непристойного внешне и отстраниться от него внутренне. Получилось лишь внутренне: я позабыл совсем, что место рядом уже было занято… «Ой, извините, ради бога!», я. И на место, покраснев и протирая над книгой не надеваемые больше очки. Слева улыбка, почти незаметная, сквозь плотно поджатые губки… Те заёрзали там что-то… Девочка в книгу чуть глубже, а я покачал только головой, незаметно почти для общественности. И тут я докачался – прочёл! По первым же выхваченным: «Гражданка»! ГрОб! Ёб твою, нихуя вам читательница!!! А я первый всегда говорил, даже Ванька смеётся пускай, как мудак конченный – я люблю Цену всегда больше всех, потому что за вкус! Это не нам долбоёбам чета, что с фонариками могут по триста лет шароёбиться в поисках человека среди людей. У Цены чутьё номер сорок пять на этих человеков придурочных! Это можно было выкопать такой раритет, ну хуй с ним… Кстати о номерах: относительно спокойно мы проехали не больше пролёта – номер два не заставил ждать…
№2: Metro-Fun поёрзал своим дипломатам ещё раз и, не оборачиваясь, поставил его как-то так по- дурацки, что всей нашей лавочке, и без того лишь наполовину мирной, стал виден его мокрый хуй, так что всем, мне во всяком случае точно, стало ясно – чего он ёрзал там, старый мудак! Этот номер спокойней прошёл, слов нет. Эти как целовались, так и застряли там в своих облаках – им не до того. Ядерщик Чпок и посмотрел бы, так не увидел там ни хуя, стратег сраный! Оставались лишь только мы… Я первым увидел эту хуйню в вагоне прямо, среди людей, и посмотрел на этого мудилу ёбаного долгим и уничтожающим взглядом так, что у меня бы снова упали очки, если бы я их держал на глазах, а не на руках! Мудило даже не пошевелился, пиздец! Правда он смотрел в вагон на какую-то видимую ему лишь пизду и не видел моего праведного гнева, но мне-то насрать видел он или не видел, я его и так думал испепелить, мудака… Зато вынужденно отреагировала на мой страшный взгляд моя новая соседка: она чуть вздрогнула, оторвав глаза от книжки, скользнула мгновенно по направлению моего жуткого возмущения, покраснела гораздо сильнее, чем я на номере первом и, наверное, подумала, что сегодня ей что-то не очень везёт – то тошнит, то одни пиздюки… После этого спокойствие уже не возвращалось в отсек. «Вань…», я стал улавливать шёпот пошевеливающейся ещё на Иване, но всё медленнее, словно собирающейся на нём вскоре уснуть, Цены, «Вань, ну как?» «Не знаю!» «Так нельзя! Это я не знаю, а ты просто забыл. Ну как там её зовут?» «Да не знаю, я не смотрел вообще!» «Да смотрел ты! Я же тебя позвала тогда… Ну вспомни, Вашка!..» «Не Птица?» Цена наклонилась совсем близко к уху Ивана и сказала так тихо, что я еле расслышал: «От пизды рукавица! Ты сейчас обидишь и меня и её! Ух и поебём мы с нею тебя, погоди!..» И отстранившись, добавила: «Нет, Вань, ну что ты, совсем? Ну?..» «Лас… лас…», Ванька серьёзно наморщился, «А, вспомнил – Ласточка!» Лесь едва заметно улыбнулась. «Ты чё, Вань?», встрепенулась Цена, «Лесь же Ласточка! Хотя, конечно… соски в разные стороны… жопка маленькая… Ванька, нет же! А Лесь?» «Нет, всё правильно, Лесь понравилось – мне видней!» Иван в самом деле сидел напротив Лесь, а не как Цена – почти жопой к ней – и ему было видней. Девочка слева, моя новая соседка, чарующая уже потихоньку меня одним лишь своим существованием, получила наймен Ласточка, хотя сама об этом пока ещё и не догадывалась.
№3: Физик-ядерщик специализировался на этом как видно давно. Раскинув полы своего альбом- конспекта, он замирал на целые часы, выжидая подходящую жертву и, буде таковая случалась рядом, пробирался под откинутой полою к ней на бедро своей хищной и непременно потной от страха и вожделения ладонью... Это был самый изощрённый упырь: его похабного поведения не заметил никто, даже я пока там прислушивался к этим двум с неба рухнувшим ангелам… До меня дошли первые всполохи явной беды слишком поздно: он пытался ей что-то шептать… Бедная Ласточка! Один я, наверное, могу точно представить себе, что может эта стерва по кличке пизда шептать на ухо нормальной девочке! А лапа его уже вовсе не кралась, как тать в нощи, а сжимала левую ляжку Ласточки так, что конспект этого сурового исследователя жизни подрагивал листами над ней… Я замер глазами в очки, сжимаемые в руках, и стал калить взглядом их дужку: «Бля!» Всё понятно, что я проебал, но непонятно, как это я… Ласточка, начиная чувствовать, вероятно, некую фантасмагоричность происходящего, постаралась осторожно, незаметно отстранить руку студентствующего хищника. Но ни осторожно, ни, тем более, незаметно сделать этого не было никакой возможности: рука, как вышеизложенно, не лежала, а вцепилась просто-таки в свою может первую и последнюю в жизни любовь… Ласточка, было видно, чуть-чуть растерялась и могла вновь бы покрыться румянцем, но я, лично, этого уже не мог допустить! Я понял, что настало время действовать, слегка встряхнуть этот придурочный уголок и поприводить в чувство всех этих распоясавшихся идиотов может быть даже сразу всех или, в крайнем случае, у кого совесть окажется.
– Молодой человек! – сказал я достаточно внятно, громко и из последних сил вежливо, – Вы не могли бы убрать Вашу руку с ноги моей невесты? Буду очень Вам признателен!..
Насколько хлипкий, настолько же и нахальный физик-ядерщик выглянул из-за Ласточки, смерил взглядом присутствие на мне бицепсов и нехотя расцепил свою мерзкую хватку… «Невесты…», пробурчал он ещё что-то там невнятное, видимо не совсем доверяя изложенной мною сентенции. Но пристыжённый в глазах общественности, почувствовал себя неловко, сунул куда-то тетрадь, вскочил и повис над нами с Ласточкой как мудак: теперь вздутый хуй под штанами его выпирал нам в лицо… Ласточка уткнулась в русское поле экспериментов, а я выдержал это недолго. На прибытии к очередной станции приподнялся и сказал ему по-мужски пару ласковых на ухо настолько смыслово и отчётливо, что он фыркнул на нас обоих и на станции просто исчез. «Куда это он упиздел?», мелькнула тревожная мысль и, как выяснилось позже, не зря…
Сидеть сразу стало просторней и веселей. Ласточка отодвинулась подальше, почти на место Чпока теперь. И я отодвинулся подальше от всего этого мудачья, что справа такое устроили, правда сейчас кемарили почти, и даже можно было подумать, что под юбкой у них всё в ажуре – никто никого! Но у нас-то глаза были не на потолке! Мы же видели! Да-а… Этот со своим дипломатом сидит… «Закрой рот, аппетит!» Вот, животное… И тут я подумал, что тоже мудак – жених, срань Господняя, выискался! «Извините, пожалуйста…», говорю, «что я так… Сил никаких не было просто терпеть!..» «Что-что?», моя ты лапочка… «Ну что я женихом Вашим представился… Просто…», я впал в видимое затруднение. «А! Это… Ничего- ничего!..», девочка почти рассмеялась и вернулась в поля. И без Всрался, конечно, не обошлось…
№3+:
– Тетя Клава, чево эт они? – пиздёныш, на весь вагон!
И смотрит ещё наглее, чем Чпок, на тихо покачивающееся сопряжение Цены и Ивана, устраняя тем самым пустые дополнительные вопросы тёти – так что ей без вариантов становится понятно, и о ком идёт речь, и о чём… Тётя Мотя краснеет, как переходящее по нашему кубрику красное знамя стыда! Сопряжение, как в счастье от пробуждения, начинает покачиваться уже более явно. «Ну что ты уставился?», шипит Мрытя на Всрался и пытается отвернуть его снова к окну. Непросто, вообще-то окно за спиной…
– Не знаю, что с ними и делать!.. – обращается Мрытя тётемотею к соседу справа, имея в виду то ли Цену с Ванном, то ли всех своих племяшей вместе взятых. – Совершенно, по-моему, ведь идём не туда, как считаете?
Как считает её сосед, Metro-Ха, лучше всего видно нам с Ласточкой – дипломат проебёшь, считовод! Но он склоняется к ней почти внимательно, согласно кивает головой и что-то ещё там буровит в ответ!.. «Тётя Клава, ну что они делают?», начинает канючить племянник Всрался.
– Ебутся! – не выдерживает тётя Мотя и выдаёт Всралсю декоративный подзатыльник. – Доволен?
Всрался втягивает голову в плечи и резонно бормочет: «Смотря чему…»
– Матрёна Карловна! – громко произносит Metro. – Физические наказания непедагогичны и аморальны! Оправдайтесь немедленно!
Цена и Иван начинают раскачиваться так, что их движения уже не могут быть истрактованны ритмичными подёргиваниями поезда. Эта Матрёна Карловна начинает жалеть от души своего сосущего чупа-чупс племянника и прижимает его голову к своей груди, поглаживая по косматым непослушным вихрам. На что племянник достаёт из её объёмного ситцевого разреза мягкую тёплую грудь и ничтоже сумнящеся заменяет ею свой сунутый в карман леденец. На лице девочки слева читаются всё более выраженные сомнения в здравости собственного рассудка… «Извините, Ласточка…», обращаюсь я к ней в попытке хоть ненадолго оттянуть момент крушения её веры в силу разума, «Мне показалось, вы читаете Летова?» «Что? Ах, да!..» «Видите ли, я несколько знаком с тематикой и не совсем согласен с патетикой некоторых поднимаемых им вопросов! Вот к примеру…» Но тут хуй принёс этого Чпока! Или вернее – тут Чпок принёс этого хуя!..
Влетел в закрывающуюся уже дверь, запыхался, но несчастье всё же случилось – успел!.. Я как замер
