Нет, не бог… И бывал иногда не решителен… Не мог решить никак, например, думал: может воткнуть на место, пока всё равно отвлечён ведь, чеку?.. Да всё никак… очень занят был – у иё горлом кровь… Думал помрёт станет легче, ведь у него вся одёжка полатана, жизнь в труху и вообще мягко-тёплое пыли комок… агнеопасна стат пыль…
Она раскрыла глаза и если б не утраченные силы и оружие выстрелила б… Его контуры обозначали собой ненужность…
- Попей, попей… - постоянно срываясь, он всматривался ей в глаза, стараясь остановить всё шедшую горлом кровь…
Потом, наконец, отлегло, и было до жуткого интересно смывать кровь с её лица – из-под крови появлялись следы испытанной живой боли; такой, что может лучше и не смывать бы горькую кровь - в нём тогда обучалась первым словам темнота…
- Где… наши?..
- Наши давно покинули всё, что здесь, путём методичного ввинчивания в небо… Наши ушли, не оставив надежды, патронов и лжи… Наши вокруг нас, наших не было никогда и уж точно нету теперь, наши – вечный огонь…
Она не услышала ответ, она ушла в забытьё раньше, чем он успел дотронуться влажно-стерильным бинтом до её оцарапанного виска…
Это была гроза, а не боль… Боль наступила потом, когда вынуждены были к затягиванию многочисленные обширные раны, и оттаивала вмороженная в жестокость боёв нервная система… Она бредила в полуприсутствии своём в мире реальности, он всеми силами не давал ей придти в себя полностью, сдерживая вьющуюся по всему её телу боль… Ночами он хохотал про себя, обрывая о собственную нутрь собранные им цепи нивелир-зла и рисовал на столе своей мастерской звёзды чем-то запомнившиеся ему… Не за раз отлегло…
А потом она стала живой, и он в отстирываемых складках её заскорузлой о кровь и дорожную пыль одежды нашёл кольцо… Вместе с чекой… Это было его, как и попало туда знает кто, а он посмотрел на окно своей комнаты и не увидел окна… Стало весело, он начинал изучать человечий язык…
- Кто ты? - она спрашивала. - Я думала, ты один из художников звёзд, когда увидела впервые тебя весь в крови…
- Нет, я почти не художник уже, скорей звездочёт…
- Хочешь все сосчитать?..
У него подводило к сердцу живот…
- Д-д… д-д-да, й-йа уже сосчитал…
- Ты смешной, как всегда. Была бы со мной моя винтовка проверенная, я бы давно уже расстреляла тебя ни за что – все звёзды не сосчитать никому, небо не имеет границ!..
- Я н-н-н-н…н-не н-нна небе, я на тебе…
- …?..
- Они вырезали тебе на спине звёзды…
- Они вырезали мне на спине крылья!.. Звёзды же украшают небо!..
«И тебя…», тихо думал он, чтоб она не услышала – начинал так любить… За это она откровенно издевалась над ним и спрашивала:
- Правда, скажи, а ведь как?.. Посмотри это так же ведь - если звёзды зажигают, значит это кому- нибудь нужно?!.
И приглашая в небо ночное, полное сверкающих звёзд, поворачивалась взглядом в неограниченный для неё млечный совсем горизонт… А он вскидывал глаза ей вслед и видел зажившие почти на ей и ни хера ни заживающие у нём внутри звёзды, о которых она говорила, шо то крылья…
- Что ты делаешь здесь? - спрашивала она, с интересом рассматривая на его рабочем столе просыпающуюся фэ один.
- Генерирую войны, - говорил он, не поднимая глаза, потому что сейчас ведь нет, это несчастный обман, сейчас он занят совершенно другим…
А чем?.. Этого и сам он толком не знал и всё безуспешно пытался определить…
- Ты не погибла только потому, что нарушила сценарий…
- Эй друг, что ты лепишь на своём дохло-зулусском языке? Ты думаешь, я никогда не смогу найти какой-нибудь вонючий автомат, чтобы дать тебе помолчать?!. Перестань говорить, я скоро совсем долечусь и отправлюсь к своим… догонять… э! ты слышишь меня?...
- Нет, потому что ты сама ещё не до конца вспомнила свой нервоисток… Ты не уйдёшь, оставив меня в живых…
- Конечно!.. Я пристрелю тебя и пойду!..
- Это было бы возможно, если бы не завтрашнее утро…
- А что утро?..
- Завтра утром нам очень бы подошло проснуться…
Они и проснулись…
Он – сжимая кольцо от чеки от фэ один от неё от на глазах возникающей возможности от утренних снов от лётных часов от потерь и поражений на самой высокой в мире вершине скал-лы…
Она – в порыве безумия обернувшаяся на него и, наконец, осознавшая своё проникновение в штаб так давно не заканчивавшейся войны. Условный противник перестал быть условным и обрёл реальные, ощутимые наощупь черты. Высший враг, причина впаянных в мозг нерождений и забытых предназначений тех, кто, и умирая на страшных голгофах, просили – дойди…
Это была с первого взгляда любовь…
Он заикался всё и никак не мог выговорить этого слова, хоть так сильно хотел, она ядером глаз своих проливалась в иго – бы помочь, но всё ноль, и ноль, и ноль; он терял осознание… Как пароль из врагов часто столь высекаемый, что казалось давно бы привыкнуть уметь…
Он сплюнул кровью, поцеловал её и обернулся в угол – фэ один на столе активировалась, и стали видны микроскопические трещины на её математически выверенных сторонах…
Тогда он расправил своё мироздание… Легко с плеч поосыпалась лахматка латана уж перелатана, как та жизнь… Со звоном лопнула и осыпалась бессмысленными калечками сыскавшаяся с-пад лахматкай кольчуга… Потрескалась и потекла живая человеческая его кожа от тесноты изнутри… Он стоял в полный рост… Она думала мысль и улыбалась, как в сон, ему в лицо… Теперь навсегда? Ай-ден-зых…
Стало сначала холодно, потом очень холодно, потом вокруг всё вымерло… В мир вверзался простёртый над всем выход-вырвавший термоядерный взгляд… На попутном осколке колечко входило в гости к сердцу.
Летаййа
Плавный изгиб...
Лес полный слёз…
Лишь ветвь…
Вэй… еликом спыданька дастань… камка чтось… нати намка ужо… кой да т ка… вылюб до ото утра… вот и вкус… утри языком… у неба, смотрите, у неба тоже разрез!.. из-з-зз… летит…
Так и звали её – Летайка. От всех до всех да ниискалечь нам нисколечка же утроб. Слёзаньки
