видеть себя, отчаянно стискивающим кулаки в бессильной ярости, и понимать, что боль на его лице и в самом деле может смотреться жалко. Ему хватило того, что он осознал мгновение назад.
Бесшумно притворив дверь, Гарри медленно задвинул засов и прислонился к стене спиной. Озноб возобновился, но теперь виной тому был не гнев или страх. Это была горечь обманутой ненависти. Снейп не хотел причинить ему боль. Он и в самом деле пришел ему на помощь, и все, что говорил профессор, было сказано лишь для того, чтобы он, Гарри Поттер, поднялся и, поддерживаемый волной гнева, совершил то, что от него требовалось. Пусть даже стимулом послужила бы ненависть к Снейпу. Зельевар сделал все возможное, чтобы вызвать ее у Гарри, но о собственных эмоциях он, видно, не догадался позаботиться…
Им в очередной раз играли. Делали ставку на его чувства. Но теперь Гарри почему-то не испытывал досады. Профессор был прав: сам он не поднялся бы. Прояви Снейп сострадание, и он раскис бы, потонул в жалости к себе, потеряв желание биться. Только зельевар ошибся в одном: то, что чувствовал Гарри сейчас, было намного сильнее ярости, вызванной пренебрежением профессора. Гораздо сильнее. И с этим чувством можно было идти даже против Лорда. Знание, что есть человек, которому не безразлична его жизнь, человек, способный в приступе неистовства швырять «Круцио» в тело поверженного врага, чужого врага, жалея о том, что не смог отомстить ранее, заставляло поверить: он кому-то нужен. Пускай этот «кто-то» оказался мелочным, язвительным, склочным, черт подери, профессором зелий - не имеет значения. Даже то, что Снейп испытывал к нему… влечение - Гарри не смог охарактеризовать иначе эмоции, продемонстрированные профессором на глазах у многочисленных слуг Лорда, - не имело значения. Уже не имело. Пусть лучше это, чем холодное безразличие. По своей воле Снейп ведь не делал ничего, что могло бы заставить Гарри усомниться в его поддержке. Профессор ни разу не воспользовался его слабостью в своих целях, хоть и мог. А остальное не важно.
Оторвавшись от стены, Гарри втянул в легкие воздух, весь подобрался и двинулся вперед. Откуда-то взялись новые силы, и он торопился, чтобы успеть выполнить предсказанное прежде, чем его охватят новые сомнения. Снейп не прав. Иногда не думать очень даже полезно. Особенно - не думать о смерти, боли и опасности.
Только выйдя из каменной ниши, в которой таилась дверь темницы, Гарри понял, почему Снейп не заткнул его сразу же, едва он поднял крик. Опасаться было некого: в узком ответвлении коридора валялись тела, и не виднелось ни одной живой души. Юноша остановился, переводя взгляд от одного убитого к другому - один, два, три… Шесть Упивающихся. Прижав ладонь к губам, Гарри постарался сдержать позыв к рвоте: ему уже померещился запах разложения, хоть было еще слишком рано, но он чувствовал себя так, словно ненароком забрел в свежий склеп. Это были просто слуги Лорда, или стража? А может, конвой самого профессора? И почему Снейп не уничтожил их тела, как сделал с останками того Упивающегося в камере? Кажется, он называл его Беркли. Слишком спешил или не подумал об этом? Вряд ли. Скорее, у него действительно не было времени.
Юноша сглотнул, чувствуя, как в горле поднимается ком, и придушенно закашлялся, заталкивая его обратно. Не хватало еще, чтобы его стошнило. Чувствуя, что сам провоцирует собственное тело, юноша отвернулся и, стараясь не смотреть на трупы, извлек волшебную палочку. Отлевитировав все тела по очереди в соседнюю нишу, он, не оглядываясь, поспешил прочь: дышать здесь стало невозможно, будто вместе с воздухом в его легкие проникал приторный запах смерти.
Глава 5.
Он шел по инерции - даже столкнувшись на лестнице с Упивающимся из свиты Лорда, чье лицо было смутно знакомо, Гарри равнодушно прошествовал мимо, надеясь, что не попытался сгорбиться и стать менее заметным. Снейп всегда ходил прямо, словно кол проглотил… Черт! Нужно следить за собой. Почему он не удосужился полюбопытствовать, как выглядит? Хоть знал бы, что в данный момент выражает его лицо, а нацепить нужную маску он сможет всегда: за семь лет он выучил наизусть все гримасы Снейпа.
Его не заподозрили: мужчина прошел мимо и свернул в ближайший коридор, даже не посмотрев в его сторону. Поднявшись наверх, Гарри еще раз свернул направо и оказался в небольшой устланной ковром ротонде, с одним-единственным окном, простирающимся до самого потолка и пропускающим столько солнечного света, что глаза начали слезиться от непривычной яркости. Юноша остановился перед единственной дверью, в шаге от славы или смерти. Ему было так страшно, что на спине выступил пот: слишком спокойно, слишком просто, слишком по-настоящему все происходило. Через несколько минут должна произойти та самая битва, о которой столько говорили и писали. Он встретится с Волдемортом в поединке и предсказание свершится. Может быть свершится. Только почему он не чувствует душевного подъема? Почему, Мерлин подери, он не ощущает значимости момента? Почему за приоткрытым окном орут мерзкие птицы, а с нижнего этажа доносится смех людей? Не зловещий хохот Упивающихся, а сдерживаемые смешки и размеренные голоса? Здесь должна быть смерть и запустение, боль и ненависть. А боли он боится. Мерлин свидетель, как он боится пережить еще одно Круцио, если бы кто-нибудь знал!
Голоса внизу затихли, собеседники удалялись прочь, и Гарри поднял руку. Сжатый кулак застыл в дюйме от двери, а потом юноша резко толкнул створку, не задумываясь, стоило ли стучать. В любом случае, уже поздно.
В комнате было светло. Снова светло, будто такая яркость ничуть не раздражала Лорда. Зато она мешала Гарри. Он окинул взглядом кабинет, стараясь не щуриться, и скривился: рядом с массивным креслом, в котором восседал Лорд, стоял Петтигрю, подобострастно склонившись и внимательно слушая Волдеморта. Тот даже не повернул головы, и Гарри широким шагом вошел в комнату, притворив за собой дверь. Питер дернулся, запаниковал, но отступить не посмел:
- Ступай, - закончив речь, уже громче проговорил Лорд, давая понять вошедшему, что через несколько мгновений все внимание Повелителя будет уделено ему.
- Да, господин! Слушаюсь, господин…
Петтигрю, все так же скорчившись, начал пятиться к двери, на последнем шаге споткнулся и выскочил из кабинета, едва Гарри отступил в сторону. Поттер проводил его пристальным взглядом, приложив изрядное усилие, чтобы ненависть не отразилась на его лице, и медленно обернулся к Волдеморту. Тот растянул губы в усмешке, словно знал о чувствах вошедшего, и Гарри воспользовался этим, дав себе волю: «презренный трус, - пронеслось в его голове, - отродье, жалкий червь»! Об этом думать было можно, это отвлекало и целиком соответствовало его эмоциям. Более того, очевидно, Снейп именно так и относился к Петтигрю, и Лорд знал это. Ярость уже не полыхала в нем, уменьшившись до вполне контролируемого пренебрежения, и Гарри коротко поклонился - так, как это делал Снейп у него на глазах:
- Вы желали видеть меня, мой Лорд?
- Да, Северус, - шепот пронизывал до костей, а взгляд пустых глаз без зрачков мог парализовать, словно он смотрел на кобру, готовящуюся к прыжку.
- Жду Ваших распоряжений, господин…
«Пустота… В голове полная пустота. Петтигрю - ничтожный трус, он всегда был жалок. Как можно верить предателю?» Гарри и в самом деле занимала эта мысль - как угораздило Лорда купиться на жалкую помощь Петтигрю. Конечно же, он не полагается на этого выродка. Лорд слишком умен, чтобы доверять такому ничтожеству.
Наверное, Волдеморт все же читал его мысли: Гарри не ощущал инородного присутствия в сознании, но слишком уж понимающим был взгляд Лорда: любопытство исчезло, и Гарри поразился тому, что все же сумел различить эту эмоцию.
- Я не доверяю никому, Северус, ты должен бы это знать. И тебе в том числе. Но ты не раз доказывал мне свою преданность, пусть и пытался служить двум хозяевам одновременно…
Гарри похолодел, но его лицо оставалось непроницаемым, только мышцы спины свело от напряжения. Знал ли Снейп, что Волдеморту известно о его работе на Орден? Может быть. А, возможно, и нет. Что делать? Мерлин мой, что же делать? Он решил молчать и позволить говорить Волдеморту.
- Это разумный подход. Мне всегда нравился твой рационализм, в отличие от того же Люциуса, мыслящего крайне однобоко.
Волдеморт поднялся, его мантия зашелестела, когтистые пальцы сдавили подлокотники кресла, оставив вмятины на обивке, и Лорд выпрямился. Гарри не шевелился, и Волдеморт повернулся к нему спиной, направляясь к окну, а юноша сжал пальцы в кулак, не зная, следует ли хвататься за палочку и не обернется ли Лорд, услышав шорох одежды. Волдеморт не обернулся. Гарри почувствовал стук крови в висках, его
