— Да, но это все, что я могу тебе рассказать.
— Где ты была, Дэгни?
— Прости, давай не будем говорить об этом сейчас. Подождем до встречи.
— Конечно. Не буду задавать вопросов. Только скажи мне: с тобой все хорошо?
— Хорошо?
— Да.
— Я имею в виду, не осталось ли серьезных увечий или последствий?
Тем же безрадостно-бодрым тоном она ответила:
— Увечий? Нет, Хэнк. Что касается последствий, то не знаю.
— Сегодня вечером ты еще будешь в Нью-Йорке?
— Ну конечно. Теперь я... вернулась насовсем.
— Точно?
— Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Вероятно потому, что слишком хорошо знаю, что это такое?—?искать тебя и не находить.
— Я вернулась.
— Да. Увидимся через несколько часов.?—?Его голос прервался, будто сказанное показалось ему невероятным.?—?Через несколько часов,?—?утверждающе повторил он.
— Я буду на месте.
— Дэгни...
— Да?
Он радостно рассмеялся:
— Нет, ничего. Просто хотел чуть дольше слышать твой голос. Прости меня. То есть не сейчас; я имею в виду, что сейчас я ничего не хочу сказать.
— Хэнк, я...
— До встречи, дорогая. Скоро увидимся.
Она стояла и смотрела на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она почувствовала боль, но эта боль оживила ее.
Она позвонила секретарю в управление дороги и коротко известила, что будет через полчаса.
Памятник Натаниэлю Таггарту стоял перед ней в вестибюле вокзала во всей своей реальности. Дэгни казалось, что они одни в огромном храме, где раздавалось эхо; вокруг вились и исчезали туманными завихрениями бесплотные, бесформенные призраки. Она безмолвно стояла и смотрела на памятник, словно давая немногословную клятву. «Я вернулась»?—?эти слова были единственным ее приношением.
На двери ее кабинета висела все та же табличка «Дэгни Таггарт». Когда она вошла в приемную, на лицах ее сотрудников появилось выражение, в точности повторяющее выражение лица утопающего, которому бросили спасательный круг. В стеклянной загородке из-за своего стола навстречу ей поднялись Эдди Виллерс и какой-то человек, стоявший позади него. Эдди шагнул вперед, затем остановился, он словно оказался в клетке. Она же по очереди поприветствовала взглядом всех присутствующих, мягко улыбаясь им, как обреченным детям, и подошла к столу Эдди.
Эдди взирал на ее приближение, словно больше ничего не мог сейчас видеть, однако его поза должна была показать, что он еще слушает стоящего рядом с ним мужчину.
— Тяга??—?говорил тот голосом резким и звучным, но вместе с тем гнусавым и пренебрежительным.? —?С тягой нет проблем. Вот, например...
— Привет,?—?тихо произнес Эдди с приглушенной улыбкой, словно приветствуя далекое видение.
Мужчина обернулся к ней. У него оказалось тяжелое желтое лицо, сложенное из дряблых мышц, и волнистые волосы. Он был красив той отвратительной красотой, которая удовлетворяет эстетическим критериям пивных. Тускло-матовые карие глаза были пусты и плоски, как стекляшки.
— Мисс Таггарт,?—?звучным строгим голосом сказал Эдди, вбивая своим тоном манеры гостиной в мужчину, который там никогда не бывал,?—?позвольте представить вам мистера Мейгса.
— Наше вам,?—?без интереса отозвался мужчина, снова повернулся к Эдди и продолжал, не обращая на Дэгни внимания:?—?Просто снимешь «Комету» с расписания на завтра и на вторник и перебросишь локомотивы в Аризону под срочные сельскохозяйственные перевозки, и, как я уже сказал, снимешь подвижной состав из-под угля в Скрэнтоне. Сейчас же отправляй распоряжение, надо вывозить грейпфруты.
— Ни в коем случае!?—?возмутилась Дэгни, не веря сво им ушам.
Эдди молчал.
Мэйгс посмотрел на нее, пожалуй, с удивлением, если только его тусклые глаза могли отражать какие-то эмоции.
— Отправляй распоряжение,?—?бросил он Эдди и вышел. Эдди делал пометки на листе бумаги.
— Вы что здесь, с ума сошли??—?спросила она.
Он поднял на нее глаза, будто в изнеможении после долгой потасовки:
— Придется, Дэгни,?—?сказал он тусклым, как взгляд ушедшего мужчины, голосом.
— Что это такое??—?спросила она, указывая на входную дверь, которая захлопнулась за мистером Мейгсом.
— Полномочный координатор.
— Кто?
— Уполномоченный из Вашингтона, ответственный за программу координации железнодорожных перевозок.
— Что это за программа?
— Ну, это... Ладно, потом. Как ты-то, Дэгни? Ты не пострадала? Ты ведь попала в авиакатастрофу?
Дэгни представления не имела, как будет выглядеть Эдди, когда начнет стареть, но теперь она могла это видеть: он состарился в тридцать пять лет и всего за месяц. Дело было не в коже, не в морщинах, лицо осталось таким же, те же мышцы, но оно поблекло, взгляд потух, в нем застыло безнадежное страдание.
Она улыбнулась ему нежно и уверенно, понимая и снимая все проблемы, и сказала, протягивая руку:
— Все хорошо, Эдди. Здравствуй же.
Он схватил ее руку и поднес к губам?—?раньше он никогда этого не делал. В его жесте не было ни фамильярности, ни извинения, только простое, искреннее движение души.
— Да, произошла авария, самолет разбился,?—?рассказывала она,?—?но, слава Богу, все обошлось, я не особенно пострадала, ничего серьезного. Но журналистам я скажу иначе, как и всем остальным. Прошу не выдавать меня.
— Конечно, не выдам.
— У меня не было возможности сообщить о себе, но не потому, что я пострадала. Вот все, что я могу тебе рассказать, Эдди. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.
— Хорошо, не буду.
— А теперь расскажи мне об этой программе координации перевозок.
— Ну, это... Если не возражаешь, пусть тебе расскажет Джим. Он охотно расскажет, не сомневайся. Просто у меня душа не лежит, если только ты не настаиваешь,?—?добавил он, делая над собой усилие, чтобы соблюсти субординацию.
— Хорошо, не надо. Просто скажи, правильно ли я поняла координатора: он хочет на два дня снять «Комету», чтобы послать локомотивы в Аризону на срочную перевозку грейпфрутов?
— Именно так.
— И он так же отменяет перевозки угля, чтобы отдать вагоны под перевозку грейпфрутов?
— Да
— Грейпфрутов?
— Именно.
— Но почему?
