обследовании Анечка Лотова. – Такая твёрдая, что половой орган не входит!
– А пробовала? – Серёга поневоле вскинул исполненный иронии взгляд поверх очков.
– Да вы что, доктор! – даже испугалась, кажется, пациентка попытки заподозрить её в сексуальной неопытности. – Я с пятнадцати лет или четырнадцати даже ебуся! И с грузином, и с инопланетяном, и в зад! У меня братик знаете какой? На два года младше всего, но маньяком маньяк! Один раз так драчил на меня, что я только немного позволила иму, а он меня чуть не отымел. Так бы и дефолировал бы меня, если бы я была нормальною девушкой, а не пуленепробиваемой целкой!
– Чего? – Ничипор-бродяга временем тем воспрял: подтянулся со своей цифровой ерундой в полный рост почти к самой пизде и норовил при малейшем удобном случае оказаться не снаружи, а где-то внутри женского полового органа; влагалище Анечки пугливо лишь вздрагивало, когда объектив с подмаргивающей подсветкой оказывался в непосредственной близости, щекотно касаясь прохладой металлического ободка объектива её нежно-розовых губок.
– Перегородка из уплотнившейся ткани фиброзного типа, вот «чего», – Серёга сомкнул Анечкины губки перед самой видеокамерой и стал задумчиво поправлять резиновые напалечники гинекоперчаток. – Редкий, особенно в столь юном возрасте, случай, но по всей видимости, Анечка Лотова, нам с тобой придётся прибегнуть к оперативному вмешатель…
– Ай! – восклицание рванувшееся из юной груди прервало Серёгу на полуслове и заставило даже слегка отшатнуться: «Вот дура!..».
– Ты что – сумасшедшая? Что ты орёшь? Я же тебе не потрахаться предлагаю, а сообщаю лишь выявленный факт: маловероятно, что современная медицина знает иной способ дефлорировать тебя – необходим даже не просто надрез, а полное удаление плевы, поскольку остатки могут доставлять тебе и партнёру неприятные ощущения во время вероятных в будущем половых актов.
– Я не люблю вероятных – мне невероятные нравятся! – с ходу отреагировала клиентка и пояснила жалобно: – Я боюсь очень!.. Это же, правда, больно-пребольно?
– Нет, щекотно и всё! – Серёга отошёл к приборному столику и принялся готовить инструменты. – Наркоз в регистратуре оплачивали?
– Н..нет… – лицо Анечки даже побелело слегка перед камерой.
– Профессиональная шутка! Следующий раз не ловись… – Серый снял перчатки и принялся тщательно мыть руки. – Ничипор, студентам факультета гинекологии не обязательно знакомиться с орально-ланитными качествами объекта! Вымой руки и надень перчатки – мне понадобится ассистент.
Через три минуты в кабинете было слышно лишь взволнованное дыхание Анечки. Серёга обволакивал её смуглые ножки в белые операционные пелёнки, Ничипор делал вид, что разбирается в лежащих рядом хирургических инструментах, а оставленная на столе видеокамера продолжала снимать общий Анечкин план.
– Доктор, как вас зовут? – несчастная Анечка смотрелась окончательно жалобно.
– Сергей Афанасьевич!
– Сергей Афанасьевич… Серёженька… Вы же мне дадите по правде наркоз, а? А то я кричать буду ведь очень… Хотите покажу как?
Серёга вздохнул вслух.
– Ну зачем ты будешь кричать? Ты же у стоматолога не орёшь?!
– Нет. Но я всегда ему говорю, что если будет больно – то я укушу!
Серый с сомнением покосился на раздвинутую в салфетках пизду:
– В данном случае, мне кажется, всё-таки нечем… Успокойся, Анечка. Эфира тебе, конечно, не перепадёт, не мечтай, но местный наркоз входит в мои служебные и нравственные обязанности. К тому же фиброзные уплотнения бедны нервными окончаниями, мучений не много. Больно будет только один укол – попробуй уж перетерпеть, ладно?
– Ага…
– Ничипор, зеркало и ланцет!
– Пожалуйста! – друг с готовностью протянул скальпель и зажим.
«Идиот!», полувслух буркнул Серёга и сам взял необходимое. Ничипор обиделся и ушёл от него к пациентке. Он погладил Анечку по голове и произнёс с прямолинейной душевностью: «Потерпи, Сергей Афанасьевич лучший псих-гинеколог всей области…»
– Ничипор, как вас зовут? – Анечка с трепетом верхних, нижних, больших и малых губок своих смотрела на готовящегося сделать ей укол «Сергей Афанасьевича».
– Николай Гаврилович! – отреагировал смирно Ничипор и полез к ничего кроме доктора не замечающей пациентке в отворот её миниатюрного топика.
– Николай Гаврилович, что же мне делать!? – неожиданно обнаружила непроизвольное знакомство с упомянутым классиком Анечка и вскрикнула: – Ай!! – укол всё же был, оказывается, необходим.
– Ничего-ничего!.. – утешил, как мог, её тёзка раннего Чернышевского, со всей мягкой косолапою нежностью сжимая маленький шарик груди в своей лапе. – Тебе как раз ничего делать не нужно – пусть Серёга сам там пыхтит, а ты релаксни и расслабься по максимуму. Не заметишь, как всё и закончится!..
Он нащупал крошечный выступ соска и, приподняв над ним палец, стал ласково тискать навершие мягкой подушечкой. Сосок стал нарастать, эрегируя.
– Ой, всё заморозилось, кажется! – Анечка, наконец, похоже, вырвалась из цепких объятий страха и чуть ожила. – Доктор, Сергей Афанасьевич, я не чувствую письки! Что скажет любимая мамочка – куда мне ебаться всю жизнь?
– Анечка, закрой рот до конца операции, ты мне мешаешь! – Серёга не любил издевательств над своею профессией: каждую операцию он переносил так, будто она совершалась на его собственном теле, и радовало сейчас его лишь одно – угомонившийся напрочь на время «стояк».
Впрочем, сегодня действительно, похоже, везло. Фиброз плевы оказался настолько развитым, что даже крови почти не было. Серый без осложнений завершил операцию, сменил салфетки, вымыл руки и вновь вернулся к распахнутым створкам.
– Необходимо полежать пятнадцать-двадцать минут. Мне нужно пронаблюдать выход из анастезии.
Он придвинул одно из посетительских кресел чуть ближе, устроился в нём вполоборота к разверстой клиентке, взял свежий номер газеты со стола и с наслаждением, наконец, закурил.
– А поцеловать!?! – тут же очнулась было притихшая под уже обеими забравшимися ей в топик лохматыми руками Ничипора Анечка и продолжила валять дурака: – Можно сказать, основное событие в моей юной жизни произошло! Лишили девственности и газету читать…
– Ничипора попроси! – Серёга из всех новостей спорта узнал пока лишь то, что у него заново оттопыриваются всё сильнее штаны при каждом косом взгляде на волосато-розовый широко распахнутый «рот» пациентки. – Ничипор, будь другом, обеспечь там клиентке заботу и ласку!
– Без проблем! – с готовностью откликнулся Ничипор и полез целоваться к экс-девственнице.
Анечка замотала головой под озонированной одеколоном опушкой его двухнедельной небритости.
– Ай, Сергей Афанасьевич, он кусается! Щекотно же знаете как!
– Не знаю, я с ним целоваться не пробовал. Всё! Замерли! Анечка, успокой свой животик, не дёргайся! – Серый отложил газету и мундштук, придвинулся прямо со стулом и легко прикоснулся пальцами обеих рук к раздвинутым вздутым губкам. – Так не больно?
Он слегка стиснул губки в пальцах, чуть пошире развёл и стал мягко массировать нежную олохмаченную плоть.
– Нет.
Он раздвинул ещё чуть сильней, любуясь пугливо поджатым пониже колечком сфинктера ануса, прячущегося в кучерявых завитках тонкой шёрстки. Пальцы его всё оживлённей пробегали снизу вверх и обратно по набухающим на глазах створкам.
– А так?
– Н..нет.
Он развернул пизду так, что из-под розовой кожицы наверху вылез острый бледно-розовый клитор, а на анусе расступились кудряшки.
– Так? – два указательных пальца его поджали обрамление клитора и толкнулись чуть вверх.
