большой поверхности… В это даже трудно поверить, но я видел там только детей…
Теперь пришла пора и нам идти. Возьми, мой маленький ангел, с собой свой сиреневый полусвет и дети смогут улыбаться не только днём. Дети… они многое знают… они ждут нас всех…
В очень далёкой, так никем и не увиденной, стране умирал зачем-то старик.
Солнечностью своей и красотой собралась вся прекрасная страна под густые кроны деревьев к охране непроницаемого мрака среди вечных вздыхающих в грусти болот. Всем счастьем своим изумрудным прощалась с избушкой древней, с избушкой древней в которой зачем-то умирал старик.
И в плакавшем хрустале рек не могли слова с горя вымолвить серебряные рыбы, и заплутали в тихих травах озолочённые тела змей, лишь звери, постигшие полёт возлесолнечных птиц, держали мир на своих крыльях, и умер зачем-то всегда знавший зачем жил старик...
Аленькин Цветочек
Долго пожил старый добрый отец в доме. Как никогда долго. На многое время отпускала его дорога. На многое время…
А потому уже ждала, уже звала, уже торопила дорога длинная в путь неблизкий. В путь неблизкий, в страны незнаемые.
Вспомнил утром ранним отец, что пришла пора и призвал к себе детей своих.
- В вечер уйду я, - сказал отец. – Уйду в очень далеко, уйду в совсем никому не известно. Надолго уйду и вернусь ли - не знаю ещё. Жить вам в мире и любви, беречь мать родную прошу. Залогом возврата моего принесите к вечеру три желания ваших. Даст бог ими и выживу в странах неведомых.
День собрался в дорожную торбу. День мигом обернулся и настал вечер. Пришли дети к старому доброму отцу и принесли по желанию.
- Говори, сын старший, - сказал отец.
- Ты вернёшься усталым, но живым и здоровым. И дорога не станет тебе последней, - сказал старший сын. – Это моё желание.
Взял желание старшего сына отец в сердце.
- Говори теперь ты, сын средний.
- Отец, мать ждать будет тебя всё бесконечное время. Когда вернёшься, принеси утешение с собой и счастье в наш дом, - сказал средний сын. – Это моё желание.
Взял желание среднего сына отец в сердце.
- Что же принести тебе, дочка моя младшенькая, Аленька моя ненаглядная? – спросил тогда старый добрый отец.
- Принеси мне, отец, - отвечала ему младшенькая, любимая дочь Аленька. – Цветочек людской радости. Я сохраню его людям. Его дарить можно, из рук не выпуская. Один он. Он вечный.
Глубоко в сердце, на самое донышко тёплое, спрятал отец желание Аленьки.
И попрощался отец с домом.
И долгая длинная дорога повела его в страны далёкие, страны неведомые. Много смертей встречал на пути, но ни одна не стала брать его, потому что сильно было желание старшего сына увидеть отца живым и здоровым. Много бед приходило, стужей, голодом и болью оборачивались. Отдавал на растерзание тело им отец, но ни одну не впускал в душу, в которой хранил утешение матери и счастье дома, заведанные сыном средним. И ничто не могло остановить его в поисках цветочка, что спросила дочка младшенькая Аленька.
Но и в странах неведомых не знали, не гадали, где найти цветочек. Некоторые грустные люди даже думали уже, что и не бывает такого диковинного цветочка, цветочка людской радости.
И шёл отец уже не разумом людей, а сердцем своим. Шёл, пока не привёл его путь на света самый край. За край уже нельзя, за краем уже и пропасть можно. Но был ли край останавливающий сердца. Ушёл отец сердцем за света край. И за краем длинна дорога. Длинна дорога, да не встретишь больше света жилья человеческого, не повстречаешь прохожего человека на пути. Длинна дорога, да тёмен лес по сторонам, да нет уже живого места в лесу том, нет живого дерева, нет живого зверя, всё черно и мертво. Длинна дорога, да не длинней пути бессмертного сердца.
Долго шёл отец, за краем света шёл. Шёл, пока не вышел из мёртвого леса к чёрным воротам великой стены. Неповоротны ворота и непреодолима стена, но отворились неповоротные без скрипа, и пропустила непреодолимая стена без ропота, когда подошёл отец. Закрылись позади вошедшего ворота, и не стало их вместе со стеной неодолимой. Мир вокруг чист и юн предстал, и очарование вошло в задумчивую душу отца. Не было описания красоте окружавшей его, лишь что-то очень сильно напоминало детей оставленных жить дома. Здесь радовался каждый уголок чудесного царства. Солнышко в небе радовалось. Мураши в траве копошились в поисках счастья. У цветов маленьких глаза были, наполненные радостью.
Осторожно ступал в мире необычном старый добрый отец, стараясь не потревожить радости, живущей рядом и входящей в него. И недаром сердцу чувствовалось окончание пути. Пришёл отец к прекраснейшему месту мира не обычного и нашёл там росший среди трав изумрудно-весёлых цвет радости людской. Цветочек радости нашёл отец.
Кричало сердце отца: «Не рви!». Не помнил от счастья себя отец. Старый добрый отец сорвал цветочек радости. Из земли вырвал, да сердце ранил. «Не так… не так…» в боли забилось сердце. В руках цветок, в руках мечта, а мир радости вокруг погиб весь. Нет больше солнышка, лес мёртвый вокруг и перед отцом у ног чудовище страшное зверь хрипит. Больно, по страшному больно страшному зверю-чудищу, у чудища кровь из груди порванной. «Почему же не спросил ты, любящий отец? Для чего позабыл спросить…» спрашивало тихо умирающее чудище и складывалось в боли, медленно поворачиваясь, будто уютней на бок. «Сохрани теперь, донеси», - просило.
Пошёл отец заплетающимися ногами уходить домой. Долго шёл, но не заметил того ни умом, ни замершим совсем сердцем.
Пришёл отец домой усталый, как не из себя сделанный, но живой и здоровый. Утешил отец долго ждавшую его мать, и счастье вернулось с ним в дом его. Отпустил старый добрый отец сыновей своих и сказал доченьке младшей любимой:
- Принёс, Аленька, я тебе цвет ясный. Принёс цветочек радости. Вот кака быват красота… Только…, - на совсем чуть запнулся постаревший на глазах отец, но улыбнулся тут же как не был здесь: - Смотри, Аленька, совсем ведь живой.
Да только встревожил уже нечаянно ребёнка своего. Вздрогнула Аленька всей открытостью глаз:
- Что, отец, «только…»?
- Ничего, ничего, маленькая, ничего, – улыбался и хотел не сказать бы отец.
- Нет. Чего. – сказала Аленька, глядя в глубоко упрятавшуюся боль его глаз. – Расскажи, папка…
Он тогда ей всё и рассказал. И про волшебный мир и про сердечную недостаточность. Она улыбнулась тихо потом, его Аленька, и сказала:
- Нечаянность не бывает жестокой… всё станет по веточкам, все будут по домикам, и каждому пряник в рот…
Это он утешал её так, когда была совсем малышня.
- Вот так получилось, - вздохнул, улыбнувшись, отец. – Взял цветочек радости без памяти, не спросясь. Из сердца чудища вырвал. Чудище умерло. Его больше нет. Я к нему… теперь… вернусь… Нельзя мне больше здесь. И смертью теперь не искупить.
Да только Аленька не совсем согласная была. Забился, заметался по уголочкам сознания детский разум. Да второпях неразумное выдумал.
- Не совсем всё правильно, батюшка. Не надо уходить тебе, не надо себе искать смерть. То просто
