— Тебе что-нибудь надо?
— Нет, ничего... правда, вот... мама о тебе беспокоится.
— Она может позвонить мне, когда захочет.
Филипп не ответил, но не очень убедительно, из приличия стал расспрашивать о делах, здоровье, работе. Его вопросы были как-то странно бессмысленны?—?они относились не к самому делу, а вертелись вокруг его, Реардэна, отношения к делу. Реардэн прервал разговор и отослал Филиппа прочь, но у него осталось смутное досадное ощущение чего-то непонятного.
Во второй раз в качестве единственного объяснения Филипп сказал:
— Нам просто хочется знать о твоем отношении.
— Кому нам?
— Ну... маме и мне. Время непростое и... в общем, мама хочет знать, как ты ко всему этому относишься, как тебе все это нравится.
— Передай ей, что не нравится.
Слова, казалось, как-то особенно поразили Филиппа, будто он получил именно такой ответ, какого боялся.
— Иди-ка отсюда,?—?устало велел ему Реардэн,?—?и в следующий раз, когда захочешь меня увидеть, договорись о встрече и приходи ко мне в офис. Но только если у тебя есть что сказать. Тут не место обсуждать, кому что нравится или не нравится.
Филипп не позвонил, но снова появился на территории завода, слоняясь среди гигантских мартенов с виноватым и высокомерным видом, будто одновременно и прогуливаясь, и вынюхивая что-то.
— Но у меня есть что сказать! Я по делу!?—?торопливо затараторил он в ответ на сердитый выговор Реардэна.
— Почему же ты не пришел ко мне в офис?
— Я там тебе не нужен.
— Здесь ты мне тоже не нужен.
— Я просто... просто не хочу навязываться и отнимать у тебя время, ты ведь так занят и... ты ведь действительно очень занят?
— Ну и?..
— Я... в общем, мне нужна работа.
Он произнес это агрессивным тоном и чуть отступил назад. Реардэн смотрел на него, никак не реагируя.
— Генри, мне нужна работа, я имею в виду работу здесь, на твоих заводах. Ты должен меня как-то пристроить. Я нуждаюсь в работе, мне надо зарабатывать на жизнь. Я устал жить на подачки.?—?Он с трудом подыскивал слова и говорил обиженным и вместе с тем умоляющим тоном, как будто необходимость оправдывать просьбу воспринималась им как несправедливое посягательство на его права.?—?Я хочу сам зарабатывать на жизнь, мне нужно на что-то жить, иметь постоянный заработок. Я не прошу о благодеянии, я прошу дать мне шанс.
— Тут завод, Филипп, а не казино.
— Что?
— Здесь работают, а не рассчитывают на шанс.
— Я ведь и прошу дать мне работу!
— Почему я должен дать ее тебе?
— Потому что я в ней нуждаюсь!
Реардэн показал на красные языки пламени, которые вырывались из черного тела домны?—? воплощенного в жизнь замысла из стали, глины и пара,?—?поднимаясь на высоту четырехсот футов.
— Я нуждался в этой домне. Но получил ее не потому, что нуждался в ней.
На лице Филиппа было такое выражение, как будто он не слышал.
— Официально ты не имеешь права брать на работу, но это формальность, если ты меня примешь, мои друзья не станут придираться, одобрят без проблем и...?—?Что-то в лице Реардэна заставило его замолкнуть, а потом сердито спросить:?—?В чем дело? Что я сказал не так?
— Дело в том, что ты не сказал.
— Извини, не понимаю.
— В том, что ты избегаешь сказать.
— В чем же?
— В том, что от тебя мне нет никакой пользы.
— Так для тебя это...?—?начал было Филипп с видом попранной добродетели.
— Да,?—?сказал, улыбаясь, Реардэн,?—?для меня это главное.
Глаза Филиппа забегали; когда он снова заговорил, голос его звучал так, будто он неуверенно шарил вокруг, выхватывая случайные фразы:
— Каждый имеет право на обеспеченную жизнь... Как же я ее получу, если никто не даст мне шанс?
— А как я ее получил?
— Я же не получил в наследство сталелитейный завод.
— А я получил?
— Я смогу делать все, что ты... если ты меня научишь.
— А кто научил меня?
— Почему ты все время твердишь одно? Ведь я не говорю о тебе.
— А я говорю.
Через минуту Филипп пробормотал:
— Тебе-то хорошо, ни о чем не надо беспокоиться. Это мне приходится думать о средствах к существованию.
Реардэн показал на группу людей, работавших в зареве горна:
— Ты можешь делать то, что делают они?
— Не пойму, к чему ты клонишь?
— Что случится, если я поставлю тебя горновым, а ты мне запорешь плавку?
— Что важнее, твоя плавка или мой пустой желудок?
— Как ты предлагаешь набить желудок, не сварив стали?
Филипп изобразил на лице упрек.
— Сейчас я не в состоянии спорить с тобой, ведь у тебя в руках все козыри.
— Тогда не спорь.
— Что?
— Закрой рот и двигай отсюда.
— Но я хотел...?—?Он осекся. Реардэн насмешливо улыбнулся:
— Ты хотел сказать, что это я должен придержать язык, потому что сила на моей стороне, что я должен уступить тебе, потому что у тебя ничего нет за душой.
— Что за странная, грубая манера формулировать этические нормы!
— Но ведь именно в этом суть твоей этики?
— О нравственности нельзя рассуждать в категориях материальных понятий.
— Но мы рассуждаем о работе на сталелитейном заводе, и уж позволь, что может быть более материальным?
При этих словах Филипп как-то сжался, глаза еще больше потускнели и словно подернулись пленкой, как будто такое место, как литейный цех, его пугало, было ему настолько неприятно, что он отказывал ему в праве на существование. Он тихо, упрямым тоном, будто декламируя шаманское заклинание, произнес:
— В наши дни и в наше время всеми признано как нравственный императив, что каждый человек имеет право на труд.?—?Он возвысил голос:?—?Я имею право работать!
— Вот как? Так иди и возьми свое право.
— Что?
— Возьми свою работу. Сорви с куста, на котором она, по твоему мнению, растет.
