никогда не сдастся, и смотреть, как они его убьют, или сказать, что он сдастся, и видеть, как они цепляются за свою власть, пока не разрушат весь мир?
— Он сдастся,?—?уверенно сказала она.?—?Он уступит, если вы правильно себя поведете. Он рвется к власти. Не позволяйте ему увернуться, но и не угрожайте, не старайтесь причинить ему вред. Чувство страха ему неведомо, у него выработался иммунитет.
— А что, если... сейчас, когда все рушится... что, если он будет слишком долго тянуть с ответом?
— Не будет. Он слишком практичен. Между прочим, вы сообщили ему о последних событиях в стране?
— Зачем... нет.
— Я бы посоветовала ознакомить его с получаемыми вами секретными донесениями. Он поймет, что вот-вот произойдет.
— Это хорошая мысль! Прекрасная идея!.. Знаете, мисс Таггарт,?—?сказал он со звенящей ноткой отчаяния в голосе,?—?я всегда чувствую себя значительно лучше, поговорив с вами. Это потому, что я вам верю. Я никому не верю в своем окружении. Но вы?—?вы другая. Вы?—?надежная.
Она смотрела на него не мигая.
— Спасибо, мистер Томпсон,?—?сказала она.
Это несложно, думала она, пока не вышла на улицу и не заметила, что ее блузка под пальто стала влажной и прилипла к лопаткам.
Если бы я сохранила способность чувствовать, думала она, пробираясь сквозь толпу в зале терминала, я поняла бы, что полное безразличие к железной дороге, которое меня переполняет, означает ненависть. Она не могла отделаться от ощущения, что занимается лишь перегоном товарных поездов; пассажиры не были для нее живыми людьми. И не имело смысла затрачивать невероятные усилия, чтобы предотвратить катастрофу, сохранить поезда, перевозившие всего лишь неодушевленные предметы. Она оглядела лица людей на вокзале; если он должен умереть, подумала она, если он должен погибнуть от рук руководителей их системы, чтобы эти могли и дальше есть, спать и путешествовать,?—?почему я должна продолжать работать и обеспечивать их поездами? Если бы я неистово взывала к ним о помощи, разве хоть один из них встал бы на его защиту? Разве они хотят, чтобы он жил, те, кто слушал его?
После полудня ей в кабинет доставили чек на пятьсот тысяч долларов; его принесли с букетом цветов от мистера Томпсона. Она взглянула на чек и безучастно положила его на стол?—?он ничего не значил и не пробудил в ней никаких чувств, даже намека на чувство вины. Клочок бумаги, ни лучше, ни хуже тех, что валяются в корзине для мусора. Ей было совершенно безразлично, что на него можно купить бриллиантовое ожерелье, городскую свалку или хоть что-нибудь из еще оставшихся продуктов. Деньги по этому чеку никогда не будут потрачены. Сам по себе он не являлся ценностью, и что бы она ни купила на него, это не стало бы ценностью. Но такое полное безразличие, думала она,?—?это постоянное состояние окружавших ее людей, людей, у которых нет ни цели, ни желаний. Это состояние души без жизненных ценностей; неужели те, кто выбрал такое существование, действительно хотят жить, размышляла она.
Когда вечером, бесчувственная от усталости, она пришла домой, в холле не горел свет, что-то испортилось, и она не заметила на полу конверта, пока не зажгла свет в прихожей. Это был чистый, ненадписанный конверт, который подсунули под дверь. Она подняла его?—?и через мгновение начала, так и не разогнувшись до конца, беззвучно смеяться, не двигаясь, ничего вокруг не замечая, лишь пристально глядя на записку, написанную рукой, которую она так хорошо знала, рукой, которая написала свое последнее послание на календаре над городом. Записка гласила:
«Дэгни, ничего не предпринимай. Наблюдай за ними. Когда ему понадобится наша помощь, позвони по телефону .... Ф.».
На следующее утро газеты призывали население не верить слухам, будто в южных штатах что-то происходит. В секретных донесениях, адресованных мистеру Томпсону, сообщалось, что между Джорджией и Алабамой начались вооруженные столкновения за обладание заводом, выпускающим электрооборудование, заводом, отрезанным боевыми действиями и взорванным полотном железной дороги от источников сырья.
— Вы ознакомились с секретными донесениями, которые я вам послал??—?простонал мистер Томпсон вечером этого дня, глядя на Галта. С ним пришел Джеймс Таггарт, который впервые вызвался встретиться с заключенным.
Галт сидел на стуле с прямой спинкой, скрестив ноги, и курил сигарету. Он сидел прямо и одновременно раскованно. Они не смогли ничего прочесть на его лице, не считая полного отсутствия страха.
— Да, ознакомился,?—?ответил Галт.
— Времени у нас в обрез,?—?заметил мистер Томпсон.
— Похоже.
— И вы ничего не предпримете?
— А вы?
— И как вы можете быть настолько уверены в своей правоте??—?воскликнул Джеймс Таггарт; голос его прозвучал негромко, но в нем чувствовалась напряженность крика.?—?Как вы можете в такое ужасное время позволять себе следовать своим идеям, рискуя гибелью всего мира?
— А чьим идеям я должен следовать как более безопасным?
— Как можно быть настолько уверенным в своей правоте? Откуда это у вас? Никто не может быть настолько уверенным в своей правоте! Никто! И вы не лучше других.
— Тогда зачем я вам понадобился?
— Как вы можете играть жизнями других людей? Как вы можете позволять себе такую эгоистичную роскошь?—?самоустраняться, когда в вас нуждаются?
— Вы хотите сказать?—?когда нуждаются в моих идеях?
— Никто не может быть полностью правым или виноватым! Ничто не может быть только черным или белым! У вас нет монополии на истину.
— Что-то не так в поведении Таггарта, хмурясь, подумал мистер Томпсон, здесь было что-то странное, какая-то слишком личная обида, будто он пришел сюда совсем не для того, чтобы уладить политические разногласия.
— Если бы вы имели хоть какое-то чувство ответственности,?—?продолжал Таггарт,?—?вы не рискнули бы полагаться лишь на собственные убеждения! Вы присоединились бы к нам и ознакомились со взглядами, отличными от ваших, возможно, мы тоже правы! Вы помогли бы нам в осуществлении наших планов! Вы бы...
Таггарт продолжал говорить с лихорадочной настойчивостью, но мистер Томпсон сомневался, что Галт слушает. Галт расхаживал по комнате, но не от волнения, а так, как ходят люди, получающие удовольствие от движений своего тела. Мистер Томпсон отметил легкость его походки, прямую осанку, подтянутость и непринужденность. Галт прогуливался так, словно не придавал никакого значения собственному телу и в то же время ощущал большую гордость за него. Мистер Томпсон посмотрел на Таггарта, на его высокую, неуклюжую фигуру, расхлябанную позу и увидел, что тот наблюдает за движениями Галта с такой ненавистью, что мистер Томпсон привстал, опасаясь вспышки. Но Галт не смотрел на Таггарта.
— ...ваша совесть!?—?продолжал Таггарт.?—?Я пришел воззвать к вашей совести! Как вы можете предпочитать свои идеи тысячам человеческих жизней? Люди гибнут и... Ради Христа,?—?резко произнес он,?—?прекратите свое хождение!
Галт остановился:
— Это приказ?
— Нет-нет,?—?поспешно ответил мистер Томпсон.?—?Это не приказ. Мы вовсе не намерены вам приказывать... Успокойся, Джим.
— Галт снова зашагал.
— Мир рушится,?—?продолжал Таггарт, следуя взглядом за движениями Галта.?—?Люди гибнут?—?и именно вы можете их спасти! Разве так уж важно, кто прав, а кто виноват? Вы должны встать на нашу сторону, даже если считаете, что мы не правы, вы должны принести в жертву свои идеи и спасти их!
— А каким образом я могу спасти их?
