особенно ждали Волка и маленькую Льдинку. Днями зимы было хорошо…
…А по вечерам, когда совсем уже уходило отдыхать за горизонт солнышко, шажками маленькими появлялся серый, взъерошенный Кушка, который обязательно говорил, что он хозяин страшный, а сам не страшный был, а смешной и хороший. Он каждый вечер мог рассказывать про своё житьё-бытьё и рассказывал всё больше и интересней. Тогда Льдинка и маленький Волк садились на мягкий пушистый пол и слушали тихо, а Кушка взял привычку забираться немного вверх, на стену, и оттуда рассказывал. Он ходил немного взад-вперёд по стенке и оживлённо сверкал чёрными глазками:
«…По моей памяти годов тьма до того ещё, помнится пугал я бывало тигра…»
- А что такое тигра? - спрашивала маленькая Льдинка.
«Тигра это такая зверь, которая летать не умеет, а меня всё равно боится, - отвечал тогда Кушка и строго предупреждал: - и прошу меня не перебивать, не то я страшен в гневе. Так вот значит, пугал я в то время как-то раз тигра. А он полосатый такой и всё время делает вид, что ему не страшно и что меня не боится, тигра такая. Ну тут я ему показал, я показал страхоту, такую страхоту, что жуть прямо. И что вы думаете? Вот с того времени и тигра тоже меня боится, как положено…»
Про такие страшки Кушка мог рассказывать долго, но потом уставал, пил ещё тёплое молочко и шёл спать в тёмный коридорчик, где-то под потолком.
И совсем уже поздним вечером тихо и плавно открывалась дверь в комнату волшебных снов… И когда приходил к порогу комнаты Тот кто живёт ночью, тогда Льдинка и маленький Волк и Тот кто живёт ночью потом, уходили в далёкие волшебные сны…
нервно немножко тихо хорошо никто не вспомнит не бойся никогда дотронуться до капелек дотронуться до стёклышек согреться о кусочек маленького сердца о маленькие кусочки детских сердечек не было не будет и нет никогда не страшно нет кашля животик не заболит больше сейчас согрею только тебя немножко окошко светлое помогает быть тут не уходи только больше и я не уйду тропинкой в лес тропинка мягкая вся там хорошо живёт вместе окажемся от дождика не уйти глазки не спрятать тайну не поведать не закапать листик слезинкой не уберечь крошек от холода не отвоевать ни завоевать ни хлебушка в клювик положить потрогать ещё раз и никогда уже не суметь ни вернуться ни забыть последнюю капельку счастья что досталось что осталось маленькой непотревоженной завернуть бережно бережно в тряпочку паучку на сохранение пусть живёт тоже ведь больно
Тёплый снег
в полдень встреча у непогуби-травы
явка строго с самим собой обязательна
карманы до отказа набитые
огнестрельная любовь на взводе
слёзоньки по глазам тоска по ампутации
чёрный изверг-убийца больные глаза – недочеловек
трогательная тихая крохотная сказка
земля, уставшая покорёженная земля покрылась всё успокаивающим слоем пепла, свернулась очень большим, очень измученным клубком и не стала жить, только очень глубоко в земле под непреодолимым в своей тяжести грунтом осталась одна… маленькая… норка…
в норке жил ёжик, ёжик жёг свечку и думал что-то маленькое ежиное своё
я – ёжик – думал ёжик – а прогулки по длинным подземным коридорам никогда не выводят из мира тихих всё знающих снов и если где-то темно то где-то обязательно полумрак подземелья приводит к необъятному в полусумерках вдоху полёта
ёжик думал и жёг свечку и забывая о том что он есть ложился маленьким колючим клубочком спать…
он не успевал по всем пунктам, не успевал зажигать звёзды и не успевал дарить улыбки, не успевал раздавать хлеб и не успевал собирать камни, закончилось время преисподней малой и пришло время преисподней большой, мир рухнул, разом твердыней обратившись в пыль, прах сравнял всё, и тогда понял он, что он успел…
…ничего не вышло… ископаемые боги восстали и рвут в клочья обесточенные души… глаза исполняются смертоносной логикой и дети смеются страшным кашлем смеха… их травы змейкой да прямёхонько в огнь… огонёк-то уж точно не пощадит… а у нас за пазухой свет в маленьком упрятанном окошке… нам теперь не терять… досыта вложено хлебушка в изголодавшиеся горлышки… до радости когда-то был мил мир… и никогда уже не страшны оголённые ручонки маленького убийцы.
грязен и суетен издёрга крыл не видно ничего ничего ничего тяжелы веки неподъёмно тяжелы засовестившегося перед солнцем от улыбки лишь кровь на изгибах рвущегося в изломах рта умолись умолись умолись вдребезги
скоро взойдёт солнце
по заснеженной тропинке по взъерошенной по спинке серый котик мудрый уголками губ зимний свирепый лес ветхий разбитый сруб сиреневый добрый свет волшебницы мамы-луны оживи нас неприкаянных под ледяным настом избушка снова уютна и светла и накрыто на стол, серка котик в чёрного глаз огня кота и мёртвых детей красота
Зима нынче непреодолимая выдалась то ли в жилах снег по рукам оголённым озноб обмороженными красными руками разгребал непроходимую толщу снега перед лицом перед глазами почти закрытыми стремящимися продраться лохмотья былого величия доспехов не помогали уже не грели врастали лишь жалящими лоскутами в израненную истёртую о ледяные порезы наста кожу очнуться бы от всё издирающего сна посидеть бы задумавшись на пенёчке в весне леса да никак ослабление отчаянных усилий уводило в мягкое податливое оборачивающееся кошмаром и пальцы отмороженные напрочь уже пальцы царапались в неравную с ласковой изрезающей ледяной кромкой лоб охладевшей головы заморозил за своей надёжностью мысли и тщетно почти но прокладывал путь уставшим от холода но не обмороженным глазам до края было мгновение
пришла ночь никогда не приносящая тепла и холод стал чёрен во всю ширь ночного звёздного неба снег теперь не был бел снег сгорел весь полосами крови вслед забытому солнцу снег леса обратился в упокаивающий страшный когда-то живым пепел сил не было больше последний глоток игл замороженного воздуха изводился и не мог никак войти в кровоточившие всем нутром лёгкие тогда пришла тишина ночного страшного леса не надо больше теперь быть больно н надо плакать льдинками от ран теперь не будет больше ни холодно ни тепло смотреть больше уже не надо не надо биться в изглатывающих не приносящих покоя усилиях ведь настаёт уже настаёт уже долгожданное неизведанное непреходящее немноженько ещё ещё одним выдохом в повсеместно искомое всё одно
и всё было правильно и всё было так а последним выдохом выдохнулось наперекосяк всё несусветное выдохнулось как-то не по губам уже даже и не по правилам последним своим воздухом произнёс ОН ТАМ…
