У него недавно жена умерла, и его сын, четыре года, остался один. Он как раз возвращался домой с заработков. А теперь его сын обречен, ибо чужой ребенок никому не нужен. Ты не слышал, как он кричал и молил отпустить его? Хочешь еще послушать?
— Убей…
Я подняла руки, демонстрируя натертые кандалами запястья.
— Это ведь ерунда, Джос, мелочь. Уже через неделю и следов не останется, но что делать с памятью? И болью души, когда меня превратили в раба? Шрамы в душе и за годы не исчезают.
— Прошу, убей… пожалуйста…
Хм. А смерть для него и правда избавление.
— Убью. Если ответишь.
— Чего ты хочешь? Если тебя так тревожила судьба того человека, почему не освободила его? Чем ты лучше нас?
Хороший вопрос. Я задумалась. Идти творить добро? Недолго, правда. Так что тут я действительно ничем не лучше его.
— Может, и ничем, — согласилась я. — Но знаешь, в чем между нами разница? Я стараюсь хоть как- то сопротивляться, а ты все принял, и тебе это нравится. Ты ненавидишь магов? Могу понять, они всех вас, людей, держат чуть ли не за скот. Вы для них червяки, не больше. Но ты-то ведь не лучше их. Ты делаешь то же самое по отношению к другим людям! Ругаешь магов за то, что делаешь сам.
Такого охотник явно не ожидал.
— Я просто живу… как все.
— И как? Нравится? Нравится быть как все?
— Не хуже других.
— А тебе ни разу не хотелось быть лучше?
Тут Джос не выдержал:
— Лучше?! Что значит лучше?! Ты, сопливая девчонка, — я нахмурилась, но решила не обращать внимания… пока, — походя уничтожила шестерых человек, те даже не поняли, что произошло! И кто я против даже самого слабого мага? Что я могу?!
— Ну… я далеко не самый слабый маг. И потом, я ведь не призываю тебя воевать с магами, я ведь не сумасшедшая и понимаю твои шансы. А что ты можешь… например, можешь просто жить достойно. Не пробовал? Помочь кому-то, если по силам, делать что-то полезное для себя и других. Я ведь даже не призываю забыть о себе, помогая всем вокруг, но просто не пройти мимо, когда можно помочь, а тебя это не напряжет. И просто жить, не делая никому зла, но и не давая делать его себе и, если можно, окружающим. Может, тогда в вашем гребаном мире, — я уже чувствовала, что срываюсь, мало того, что после магии наступил откат по чувствам, так еще и этот тип меня довел, я чуть ли не орала, возвышаясь над ним, — было бы меньше мерзости и в нем не было так противно жить!
— Маг проповедует доброту к людям. Забавно. — Охотник криво усмехнулся, а меня эта усмешка окончательно вывела из себя.
— Ненавидишь магов — ненавидь! — уже в полный голос завопила я. — Но зачем людей, таких же, как ты, так ненавидеть?!
— А что эти люди сделали мне хорошего, когда я нуждался в помощи?!
— А ты сам сделал что-то хорошее хоть кому-то до того, как помощь потребовалась тебе? Вот так вы все и живете! — Я махнула рукой. Бесполезно. Как слепому от рождения пытаться объяснить, что такое цвета. Подняла колышек. — Прощай, Джос.
И тут в глазах мужчины вдруг появился огонек, он словно понял что-то важное, что-то, что даже на пороге смерти заставило его радостно улыбнуться. Он так и умер с улыбкой.
— Ваш мир… Ты Дар… — слабо шевельнулись его губы.
Я стояла над мертвым, даже не первым, убитым мной, но почему-то именно он запомнился больше всего. Что значат его последние слова? За кого он принял меня? Теперь никогда не узнать.
Я отвернулась. Возвращаться к костру не хотелось, потому я просто притянула к себе котомку, прихлопнула костер, чтобы не устроить в лесу пожар, снова накинула иллюзию и, не оборачиваясь, зашагала в лес. Мое путешествие по дорогам Алкены продолжалось.
Зря я затеяла разговор с Джосом. Хотела отвлечься и забыть о Пауке. Забыла, но легче не стало, теперь думаю о Джосе. О чем же он думал в последний миг? Неужели по моей оговорке о «вашем гребаном мире» он понял, что я не с Алкены? И к какому выводу он пришел? Что я буду сражаться с магами? А оно мне надо? Если сами люди не хотят помочь себе, то почему я должна изображать спасителя человечества? Жанна д’Арк и Иисус Христос в одном флаконе, блин. Да пошли они все! И Паук, и Джос, и все человечество! Я домой хочу, к маме и папе!
Куда я шла, не знаю. Наверное, ушла бы далеко, но тут на меня выскочил еще один отряд охотников, всего трое. Я даже шага не замедлила, просто спалила их всех и пошла дальше, запустив очищающее заклинание. Нет, так не пойдет, от моих переживаний лучше никому не будет, и в первую очередь мне. И с клеймом пора что-то делать. Снова моя рука замерла над ним. Минуту: если меня вычисляют по ауре того, кто поставил клеймо, то если обратить заклинание, тогда уже я смогу найти этого мерзавца эктипоса! Сама же говорила, что, если ненапряжно, помоги тому, кто нуждается. А ведь если прибить мерзавца, сколько невинных людей не заклеймят вопреки закону? Пусть закон, допускающий рабство, жесток и не очень справедлив, но ведь он хоть как-то, но защищает других.
Уничтожить печать легко, а вот превратить ее в локатор сложнее. Минут десять разбиралась с плетением, прежде чем сообразила, как сделать так, чтобы она реагировала на ауру автора клейма. Еще столько же возилась с корректировкой каркаса. Кажется, справилась. Теперь, если этот эктипос окажется на расстоянии ближе пяти километров от меня, я его засеку. И, похоже, я даже знаю, где его найти. Наверняка ведь он еще в караване, вряд ли та деревня единственное место, куда свозили пойманных на дорогах бедолаг. Скорее всего, по пути таких стоянок еще много, и на каждой для него найдется работа. Значит, надо идти к каравану, тот наверняка еще стоит на месте, пока охотники хотя бы часть рабов не переловят и не вернут. Если я правильно поняла Паука, то время до торгов еще есть, и они вполне могут позволить себе потерять несколько дней, а каждый сбежавший раб — это потеря денег.
Снова наткнулась на охотников, на этот раз совершенно случайно, мы просто выскочили друг на друга. Четверо. Они недоуменно смотрели на рабскую печать на моем плече, потом на амулет, который и не думал сигнализировать о том, что я сбежавший раб. Умственные усилия давались им явно с трудом. Я с некоторым ехидством наблюдала за ними, гадая, к какому выводу они в конце концов придут. С одной стороны, поисковый амулет не показывал, что я сбежавший раб, с другой — они ясно видели на моем плече знакомую печать. И чему им верить? Глазам или магическому амулету? С таким охотники еще не сталкивались и теперь растерянно переводили взгляды с меня на прибор. Я улыбалась и смотрела. Видно, это мое поведение и определило их решение — оно их просто разозлило. Впрочем, любое решение их бы не спасло.
Все обычно и привычно, и даже без внутренних колебаний. В кого же я все-таки превращаюсь? Дождалась, когда меня схватил за руки один и попытался завернуть их за спину. Не получилось. Мужчина нахмурился и надавил сильнее. Я хмыкнула и надавила сама, разводя руки в сторону. Это в голове охотника никак не укладывалось. Он со всей силы пытался преодолеть мое сопротивление, но получалось, что я побеждала его. Вот моя рука ухватила его за ворот рубашки. Я покрепче схватилась, приподняла и со всей силы швырнула в его приятеля. Один, кажется, сразу свернул себе шею, а второй отделался сломанными ребрами. Прежде чем остальные сообразили, в чем дело, ускорилась и сразу еще одному сломала шею ударом кулака, а другого швырнула на сухое дерево, насадив на ветку, еще в полете остановив ему сердце. Я не собираюсь их мучить, даже если они того и заслуживают, потому немедля добила последнего со сломанными ребрами.
Зачем я это делаю? Хотя ясно зачем, чем меньше охотников, тем больше шансов спастись хоть у кого-то из беглецов. Уже собралась было идти дальше, но почувствовала еще одного человека. Развернулась. Неужели кого-то пропустила? Не особо скрываясь, направилась туда, где ощутила эмоции. Идти пришлось недолго: человек сидел у осины, обхватив ствол руками, и с бессильной злобой смотрел в мою сторону. Правда, злоба тотчас сменилась удивлением.
— Эй, а я тебя помню! Ты тот раб с тем… вторым мальчишкой.
