зевать и потягиваться, щурясь лучам проницающего всю спальню яркого утреннего солнца.
– Девочки, хорошие мои, через пять минут – все в столовой! – на пороге стояла Вероника Сергеевна. – Антошка, ты что здесь делаешь?
– Бужу!.. – хотел было весело обернуться обрадованный персонаж к воспитательнице, но застыл вполоборота с открытым ртом: десятиклассница Нина Ланкина, прикрыв ротик ладошкой, зевнула и потянула через голову ночную рубашку-комбинашку. – Ох, ты!!!
На Нине под рубашкой оказались только белые трусики, а две довольно объёмные её грудки закачались, чуть ли не обдавая своим спальным теплом нос оторопевшего от радости малолетнего обалдуя. Нина похлопала ещё полусонными глазами на Антошку и выдала ему дежурный подзатыльник:
– Вероника Сергеевна, выгоните его!
– Антошка, кыш! – Вероника сопроводила проскальзывающего мимо неё улыбающегося преступника ещё одним хлопком по шее, который у неё всегда получался больше похожим на ласковое поглаживание. – Всё, девочки, жду!
Через каких-то полчаса столовая комната оживлённо гудела, приступая к завтраку. Вероника Сергеевна сидела за воспитательским столиком с Кириллом Алексеевичем, учителем физкультуры, и прислушивалась к приглушённому, но очень оживлённому диалогу Антошки с его приятелем Мишкой Кораблёвым. Мишка был старше Антона на несколько лет, дружил с ним давно, и доверял редко. Оба сидели у самого края стола, почти рядом с Вероникой. «На сиське… родинка… маленькая совсем!.. Вот фома неверующая!..», горячился Антошка, что-то с жаром доказывая и позабыв о тарелке с едой. «Не… Не может быть!..», спокойно возражал Мишка, но свою тарелку тоже не замечал, «Врёшь, как всегда!».
– Вероника Сергеевна, Мишка с Антошкою не едят! – рядом с воспитательницей стояла Наташа, дежурившая по столовой. – Скажите им – мы же опоздаем в кино!
– Мишка-Антошка, ко мне! – Вероника чуть повысила голос, чтобы быть услышанной двумя увлечёнными собеседниками, которые тут же и встали перед ней в полный свой от горшка два вершка рост. – Рассказывайте!
– Что рассказывать? – Мишка, как старший, первый сообразил, что попались.
– Ну, что – у кого и где родинка! – Вероника аккуратно облокотила вилочку о тарелку, демонстрируя своё обращение в полное внимание.
– У Нинки… Ланкиной! – отважно приступил Антошка, воспылавший щеками больше обычного. – Я ему говорю, а он не верит!
– И где же? – Вероника Сергеевна подмигнула прячущему улыбку Кирилл Алексеевичу.
– На сиське! Я сам видел! А он говорит – не бывает!
– О, боже, Антошка! – Вероника Сергеевна поправила задравшийся воротник рубашки Антошки. – Ты опять все пуговицы пообрывал? Ну, хорошо. А есть-то вы когда собираетесь?
– Мы… сейчас… – забормотали оба по очереди.
– Так. Ладно. Пошли! – Вероника Сергеевна резко встала, кивнув лишь Кирилл Алексеевичу: «Присмотрите? Я на минутку!».
Она грациозно и быстро продефилировала между в меру гомонящими столиками, уводя за собой и Антошку и Мишку. «Ниночка, выйди со мной на секундочку!», склонилась Вероника к одному из столов, и к процессии присоединилась Нина Ланкина.
В прихожей-коридорчике перед столовой Вероника Сергеевна обернулась:
– Ниночка, эти два ужаса спорят вместо еды о твоей родинке! Покажи им, пожалуйста, свои грудки!
– Может, обойдутся? – Нина с сомнением посмотрела на притихших мелкокалиберных спорщиков. – Они вдвоём вчера весь вечер в чижа жулили!
– Правда? – Вероника Сергеевна внимательно прищурилась на Антошку и Мишку.
Оба, глядя ей прямо в глаза, с невероятной серьёзностью замотали отрицательно головами: по всему было – нет, жулили не они!
– Ладно… Поверим! Ниночка, покажи, – Вероника Сергеевна склонилась к ушку десятиклассницы и шепнула: «Я тоже хочу посмотреть…».
Нина Ланкина вытащила края заправленной в юбку блузки и задрала до плеч. Лифчика на ней по- прежнему не было, и белые грудки озорно выскочили наружу. На розовом левом сосочке действительно красовалась очаровательная крошечная родинка.
– Я же говорил тебе! Вот, не верил, балда! – Антошка толкнул замершего в наблюдении Мишку в бок. – Прямо на сиське!
– Антошенька, у девочек это называется «грудь»! – укоризненно вздохнула Вероника Сергеевна. – Всё, Ниночка, спасибо!
– А у мальчиков? – неугомонный Антошка даже чуть подпрыгивал на обоих ногах от приступа радости.
– А у мальчиков – как хочешь! – Вероника ловко помогла заправить блузку Нине, поцеловала её и обернулась к всё ещё присутствующим малышам: – А ну, брысь, теперь за стол, и с аппетитом, не торопясь, завтракаем быстрей всех!
В радостном возбуждении Мишка с Антошкой скрылись за дверями.
Наташа была права – киномеханик Василь Палыч или, как его звали воспитанники «Вася-Пася», опозданий в своём деле не признавал и киносеанс начинал всегда ровно в обозначенное его флотским будильником время. Последние задержавшиеся зрители тенями прошмыгивали в приоткрывающийся просвет двери актового зала, а в зашторенной полутьме уже веселились на экране вступительные титры «Кавказской пленницы».
Дежурить Наташе с двумя ребятами из старших классов предстояло весь день, на кинопросмотр это тоже распространялось, и Наташа, к своему сожалению, оказалась сидящей не в первых, самых радующихся приключениям Шурика рядах, а на самых последних стульях для воспитателей и дежурных. Несколько утешали два обстоятельства. Во-первых, лента добытая Васей-Пасей чуть ли не в самой Москве, как любой стоящий кинораритет просматривалась почти до разрывов и сейчас крутилась примерно раз в двадцать восьмой, что, правда, никак не сказывалось на проявляемом к ней интересе. А, во-вторых, рядом с Наташей сидели Вероника Сергеевна и Кирилл Алексеевич…
Вероника с неподдельным, почти детским интересом увлечённо наблюдала все перепитии новой судьбы женщины гор, пока весёлый разбойник Юрий Никулин не предложил кардинально решить судьбу «третьего-лишнего» Шурика, скрестив в угрожающем жесте руки у себя на горле. Начиная с этого места Вероника сама почувствовала лёгкую нехватку воздуха, и мысли её стали всё сильней увиливать от экранного сюжета. Сидящий рядом Кирилл Алексеевич совершенно ничего не замечал и даже не чувствовал, что стул Вероники Сергеевны уже просто столкнулся с его стулом краями. В решающий момент похищения кавказской пленницы, когда Юрий Никулин в сердцах похлопал ошеломительную вырывающуюся попу Натальи Варлей в обтягивающем спальном мешке, Вероника не вынесла и тихо напряжённо произнесла: «А родинка у неё всё-таки есть…». «Что-что?», обернулся к ней Кирилл Алексеевич, и был поражён чрезвычайно серьёзным выражением её лица: «Что-то случилось, Ника?.. Какая… родинка?.. У кого?». «У Нины… Ланкиной… на груди…», с прежней неприличествующей фильму серьёзностью объясняла Вероника терпеливо, «На левой…». «А!», чуть успокоился ничего не понявший Кирилл Алексеевич, «Ну и что?». «Ну и то!», Вероника в своей серьёзности показалась сама себе похожей на обиженную девочку и еле сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Она нахмурила изо всех сил брови и чуть громче зашептала, внятно разграничивая слова: «В конце концов, Кирилл Алексеевич! Я, в конце концов, являюсь вашей непосредственной начальницей! Должна быть, в конце концов, какая-то субординация! Вы никакого права не имели залезать ко мне в трусы! Немедленно уберите вашу руку из моих трусиков!». «Но я…», чуть опешил Кирилл Алексеевич, спешно предъявляя в полутьме сразу обе зачем-то свои руки, «Я не залезал!». «Да?», Вероника взглянула на него почти расстроено и совсем тихо произнесла: «А жаль…». На что, сообразивший, наконец, в чём дело, учитель физкультуры запустил ей под платье снова чуть ли не две руки сразу.
Сидевшую рядом с Вероникой Наташу возбуждённое шушуканье привлекло словом “начальница”. Кем-кем, а начальницей Веронику Сергеевну она представить могла лишь с большим трудом: ладно ещё воспитательницей или даже директором, но на строгую начальницу вечно весёлая Вероника походила почти никак! Наташа с интересом осторожно скосила глаза на животик Вероники Сергеевны – за талию её
