В аэропорту она увидела репортера местной газеты, который брал интервью у какого-то официального лица перед его отлетом. Подождав, пока он закончит, она подошла к нему, протянула свои документы и тихо сказала, глядя в его округлившиеся от изумления глаза:
— Я Дэгни Таггарт. Я хочу, чтобы вы сообщили, что я жива и к вечеру вернусь в Нью-Йорк.
Самолет был уже готов к вылету, это избавило ее от необходимости отвечать на вопросы.
Она смотрела, как внизу, оторвавшись от нее, проплывают прерии, реки и города, и это ощущение отрыва, отчужденности, отстраненности, которое возникает, когда смотришь на землю из самолета, было сродни тому ощущению, которое она испытывала, глядя на людей, только расстояние, отделявшее ее от людей, казалось больше.
Пассажиры слушали радио, по-видимому, передавали что-то важное, судя по серьезным, внимательным лицам. До нее доносились обрывки лживых речей, в которых говорилось о каком-то новом изобретении; утверждалось, что оно принесет огромную пользу общественному благосостоянию, но ни то, ни другое не уточнялось. Специально выбирались слова без определенного смысла; интересно, думала Дэгни, как можно притворяться, что слушаешь нечто содержательное, но пассажирам это удавалось. Они вели себя как еще не умеющий читать ребенок, который открывает книгу и вычитывает из нее то, что ему хочется, притворяясь, что именно это и содержится в непонятных черных строчках. Но ребенок, думала она, знает, что играет, а эти люди притворяются сами перед собой, что не притворяются; другой способ существования им неизвестен.
Ощущение нереальности не покинуло ее, когда она высадилась в Нью-Йорке и сбежала незамеченной от толпы репортеров, не появившись на стоянке такси и вскочив в городской автобус; когда она ехала на автобусе, а потом стояла на перекрестке, всматриваясь в Нью-Йорк. Ей казалось, что перед ней покинутый людьми город.
Она не ощущала, что вернулась домой, даже войдя в свою квартиру,?—?всего лишь удобство, которое можно использовать, не придавая ему особого значения.
Но она испытала прилив энергии?—?как первый проблеск солнца в тумане, как первое осмысленное действие,?—?когда подняла телефонную трубку и набрала номер офиса Реардэна в Пенсильвании.
— Мисс Таггарт? Неужели это вы??—?радостно простонала обычно строгая и несклонная к эмоциям мисс Айвз.
— Здравствуйте, мисс Айвз. Надеюсь, я вас не напугала? Вы уже знали, что я жива?
— О да! Узнала по радио сегодня утром.
— Мистер Реардэн у себя?
— Нет, мисс Таггарт, он... в Скалистых горах... ищет... то есть...
— Да, я знаю. Нельзя ли с ним связаться?
Он должен вот-вот позвонить. Он остановился в Лос–Гатосе, в Колорадо. Я позвонила ему туда, как только услышала новость, но его не было на месте, и я передала, чтобы он перезвонил мне, как только вернется в отель.
— Как называется отель?
— «Эльдорадо», в Лос-Гатосе.
— Спасибо, мисс Айвз.?—?Она собиралась повесить трубку.
— Да, мисс Таггарт!
— Да?
— Что с вами случилось? Где вы были?
— Я... я расскажу при встрече. Сейчас я в Нью-Йорке. Когда позвонит мистер Реардэн, передайте ему, что я у себя дома.
— Да, мисс Таггарт.
Она положила трубку, но не сняла с нее руки, стремясь продлить контакт с тем, что имело для нее значение. Она осмотрела свою квартиру, взглянула из окна на город, ей не хотелось снова погружаться в мертвый туман бессмысленности.
— Она подняла трубку и вызвала Лос-Гатос.
— Отель «Эльдорадо»,?—?недовольно ответил ей сонный женский голос.
— Прошу вас передать сообщение мистеру Генри Реардэну. Попросите его, когда он вернется...
— Подождите, пожалуйста, минутку,?—?протянула в ответ женщина недовольным тоном человека, который считает всякую просьбу что-то сделать посягательством на личную жизнь.
Она слышала, как переключается номер, потом последовало жужжание, минутное молчание, и наконец раздался ясный, твердый мужской голос:
— Алло.?—?Она узнала Хэнка Реардэна.
Она уставилась на телефонную трубку, как на дуло револьвера, с чувством человека, попавшего в западню, с трудом переводя дыхание.
— Алло??—?повторил он.
— Хэнк, это ты?
В ответ она услышала тихий звук, то ли просто глубокий вдох, то ли вздох, а за ним?—?долгие, ничего не значащие щелчки в трубке.
— Хэнк! Ответа не было.
— Хэнк!?—?в ужасе закричала она.
Ей показалось, что в трубке сделали усилие, чтобы восстановить дыхание, потом она услышала шепот?—?не вопрос, а утверждение, которое все ставило на место:
— Дэгни.
— Хэнк, прости меня! Дорогой, прости! Так ты не знал?
— Где ты, Дэгни?
— С тобой все в порядке?
— Конечно.
— Разве ты не знал, что я вернулась, что я... жива?
— Нет, я не знал.
— О Боже! Прости мой звонок, я...
— О чем ты говоришь? Дэгни, где ты?
— В Нью-Йорке. Ты не слышал? Об этом сообщали по радио.
— Нет. Я только что вошел.
— Разве тебе не передали, чтобы ты связался с мисс Айвз?
— Нет.
— У тебя все хорошо?
— Теперь??—?Она услышала, как он тихо и радостно рассмеялся. С этого момента его голос наполнился весельем и молодостью, счастье росло в нем с каждым словом.?—?Когда ты вернулась?
— Сегодня утром.
— Дэгни, где ты была? Она ответила не сразу.
— Мой самолет разбился,?—?сказала она.?—?Меня подобрали, мне помогли, но я не могла сообщить о себе.
Радость в его голосе померкла.
— Скверная история.
— Если ты об аварии, то все не так уж скверно. Я не пострадала, то есть легко отделалась.
— Тогда почему же не могла сообщить о себе?
— Там не было... не было средств связи.
— Почему ты так долго не возвращалась?
— Я... я не могу ответить сейчас.
— Дэгни, тебе что-то угрожало?
В тоне ответа, полурадостном-полугорьком, звучало почти сожаление:
— Нет.
— Тебя удерживали силой?
— Нет, нисколько.
— Но тогда ты могла бы вернуться раньше, разве нет? Но ты ведь не вернулась.
