поста вовсе не занимал.
- Отставать, - отстаем, - согласился Стеглик. - Но что касается силиконов, то с настоящей минуты уже нет! Выключите приборы, душенька!
Циферблат показал ноль, и жужжание стихло.
Голиана мутило, словно он выпил прокисшего пива.
- Послушайте, коллега, - сказал он. - Старик и сам считает, что это просто хобби. А вы тратите на эту ерунду рабочее время. На заводе горят поставки и план заваливаем. Весь квартал - это уже непреложный факт - летит к чертям. А вы из-за такой…
- Нет, -решительно возразил молодой инженер. - Не из-за этого.
Они стояли в светлой солнечной лаборатории. В этом просторном зале они казались маленькими и затерянными - не только щуплый Стеглик и коротышка лаборантка, но и плечистый, загорелый, высокий Голиан. Голиан сказал:
- Я знаю, простите, я просто так…
- А за что вы его, собственно, так не любите, пан инженер?
- Кого вы имеете в виду, барышня? Шефа? Коллегу Бауманна?
- Да, - подтвердила лаборантка и опустила голову, испугавшись вырвавшегося против воли вопроса. - Не сердитесь, - попросила она.
- Оставьте нас, - сказал ей Стеглик, а когда она вышла, продолжал: - Вот дура! Хотя сказала правду. И я думаю, что шеф пьет из вас кровь. Странно, он такой добряк, - добавил Стеглик смущенно.
- Вы о чем? - словно не понял Голиан и попросил: - Дайте-ка сюда!
Молодой инженер достал тигель и протянул Голиану металлическую пластинку. Пальцы большой, широкой ладони дрожали, казалось, что сейчас они сожмутся в кулак, чтоб смять ее, уничтожить, но ладонь так и осталась открытой.
- Прошел через тепловую реакцию?
- Полтора часа назад.
- Время остывания?
- Одна минута двадцать две секунды.
- В Америке - минута одиннадцать, и никто не делает из этого сенсации.
- Пан инженер, почему вы против?
- Я против во-ро-вства, - Голиан мрачно рубил последнее слово по слогам. - Бауманн использовал мою минутную слабость и… это во-ро-вство, - повторил он и отложил кусок металла.
Инженеру Голиану было сорок семь, ни одного седого волоса не серебрилось в его густой шевелюре, но в этот момент он выглядел стариком.
Голиан сел и облокотился о пульт.
- Я начал заниматься этой проблемой давно, почти сразу же после войны. Был я тогда еще совсем зеленый и ничего не достиг, но идея возникла у меня у первого… Когда я потом вернулся - вам ведь известно - из-за границы, то снова принялся за дело. Короче: иное время было, мне не давали ни к чему допуска, вы и представить себе не можете, что это было за время… Но я не о том… Я знаю Бауманна давно. Когда я только начинал, я открыл ему свою идею, раза два он давал мне советы, он-то был уже опытным специалистом. Не скажу, чтоб он очень всем этим заинтересовался, но приблизительно через год, когда я объявил, что сдаюсь и бросаю, Бауманн попросил у меня расчеты и я, идиот, дал их! Более пятидесяти плотно исписанных страниц на машинке. Он поблагодарил и вскоре все охаял, свел на нет, утверждая, что истины я не достиг, а лишь крутился вокруг да около. А теперь он будет лауреатом, хотя в Америке и в других странах силиконы уже имеются, давно имеются, но на другой основе! И в наших исследовательских институтах над этим работают! Но он открыл гликостеры из метанолизы раньше, - Голиан сжал пластинку металла, ощупал ее и отшвырнул, - и они, вероятно, дешевле! Намного, чтоб его черт взял! - Он усмехнулся, это была горькая, болезненная усмешка. - Если вам кажется, что я не люблю Бауманна… И у простого ремесленника должна быть рабочая совесть, а у такого прекрасного специалиста - тем более! Вы меня извините, если я вам испортил настроение, извините, что стою над душой, когда вы работаете… - Он пожал плечами и вздохнул: - Не сдержался, поймите меня, ведь это же сущий грабеж!
Голиан, кусая губы, встал. Казалось, он хочет что-то добавить, но он лишь провел рукой по глазам и медленно двинулся вдоль прохода между пюпитрами и низкими подоконниками. Стеглик смотрел ему вслед.
- Пан инженер! - крикнул он.
Голиан остановился.
- Что?
В соседнем отсеке гудели машины. Обычный звук, лаборанты уже давно не замечали его. Но Стеглик еще долго вспоминал, что в тот момент он вдруг отчетливо услыхал этот шум.
- Нет, ничего, я просто так, - ответил Стеглик и наклонился к тигельку.
И вдруг услышал смех. Смеялся Голиан. Стеглик подскочил к нему, но тот уже смолк. Голиан смотрел в окно. Стеглик взглянул на него и тут же перевел взгляд: метрах в двадцати пяти от них на зеленой скамейке сидел немолодой, но и не старый человек. Рядом лежал портфель, на спинке скамейки висел плащ- болонья.
Машины гудели, Стеглик все еще слышал их. И тут голос Голиана перекрыл шум машин:
- Не дадите ли вы мне ключи от вашей дачи?
- Они у Сикоры. Вам нужны?
- Да, буду вам очень обязан, - ответил Голиан неожиданно искательным тоном.
- Пожалуйста, - охотно согласился молодой инженер.
- Я схожу к Сикоре, - сказал Голиан и ушел.
А Стеглик все держал в руке металлическую пластинку и думал о Бауманне: а вдруг тот и в самом деле украл…
Неизвестный за окном достал из портфеля черешню и все сидел и сидел, терпеливо выплевывая косточки.
2
Зеленые глаза уродливой фарфоровой черепахи фосфоресцировали на красном ковре. Слева от нее было окно на улицу. Справа - письменный стол, на нем кофе, а у стола - одетый в милицейскую форму лейтенант Бренч. Пожилой мужчина, сидящий рядом с ним, тяжело вздохнул.
- …и это только июнь. В июле совсем расплавимся.
- Повесим жалюзи, - сказал лейтенант.
- Это точно?
- Обещали.
- Еще в мае, помнится. Что у вас еще, Бренч?
- Все, товарищ капитан. Только сообщение о Шнирке. Наверное, им остается уточнить имя.
- Уже уточнили. - Капитан прищурился. - Дело ведет Лазинский, он сейчас связывается с Прагой, просит поскорее выслать фото. Пока их не пришлют - мы связаны по рукам и ногам. Искать человека по описанию - напрасный труд: «Тридцать семь лет, гладкое, симметричное лицо, темные волосы и нормальная фигура». Иными словами: две руки, две ноги, уши и голова и все прочее, что положено существу мужского пола. Кроме того, серый в полоску костюм, который можно сто раз в день снять и надеть, ну, скажем, шорты. Знаю, знаю, Бренч, в донесении все это сказано по-другому, профессионально, но я вам с официального языка перевел на человеческий. Из определения «рост 173 - 177» да из мудрого заключения «особых примет не имеется» вытекает именно то, что я сказал. Остроумное примечание о том, что господин Шнирке грассирует, они могут оставить при себе. Грассирующих агентов не забрасывают в славянские страны. В ГДР - куда ни шло. Немцы почти все картавят.
- Товарищ капитан, ведь Шнирке-то немец.
- Знаю, родом из Либерца, там и на свет появился в двадцать восьмом, кажется. Это единственное, что более или менее известно. Плюс то, что его папаша работал в пивной, плевать хотел на Генлейна, был мобилизован и погиб где-то в Норвегии. Я вам, лейтенант, так скажу: возможно, это тревога ложная. Бывает, какой-нибудь ревнитель кого-то увидел и - готово, переусердствовал - половина наших ребят ищет, ловит. Запомните это, лейтенант: никогда не будьте излишне усердны. Такое, с позволения сказать, рвение только вредит делу.
И потому, что капитан все время улыбался и щурился, невозможно было понять, серьезно ли его нравоучение. Фамилия капитана - Шимчик. Лицо широкое, серые глаза глубоко посажены. Через десять месяцев ему пора уходить на пенсию. Шимчик страстный рыболов. Хотя добыча обычно оказывается ничтожной, он так объясняет свое увлечение: «Главное - посидеть у воды. Прохлада, уединение, травка…»
- Если вам интересно, подождите. Думаю, Лазинский вот-вот объявится. Возможно, порадует массой приятных новостей.
Бренч легко распознал иронию: эти двое всегда друг друга терпеть не могли, да и не скрывали этого; про их соперничество знали многие, знал и лейтенант Бренч, только начавший службу.
Шимчик не ошибся. Через несколько минут ввалился, не поздоровавшись, толстяк - капитан Лазинский.
- Все в порядке, - изрек он с наигранным добродушием, - ну и материальчик, я вам доложу!
- Вы это о чем? - Шимчик смерил его холодным взглядом. - Вы же должны были поторопить их с фото!
- Я так и сделал. - Короткая пауза. - Но потом к телефону подошел сам полковник Вондра. Лично. - Лазинский плюхнулся в кресло. Оно было обито черной клеенкой и помнило лучшие времена. Пружины жалобно застонали. - Полковник справлялся о вашем здоровье и приказал… - Тут Лазинский выразительно взглянул на Бренча. - Это конфиденциально, приказано сообщить только майору и вам.
- Майору уже сообщили?
Лазинский кивнул и достал блокнот. Шимчик сказал Бренчу:
