отношения…
Ирэн босиком шла по прозрачному голубому стеклу неширокой тропинки похожей на русло застывшего ручейка, считала количество витков ваты на повисшем в небе облаке, загадав чёт на дождик в течении ближайшей пары часов, и с лёгким негодованием смешанным с тёплой благодарностью вспоминала этого сумасшедшего Интера Бэнка нежданно-негаданно забросившего её сюда, на полярный по отношению к её собственному месту проживания конец Земли, куда сама бы она не собралась даже насмотревшись “Географических Раритетов” Бродяги Джо. После того, как чернокожий капитан корабля, оказавшийся вовсе не Интером Бэнком (какое вероломство, особенно после столь экзотико-симпатичного вкуса его спермы у неё на губах!), оставил Ирэн в маленькой Гондване бережно омываемой двумя огромными океанами, она поселилась в мягком уютном комфорте столичного номера и с тех пор видела свой номер лишь один раз, когда ей пришлось всё-таки вернуться с семьдесят третьего километра её первого индивидуального терренкура за информационным браслетом позабытым под неосинт-подушкою. Вспомнив о капитане, Ирэн не сдержала улыбки, припомнив заодно и пылко влюблённую в неё на протяжении всего рейса крошку-Майори. Эта бортовая виолончель, на которой сюиты различной сложности могли исполнять все, кому только нечаянно захочется, строила безумно невинные глазки и требовала от Ирэн всё новых и новых подвигов до самого окончания полёта; а потом, под обмен адресами с браслетов и поцелуями на трапе, обещала обязательно познакомить её со своей мамой сразу же по возвращении Ирэн на родину…
Со времени своего прибытия на Гондвану Ирэн успела сделать две важные для себя вещи: пешком достичь побережья Тихого океана и напрочь забыть о существовании каких бы то ни было систем измерения времени. Сейчас она была на пути к достижению третьей своей вершины – побережья Атлантики. Метисы золотых тихоокеанских песков оставили неизгладимые для Ирэн впечатления, как в её душе, так и на теле: под мышкой её теперь красовался смешно раззевающий пасть цветной дракончик Така, нарисованный прямо среди закучерявившихся уже волос Ирэн несмываемой скин-краской добываемой в соцветии душистой вагины-нирваны. И теперь Ирэн больше всего на свете интересовали мулаты атлантических пляжей, славившихся обилием утреннего солнца и ужасными оргазмиями нападающими на одиноких купальщиц и доводящих их до полубезумия своими ласками. Ирэн готовилась стать одинокой купальщицей с первого же дня достижения побережья.
Пока Ирэн предавалась воспоминаниям, облако висевшее над ней полностью округлилось и чуть поуменьшилось. Теперь оно напоминало, конечно, чудную попочку Майори с двумя готовящимися вот-вот расшириться дырочками, но завитушки на нём теперь просто отсутствовали и сосчитать их возможности не было. Так и не выяснив для себя, пойдёт ли дождь над Зоо-Парком, Ирэн вздохнула и, оглянувшись по сторонам, слегка почесала пизду за краешек сильно дующейся в ткани шортиков губки: из самой Ирэн серебряный дождик готов был хлынуть уже с утра! Но Зоо-Парк явно играл с ней в “наведение” – многократно дразнился и всё никак не давал почувствовать что-нибудь между ног. Два раза в её руках исчазали, буквально растворяясь в воздухе перед её очаровательным облупившимся на солнце носиком, хуеверти; на глазах увяла, будто оргазмом подкошенная, конопля-бьянка; ещё рано утром стайка молодых пиздохаев пронеслась в расстоянии вытянутой руки и даже не почувствовала писавшей в это время Ирэн. Всё это вспомнилось как-то разом и настолько пронзительно, что Ирэн даже приостановилась на тропинке из голубого стекла, обиженно сжала все губки и мысленно пообещала Зоо-Парку покончить этот день своей жизни огульнейшим онанизмом! Сработало…
И как только она не заметила его раньше… Поблёскивающий всеми удобствами пенёк-седёлка плотно сидел корнелапами на горизонтальном стволе поползуньи-невестицы совсем недалеко впереди, на небольшой солнечной прогалине. Домогался он поползуньи, видимо, уже с несколько дней, поскольку ствол у той уже прогнут был порядочно в талии; но их неуёмный интим не сильно сейчас интересовал Ирэн: в расщелине посреди пня-седёлки часто можно было встретить его верного напарника Хуй-Спорыша.
Осторожно она подобралась к пеньку-седёлке и подцепила, качнув, пару раз розовый язычок выглядывающей из середины фиолетово-синей головки, проверяя не очередной ли это мираж Зоо-Парка издевается над ней. Нет, на мираж не походило: кончик грибной головки явственно насторожился, немо забормотав что-то в сторону глядящей на него Ирэн. Тогда Ирэн перекинула одну ногу через кремовый ствол поползуньи-невестицы и чуть присела над отполированной деревянной седёлкой с аккуратной прощелиной. Она сильно сдвинула пальчиком вбок край своих тугих шортиков и поднесла распаренную походом пизду на расстояние в несколько дюймов от показывающейся из древесной щели залупы.
Хуй-Спорыш заволновался и слепо задёргался на идущий от пизды жар. А вдохнув аромат, быстро сориентировался, чуть подтянулся и уставился со всей определённостью крошечным отверстием прямо в разверстое достояние Ирэн. Небольшое отверстие уретры на головке жадно запульсировало в предчувствии и ожидании. Ирэн получше прицелилась и сразу сильно пустила золотую струю мочи в эпицентр раззявившей ротик головки…
Весь обрызганный ствол приобрёл достаточные для начального ввода размеры и возвышался, покачиваясь, посреди блестящей седёлки с накопившейся лужицей. Ирэн азартно плюхнулась попой в горячую жидкость, насадившись всей киской на орган, которого так не хватало им обеим с её младшей подружкой ещё с утра. Сразу сильно раздвинув коленки в стороны, она упёрлась руками в коленки и, увлечённо заглядывая к себе под живот, принялась очень быстро надрачивать член-грибок всей собой.
Пенёк-седёлка мгновенно задрожал мелкой дрожью от столь стремительного натиска проголодавшейся женской расщелины и размеры нежного крепкого хуя из кожи вон пошли вверх. Попался, конечно, спорыш небольшой – юнец ещё как следует не обоссанный, не обсосанный – не доставал и до половины женских возможностей; но почмокивающей изголодавшейся вагинке Ирэн было хорошо очень и от его упорных шатаний в преддвериях. Зажмуриваясь на миг от кайфа под лобком и распахивая затем глаза на тискающийся в пизду малиновый стволик, Ирэн прыгала, как сумасшедшая, на скользкой седёлке пенька и заходилась в тихом восторженном смехе. «П..пуф-ффф!», раздалось из-под неё оргазм-эякуляционное приветствие раздроченного вдрызг Хуй-Спорыша, и, подпрыгнув, запыхавшаяся Ирэн с распахнутым от радости и соучастия ротиком наблюдала, как вырываются из торчащей алой головки фонтанчики спермы и разбиваются в молоко о её раскрытое лоно…
Полного удовлетворения, конечно, эта весёлая забава не принесла, но сняла первый стресс, «откупорила», и теперь Ирэн находила себя в состоянии гораздо более спокойном и уравновешенном, которое привычно сулило итоги в поисках куда более весомые, чем первоначальная нервная озабоченность. И предчувствия не обманули её: не пройдя и двух сотен шагов, она натолкнулась на двух юных туземок кофейного цвета ведущих куда-то за уши красавца трегуба. Из одежды на чернооких мулатках были только одинаковые платиновые дилли – крепимые за три полоски колпачки-навершия клиторов.
Для Ирэн всегда оставалось загадкой, как ухитряются эти несколько полудиких племён бывших хиппи и стоиков выращивать таких размеров «пуговицы» клиторов у своих женщин. У всех без исключения девочек племени клитора гордо выпирали из губок даже не в эрегированном состоянии, в эрегированном же, случалось, достигали размеров небольшого члена. При этом сама стрелка половых губок носилась женщинами высоко на лобке, будто очаровашки-сяповки в их племени не рождались вовсе! Так или иначе, но дилли были единственным обязательным видом одежды в племени. Без дилли девушка считалась голой и еблась кем ни попадя. В случае же если этого не происходило, женщины вдевали в дилли специальные хризолит-колокольчики, которые уже активно оповещали об их желании. Ебли их, обычно, не сняв колокольчиков, а лишь заставив сильно прогнуться и разделив надвое окущенные половинки сочных долек пизды. Оттого особенно в прохладные лунные ночи в этой части веселящегося Зоо-Парка часто раздавались целые композиционные переборы и соловьиные трели из-под загнутых пёзданек…
Но на девочках колокольчиков не было, и всё внимание Ирэн привлёк блаженно-лопоухий трегуб.
– Есть твоя? – такова уж традиция: в этих краях было принято лингво-игровое непонимание, и Ирэн старательно коверкала язык, указывая на жующего жвачку трегуба.
– Йесофкоз! – девочка-мулатка выглядевшая немного более старшей лениво качнула смуглым бедром навстречу Ирэн.
– Дайт ебать много мани тебе? – Ирэн красноречивым жестом показала себе на пизду, на отвисшее вымя трегуба и изобразила неприличное движение тазом.
– Ссукахочит! – на местном наречии пояснила старшая девочка младшей, сделав вид, что Ирэн не понимает её, и обе девочки весело рассмеялись.
– Пусть, чё жалко тебе? Давай посмотрим! – отсмеявшись, младшая девочка потянула сестру на
