Развратила я её в ванне. Много томительно-долгих минут я крутилась перед ней своим обнажённым и полностью нагим телом с голой задницей и орала 'Ой, щиплет, Ир!!', прежде чем до неё, наконец-то, дошло, какие страстные муки уже я испытываю!
- Какая же ты красивая у меня... - услышала я её с чего-то утихший до шёпота мягкий голос и открыла глаза сквозь шампунь, который сразу аж перестал мне щипать: мамочка смотрела на меня, как уставившаяся на куклу глупышка, а потом поцеловала в пизду.
- Ещё! - я потребовала сразу же, потому что письке понравилось, а Ирка могла всё забыть от своей любви, которая явно читалась в её подобалдевших глазах...
- Чего - 'ещё'? - моя мамочка тогда действительно была ещё очень глупенькая.
- Поцелуй! Поцелуй!
- Ты чего?! - она просто опешила и растерялась, как маленькая.
- Ну, быстро, Ир! Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста-препожалуйста - ещё разик! - я решила её умолять хоть до утра, пока она не сдасца.
Она чмокнула меня куда-то в пузик, в пупок.
- Нет, не туда! А туда!!
- А 'туда' не целует никто! - смекнула, похоже, о чём уже речь, наконец, моя мамочка. - Ты чё, обалдела, Матрёшка? А ну, башкой быстро под душ и выскакивать!
- Чего это не целуют... - я заскулила, как только могла и умела, чтобы ей лучше узнать было о моих душевных страданиях навсегда. - Ты же поцеловала! Ага?!
Я резко вернулась из-под душа с умытою головой и попыталась заглянуть Ирке в глаза:
- Ну, поцеловала же, Ир?.. Да?.. А это правда нельзя? Что - прямо нельзя-пренельзя?
- Нельзя-пренельзя! Отстань!..
- Ир, а ты же поцеловала? Ну скажи...
- Поцеловала-поцеловала... вылазь!
- Ну уш нетушки - я всем теперь расскажу, что ты поцеловала меня туда, куда нельзя-пренельзя! Поцелуй быстро ещё разик, чтобы я никому-никому! Честное слово!..
- Ой, дурочка... - Ирочка почему-то вздохнула и охнула.
И поцеловала ещё. Нежно и ласково, как умела только она, когда целовала меня на ночь в рот, чтобы я молчала уже и больше не баловалась!..
- Ещё один разичек... честно... и всё!.. - я аж забыла дышать, так было приятно-тепло и не хотелось её отпускать: я сильно-сильно прижала мамочкину шелковистую голову к своим ногам под живот...
Она поцеловала ещё, и я её отпустила меня вытирать.
С тех пор я имела её как хотела и куда хотела. Я говорила ей, что никому не скажу, и тогда она сразу слушалась. А чтобы ей не обидно было, я сама целовала её туда куда нельзя-пренельзя.
- Ты тоже никому не говори!
- Не скажу...
Мамочка читала мне по вечерам про всяких микки-маусов Маугли бегающих по африке почти голыми, а я сидела у неё между ног и целовала в тоненькие, мягкие её трусы. От моих поцелуев они намачивались - сначала несильно, а потом сильно, аж до попы и на простыню, а мне почему-то очень сильно нравилось греться между её тёплых и нежных ног головой и пахла она очень невероятно, как француские все сразу духи!..
- Ир, можно ты без трусов почитаешь?..
- Нет.
- Ну, Ир...
Я тянула её за резинку.
- Я же никому-никому...
- По заднице щас!
- Ну всё - я обижусь сейчас и тогда будешь знать!
- Нет. Всё - сядь и сиди, не вертись! Слушай...
- Хорошо... Давай-давай - почитай!.. Я буду слушать и незаметно для тебя плакать!.. Всё - я обиделась... Ну, Ир...
- А без трусов не будешь? Плакать незаметно для меня? - любимую мамочку ни с того пробивало на смех.
- Не буду... - сердито бурчала я надутыми щеками в её коленки.
- Закрой глаза - открой рот! - смеялась Ирка и стягивала с себя свои трусики.
И я снова любила про Маугли, потому что теперь ещё можно было и терецца о её шелковистые волосики, которые почему-то росли у неё на письке, а у меня совсем нет...
- 'Все джунгли твои, - говорила Багира, грациозно растягиваясь на высоком суку, - можешь охотицца на что попало, маленький лягушонок, но никогда не срезай ветвей золотой конопли, что растёт в Изумрудной Трясине! Таков почему-то у нас Закон Джунглей...', - внимательно читала Ирча мне книжку.
- Ир, почему у тебя тут такой хороший пушок?
- Взрослая потому что! 'Особенно не срезай их в первую ночь полной луны после сезона дождей, иначе тебе...'
Я блуждала носом в её мягких джунглях и мне было совсем хорошо...
- Можно лизну?
- Нет. 'А если мишук Баллу узнает, что ты ослушался, то... Тебе придёцца делиться ещё и с ним!' Маришка, обезька мелкая! Ай!.. Уфф, блин...
Ой, я и лизала-то всего один, или два, или три разика! А она так смешно дёргалась своей попою по кровати и стонала вся страстно, как обречённая! Наверное, сильно сексуальной была в свои юные годы.
А на кухне я её с шоколадным кремом любила. Тогда она просто выдавливала немножко из тюбика вместо торта себе 'туда', под волосики.
- Будешь апельсин с шоколадом?
Она раздвигала ноги, сидя в кресле, и подставлялась мне сразу вся. А я без апельсинов с шоколадом вообщеж жить нимагу! И лизала поэтому, как сумасшедшая, даже казалось, что из Ирки в самом деле текёт самый вкусный апельсиновый сок, так быстро приходилось проглатывать!..
Но тогда я по децкости лет и понятия не имела, что это были у меня первые приступы 'ранней прогрессирующей педофилии', поэтому пока ещё не сильно тревожилась...
Мартышка и маленький слон
А вот с папочкой пришлось повозиться.
Во-первых, я сначала не знала, что он настолько сусчественно отличается от мамочки!!! Я думала, что у них разница только в усах и в умении исчезать по утрам неизвестно куда из дому...
Я всё поняла рано утром, когда однажды вдруг меня подняло под задницу и уткнуло в мою маленькую подушку головой чем-то крепким и твёрдым. Мне снился сон, как раз, что я у тёть Маши, соседки, черешни ворую в её палисаднике, и только не могу понять с чего это меня так ветка снизу головой в небо жмёт!.. Я проснулась, как обычно, между мамочкой с папочкой и глянула трезво на реальность вещей у себя между ног - под моими трусиками у меня из-под ног высовывалась какая-то смешная 'ветка', которая росла, как оказываецца, из-под папочкиного живота, пока он крепко-накрепко спал... Мамочка проснулась тоже тогда - Ирочка как-то чувствует всегда, что я попроснулась - и чуть слышно вскрикнула!.. Чего это с ней, я не поняла, но тем же вечером они мне напридумали!
- Вот, Маришик, твоя новая кроватка! Прикольная - по правде же? Ага байки?
Ну я им и устроила тогда 'байки'!.. Я подобного вероломства не ожидала и от страшного Костика Кицына, который мне два раза кафету зажилил, не то что от родных и чем-то мне всё-таки близких родителей!! Я ревела, как майский медведь, и сквозь горячие децкие слёзы объясняла им обоим двоим, как же сильно они меня вовсе не любят и не собираются! И что я тогда буду жить на улице с дядей Толей
