пятёрку из своего вэйбэга.
– Как… как… как? Как “ничего”? – внезапное и крайне встревоженное заикание донеслось из угла, форму которого недавно пыталась принять Марина. – Пятнадцать копеек!! Девушка, как вас зовут?
«Ийя Летина», девушка-проводница обернулась к Марине и тут же мгновенно вернула взгляд назад в свой путевой журнал, а ушки её немного порозовели, «Вы будете жаловаться, да? Правильно! Только сейчас я поделать уже совершенно ничего не могу!..». Она вздохнула подобно огорчающемуся своей неудаче ребёнку.
– Ийечка! – тело кошки Марины будто в воздухе перелилось и оказалось рядом со смущённой до отчаяния девушкой. – Мы ведь жаловаться будем не на какое-то там министерство! Мы будем жаловаться на Вас… Быть столь очаровательной на пути дорожного следования чревато крушением многих и многих мужских сердец!
Девушка вспыхнула и улыбнулась этому иезуитски-изощрённому комплименту. Марина потянулась всей собой к её шейке и чмокнула в нежную щёчку, так что Ийя вылетела из купе уже просто пунцовая.
– Какая милая девочка! – потирала ладошки Марина, плотоядно глядя на аппетитную жареную курицу перед собой. – Наташ, давай её съедим, а?
– Вообще-то я на диете… – Наташе почему-то казалось уже, что она знает Марину всю жизнь. – Отвернись, я переоденусь!
– Фу, бесстыжая! – искренне огорчилась Марина, и не подумавшая никуда отворачиваться, а наоборот с пристальным вниманием принявшаяся следить за стягиванием с себя Наташей её туристского снаряжения, состоявшего из тёплого свитерка и утеплённых спортивных штанов. – Иди уже пить свой кефир!
Рука Марины погладила тугое обтянутое белоснежными трусиками бедро, но Наташа, не долго мешкая, опустила на себя своё ещё ученическое ситцевое платьичко, которое до сих пор ей приходилось впору, и её загорелые формы скрылись до самых колен. Марина, вздыхая и определяясь с чего начать, принялась осматривать нагромождения яств, за которые ей приходилось приниматься почти в одиночестве.
– …практики Древнего Инди гласят, что составление в тонких пропорциях букета из млечных рек и вин взращённых на солнечных злаках лишь усугубляет действие многих известных диет… – Наташа наклонилась к своей загорелой коленке и внимательно рассматривала заинтересовавшую её родинку, чуть приподняв край платья, отчего у Марины побежали слюнки и она позабыла о наметившейся уже было еде.
– …в редких случаях подобный букет рекомендуется сопровождать хорошо прожаренной птицей… – продолжала неспешно Наташа, стараясь осмотреть коленку и с противоположной стороны; Марина слушала, как заворожённая…
– …и, если предоставляется такая возможность, настоятельно требуется предварить это изысканное сочетание любым из известных соков любви… – Наташа выдернула какой-то несуществующий волосок, погладила и поцеловала коленку, и подняла взгляд на замершую, как под гипнозом Марину. – Маришенька, б-бля, ты дашь мне у тебя отлизать?!
– Девочка моя!!! – лёгкий вздох был слышен, возможно, и машинисту поезда. – На скорей! На!!!
Наташа смотрела на Марину и не могла понять, куда делся отрезок времени с фрагментом перемещения: Марина уже сидела на своей полке в самом изголовье, широко раздвинув белые шикарные ноги, и растягивала изо всех сил губки своей слезоточивой мохнатой пизды. Наташа припала к распростёртой щели, как голодный зайчонок: она даже покусывала чуть-чуть Марину за мягкую горячую серединку…
Марина тоже сдержанностью не отличилась и уже всего лишь через какую-то минуту стремительно спустила Наташе в ротик, как показалось самой Наташе, добрый стакан овожделенного «сока любви».
– Ой-й-й-й-йой… Ох! Прелесть мой-й-йя-яяя! Моя пре-е-ей-лееесть… – Марина почти пела, зажмурив глаза и широко улыбаясь белому плафону лампы на потолке их купе.
– Вот, пожалуйста… Ой! – неожиданно выяснилось, что дверь на этот раз оставалась незамкнутой.
Пылающие ланиты Ийечки задыхающаяся Марина догнала уже в безлюдном коридоре, пока Наташа в приступах смеха корчилась на Маринином диванчике. «Ийя! Ийечка… извини… извините… Радость моя!», Марина держала девушку-проводницу за воздушную талию, не могла толком вымолвить слова ещё и целовала перепуганную насмерть борт-проводницу по очереди в подёргивающиеся плечики скрытые синей железнодорожной формой. Ийя прижимала к своей маленькой грудке четыре стопки белья, как последний обет целомудрия, и растерянно хлопала большими почти голубыми ресницами. «Пойдёмте… я всё объясню… мы дверь не закрыли… мы больше не будем… пожалуйста… на одну минутку… к нам… в гости как будто…», Марина несла нечто очень напоминавшее обычный послеоргазменный бред и умоляюще смотрела в синие глаза юной Ийечки. «Ну хорошо… Ничего-ничего!..», начинала приходить в себя и снова смущаться очаровательная проводница, «Конечно… Это я всё сама…». И она уже вновь стояла на пороге их купе с четырьмя белоснежными комплектами, прижимаемыми к грудке, встречаемая отошедшей от хохотательной истерики Наташей искренне доброй улыбкой и размазываемыми по лицу слезами.
– Извините нас, пожалуйста! – Наташа принимала из рук девушки эти спрессованные и горячие с одной стороны четыре комплекта и почти виновато улыбалась. – Мы совсем увлеклись тут подготовкой к завтраку и позабыли обо всём на свете!
– Нет-нет… я сама… надо было постучаться, а я… – Ийя смущённо улыбалась в ответ.
– Ийечка, вы принесёте нам пару стаканчиков чая?.. – Марина почти умоляюще сжимала одну из освободившихся ладошек девушки.
– Конечно, но только кипяток сейчас только что кончился, и мы с Евгений Михалычем поставили заново…
– А нам и надо заново! – обрадовалась Марина ещё больше. – Мы позавтракаем как раз… Принесёте, Ийечка?
– Мариш, тебе стыдно уже, правда же?! – перебила Маринины душевные страдания Наташа. – Ийечка, спасибо вам большое и так! Я сама через часик приду за чаем!
– Нет-нет, я принесу!.. – Ийя запнулась, вдруг вспомнив, видимо, чем было уже однажды чревато это её «принесу».
– Хорошо-хорошо! – засмеялась Наташа. – Приносите и не волнуйтесь ни капельки – вести мы себя будем тише воды, ниже травы!
Когда дверь за успокоенной Ийечкой мягко клацнула, Наташа зарычала, как приходящий в тихое бешенство тигр и набросилась на сидящую со сверкающими от счастья глазами Марину: «Соси, сука!».
…Было трудно удерживаться на полную раскорячку в раскачивающемся проходе, держась одной рукой за верхнюю полку, а другой вжимая изо всех сил Маринину голову себе под лобок. Но Наташу трясло не только от рельсовых стыков, но и от накопленных позывов страсти. Она яростно плющила иззудевшуюся щелку о носик, ротик, подбородок Марины и долго сотрясалась в закономерном финале, чувствуя, как на ничего не видящие глаза её волна за волной вновь накатывают щиплючие слёзы…
– Любимая!.. – протяжно вздохнула Наташа, слабея хваткой правой руки на затылке Марины и всё также враскорячку переступая через стол исполненный снеди в попытках оказаться на своём месте.
Марина пребывала в состоянии отрешённого восторга.
– Кушать подано, милая барышня… – изрекла непонятно кому Наташа, с трудом сводя ножки под столиком.
– П..п..пи-и-ить… – из горла Марины вырвался жалобный всхлип, и завтрак продолжился в лучших традициях Древнего Инди.
Медицинский эскорт
Когда от жареной курицы оставался только комок смятой фольги набитый косточками, шелухой от походной картошки в мундирах и скорлупой двух яиц уничтоженных под кефир с «Московской», в купе сидели
