сказочный хоровод, который потом ни одна женщина словами передать не могла. Женщины, как заведённый умело механизм, около получаса усердно тряслись в оргазмах, а потом утопали в приступе невероятнейшей нимфомании. Лютики улетучивались стайками и по одному, растворяясь в пизде, на теле и в воздухе, а женщин ещё целый день было не узнать. Словно заведённые, тянулись они ко всему шевелившемуся в порывах пылающей срасти ещё на протяжении дня и ночи. И после таких суток полёта бюллетенили, как минимум, по три дня – их попросту было не разбудить.
Но в этот раз Ирэн повезло. И везением оказался случай, едва не стоивший ей жизни.
В обеденный перерыв она не пошла в столовую, а наскоро перекусила у себя за столом в углу, намереваясь в относительном затишье использовать половину времени отдыха для работы над почти завершённым отчётом. Ирэн как раз завершала своё непродолжительное общение с десертом, попутно устраняя использованные приборы в отсек приёмника, когда в раскрытое окно залетел маленький знакомый хуй и пристроился к её губам, ещё пахнущим свежей клубничкой. Он часто залетал на десерт, и Ирэн решила не сопротивляться, тем более что из сотрудниц бы мало кто сейчас это заметил. Она приоткрыла немного рот. Хуй быстро проскользнул и начал ритмично биться в горячих конвульсиях. Всё было как обычно, и Ирэн через несколько мгновений почувствовала во рту небольшую порцию симпатичных на вкус сливок. Отсосав, она чмокнула малыша в венчик и уже собиралась запускать его к ебеням, но тут и случилась беда.
Во-первых, хуй ни к каким ебеням не захотел. Во-вторых, он начал стремительно преобразовываться и расти. А, в-третьих, по окончанию периода трансмутации, он довольно нагло уселся в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Подобного от своего хорошо знакомого милашки-шалуна Ирэн не ожидала и тихо вскрикнула: «Ой!». Бывшие в отделе сотрудницы обернулись и стали свидетельницами того, как мирный маленький хуй бесстыже превратившийся в огромного хероноида с довольной миной достаёт из кармана зажжённую сигару и пускает дым кольцом в потолок в приступе своего невероятного счастья…
Управу конечно нашли быстро. Дежурный лаборант отловил его наволочкой от своей дежурной подушки и понёс в отдел Последнего Предупреждения Внеземным Цивилизациям. А Ирэн, слегка поуспокоившись после столь коварного проникновения, и рассказав собравшимся в отделе женщинам, как хероноид пробрался в стены института притворившись её милым знакомым хуйком, вдруг вспомнила, что с большим удовольствием и отчасти с прихлёбом отсосала у хероноида. Осведомлённые женщины даже всплеснули руками!..
Дело было в том, что половое сношение с хероноидами само по себе считалось небезопасным, а вафлизм и вовсе мог обернуться трагедией. Сперма хероноидов содержала глюкогены, с одной стороны доводящие до райских высот и седьмых небес, но с другой стороны не выдерживало сердце и от кайфа такого рвалось с цепей напрочь. Вопрос о том, что такая смерть, возможно, стоит человеческой жизни, одно время долго обсуждался, но даже и в те малоинформированные времена люди находили в себе способность здраво мыслить и не давали друг другу преждевременно заканчивать жизнь увеселительным оргазмом.
Скорая появилась почти мгновенно и в три минуты прочистила Ирочку от макушки до задницы. Ирэн вздохнула и блаженно потянулась всем своим, как на свет народившимся, желудочно-кишечным трактом. И после обеденного перерыва она уже почти забыла о случившейся маленькой трагедии, но коварный хероноид напомнил о себе ещё раз. И на этот раз с очень даже увлекательной стороны.
Сперма хероноида оказалась не только сильнодействующей, но и хорошо всасывающейся и довольно активной даже в малых остаточных дозах. И эта остаточная активность проявила себя несколько необычным образом. За те считанные минуты, в которые сперма находилась в теле Ирэн, субстанция успела пропитать весь её организм мужскими гормонами хероноида.
В результате Ирэн, уже покидавшая институт и приветливо встречаемая целыми потоками розовых лютиков, с приятным удивлением вдруг обнаружила, что она сегодня совершенно неуязвима для этих маленьких бестий. Хлынувший дождь набирал силу, ураганные порывы ветра забивались в самые отдалённые закоулки, доставляя розовые лютики поближе к вожделенным обладательницам ласковых пёзд… А Ирэн стояла на пороге института, в порывах ливня и ветра, и лютики, с неизменным усердием огибая её и не почитая, видимо, за персону женского пола, устремлялись дальше по коридорам и улицам.
Ирэн впервые, как зачарованная, шла сквозь ливень из розовых лютиков и наблюдала неистовствующий город.
Город после грозы
Она шла по омытому до душистой прохлады городу, а вокруг ещё таяли в воздухе всё более редкие облачка розовой микрофлоры. Окаймлённые сиреневыми ореолами фиолетовые тучи быстро рассеивались, и ранний весенний вечер уже вновь выглядывал из-под них косыми оранжевыми лучами спускавшегося к горизонту солнца. Природа снова улыбалась городу, и город начинал улыбаться в ответ…
Первым, что поразило воображение Ирэн, было произведённое грозой опустошение. На улицах на протяжении уже нескольких пройденных ею кварталов не было вообще никого, за исключением двух-трёх копошащихся у обочины муниципальных роботов. Даже городских жаворонков, обычно висящих над вечерними улицами и трелями развлекающих блуждающих по небесам распашонок, теперь нигде заметно не было. Отсутствие привычных звуков и многолюдности чуть тревожило и завораживало. Ирэн чувствовала, что окружающее всё больше и больше забавляет её. Что и говорить, она привыкла всё-таки видеть послегрозовой город с несколько иных позиций…
Вздохи из подворотни, которые привлекли её внимание, были первым услышанным ею живым звуком, и Ирэн, не задумываясь, свернула в прохладный сиреневый полумрак.
Ничего нравственно выдержанного в подворотне она, конечно, не увидела: худенькая девушка- блондинка со статью юной студентки и просыпающимися почти до попы волосами отчаянно насиловала разложенного прямо на пластик-брусчатке дикого и волосатого матроса, невесть какими судьбами оказавшегося в этой части города. Матрос свирепо усмехался и крепко сжимал в своих лапищах почти незаметные из-за них слабые бёдра, а девушка ожесточённо гоняла со скоростью света свою худосочную попку по обильному меху его лобка. Выражение лица девушки было трудно передаваемо и свидетельствовало о крайне сложных сочетаниях чувств в настоящий момент у неё внутри. А на матросе почти в клочья уже была разорвана его боцманская тельняшка, и на лохматой груди метался ослепительно посверкивающий аметист-амулет.
Ирэн остановилась в каком-то шаге от столь экстренно совокупляющейся парочки и с полностью отрешённым любопытством, в лёгкой иронии рассматривала их в упор. Девушка сжимала зубки на побелевшей нижней губе, очаровательно морщила носик и не открывала давно уже, видимо, зажмуренных от удовольствия глаз… Ирэн она даже не заметила. Боцман-матрос же засмеялся ещё более нахально при виде подошедшей красавицы и, чуть приподняв девушку-блондинку за невесомый её задик, мелко и часто затрусил её над своей залупой, доводя свою наездницу до стремительного финала постигшего её кайфа…
– Будешь?.. Я… на… ближайшие двадцать отъехала… – с трудом переводя поставленный сумасшедшей гонкой ритм дыхания, девушка предлагала Ирэн полупорванного уже ей матроса так, будто предлагала собственного механического робота для оказания интимных услуг.
Ирэн только благодарно улыбнулась ей в ответ, покачивая ножкой подвернувшийся чёрный футляр студенческого тубуса: уж нет, сегодня она, быть может единственный раз в жизни, может наблюдать смех розовых лютиков над человечеством снаружи, а не изнутри. Конечно, у этого мощностью в тысячу дьяволов матроса безумно торчал высоко задранный вверх его кряжистый боцманский ствол, и у Ирэн нёбо немного покалывало при взгляде на этот целящий уже ей между ног агрегат… Но взглядом тут главное было не зацепиться с самим этим морским тигром, поэтому Ирэн быстро зажмурилась и легко рассмеялась. И чувствуя на себе слегка недоумевающие взгляды, она быстро выскользнула из подворотни. Когда она обернулась напоследок, матрос уже пристраивал свою бороду к светлому пушку на лобке отдыхающей в неге студентки…
Дальше Ирэн занесло в фармацевтический супермаркет, в витрине которого сношались, как заведённые, два попугая, которые при ближайшем рассмотрении оказались рекламно-пёстрыми
