. Конечно, многие из имевшихся опытов принадлежали больше уже истории литературы и не могли служить примером для демократически настроенного писателя. Уже первый украинский исторический роман-хроника «Чёрная рада» (1845–1857), автором которого был П. Кулиш, хотя и содержал красочные картины борьбы казачества за независимость в XVII веке, хотя и ввёл в украинскую прозу важные принципы исторического романа XIX века, выдвинутые ещё В. Скоттом (прежде всего изображение событий через судьбы рядовых их участников), далёк был от глубокого проникновения и историю— вследствие идеализации автором гетманской верхушки, неприязни к народному движению.
Украинская демократическая проза конца XIX — начала XX века, развиваясь на путях реализма, обращалась преимущественно к современности, создавала суровые и правдивые картины народной жизни, мужицкой недоли, противоречий капитализма. Влияние её на изображение народа в творчестве Опильского несомненно. Но не забыта была в это время и историческая тема. Примером создания широкого исторического полотна может служить, в частности, трилогия М. П. Старицкого «Богдан Хмельницкий», где художественный вымысел сочетается со щедрым введением в повествование подлинных фактов истории, всесторонне изученных и освещённых писателем. Великий демократ Иван Франко оставил — своею повестью «Захар Беркут» (о борьбе карпатских горцев против монгольских войск) — пример такого рассказа о прошлом, который служил бы одновременно поводом для выражения задушевных убеждений автора, его народолюбия и мечты о справедливом обществе. Такое отношение к истории было, несомненно, близко и автору «Сумерек».
Но непосредственно в годы дебюта Опильского исторический жанр переживал в украинской литературе полосу спада. Его заполонили создатели художественно несостоятельных националистически- тенденциозных романов (Кащенко, Островский и др.), не считавшиеся с исторической правдой. Традицию добросовестного изучения и осмысления источников, честного отношения к исторической истине, освещения прошлого с демократических позиций приходилось в то время отстаивать. Это и пытался делать в меру своих сил Юлиан Опильский.
Говоря об отражении национальной истории в украинской литературе, пет оснований ограничиваться только историческим романом. Следует учитывать, что прошлое украинского народа изображалось и в поэзии, прежде всего в гениальных творениях пламенного революционера-демократа Тараса Шевченко, отчасти и в драматургии. Бережно хранилась память о днях минувших, о борцах за вольную жизнь в устной народной поэзии. Эта традиция как бы подсказывала и тему и выбор героев, обязательное присутствие людей из народа, тех, кто борется за народ, хочет ему добра, и яркость эпических красок, и поэтизацию ратного подвига, и создание цельных образов, не чуждых подчас некоторой гиперболизации, и чёткость деления персонажен на идущих с народом или против него.
Склонность к созданию повествования, которое было бы овеяно духом такой традиции, мы заметим и в романе «Сумерки». Несомненно, что к числу наиболее близких и дорогих автору действующих лиц романа принадлежат мужики-воины Коструба и Грицько. Люди мужественные, верные и самоотверженные, наделённые благородством и чувством собственного достоинства. Если же на сцену выступают люди из верхнего сословия, то безоговорочная авторская симпатия отдаётся тем, кто понимает народные чаяния и ради них готов пролить кровь и отдать жизнь. Таков, например, у Опильского боярин Микола, чья гордая и мученическая смерть описана с подлинно эпической выразительностью и силой. Многозначительно в романе упоминание о том, что защитники Луцкого замка поют песню о гибели Миколы, ставшего народным героем.
Можно, разумеется, поставить «Сумерки» в более широкий историко-литературный контекст, вспомнить об историческом повествовании в других славянских литературах (особенно о тех авторах, которые изображали события на Украине, более или менее близкие по времени и по характеру описываемым у Опильского).
В польской литературе был, например, Г. Сенкевич. Для прогрессивного украинского романиста автор «Огнём и мечом» неминуемо должен был стать противником в полемике. Художественный спор с эпикой Сенкевича, героизировавшего давнюю шляхту, требовал противопоставления версии польского писателя, несостоятельной исторически, но художественно впечатляющей, собственного эпического решения. Можно, конечно, найти у Опильского чисто внешние совпадения с отдельными элементами сенкевнчевской конструкции романа (впрочем, они отчасти характерны для европейского исторического романа XIX в. вообще). Таково, например, выдвижение на первый план молодого героя (у Опильского это Андрий Юрша), как бы скрепляющего всё развитие сюжета, на страницах романа принимающего ратное крещение, проходящего сквозь испытания и преодолевающего соблазны, отвоёвывающего утраченное состояние и награждаемого под конец личным счастьем. Однако во всех основных пунктах трактовка исторических событий автором «Сумерек» направлена была на опровержение консервативной апологии шляхетства. Опильский, объективно споря с «Огнём и мечом», где выведены доблестные рыцари, верные феодальной Речи Посполитой и католической религии, стремится изобразить истинных в его понимании рыцарей, рыцарей народного дела, доблесть которых определяется не столь ратным искусством, необыкновенными личными качествами, а преданностью народу. Изображению польской шляхты на Украине в качестве силы, несущей цивилизацию «дикому краю» и умиротворяющей его по необходимости жестокими средствами, Опильский противопоставляет выдержанное в безоговорочно мрачных тонах изображение своры грабителей и захватчиков, пришедших на чужую землю в целях личного обогащения. Сенкевичевскому изображению необузданной и кровожадной «черни» противостоит в «Сумерках» глубокое преклонение перед народом, его стойкостью, мужеством и разумом
В русской литературе был Гоголь, автор «Тараса Бульбы». И тут просматривается известная близость в самой трактовке событии (обусловленная, между прочим, и тем, что соприкосновение гоголевского повествования с украинской народно-поэтической традицией, русским писателем прекрасно освоенной, не подлежит никакому сомнению). Надо полагать, что русскому читателю, знакомящемуся с романом
