каждого угла а я в стремительных извивах бился об эти тёмные углы так что от скорости прохождения голубые и скры сыпались из камня углов и из стали моего кожного покрова в своём восприятии я отстреливался ещё а змеем проходил я почти не замечая выстрелов их это хорошо было потому что Погиба не видела в темноте не умела в темноте видеть ничего кроме вспышек искр и отсветов выстрелов как умирали они они машины хоть но умирали и похоже на нас и их жаль
пробился я через ту полосу почти без потерь и мы остановились в подземной пещере на регенерацию вода здесь была много воды целое подземное озеро покойно было здесь и на берегу разбил я привал я зажёг свечу и когда вспыхивало лёгкое пламя мысль мелькнула во мне и ещё до того как острый огонёк в первый раз взметнулся над свечой я перевёл восприятие погибы моей в солнечный мир мы по-прежнему находились во тьме пещеры нарушенной лишь лёгким язычком пламени а погибы видела солнце и у ног её не покоилось чёрное подземное озеро а с лёгким шумом плескалось о берег волнами настоящее море она сидела на жарком песке у изумрудного бескрайнего моря а я был в прохладном спокойном подземелье и нам было хорошо сталь моих ободранных чешуебоков восстанавливалась Погиба бронзовая подставила свою застывшую мечтательную улыбку солнцу и я спросил кто ты? она улыбнулась мне и спросила что? я спросил кто ты? мамка-папка живы? и тогда она поняла поняла даже улыбка застывшая дрогнула чуть-чуть она молчала немного и я понял что она поняла и не говорил ничто а потом говорила она мамка-папка? С едва уловимой странностью переспросила – мама умерла ещё до войны в городе полном игрушек и шахт не знаю почему мне запомнились игрушки и шахты шахт я и не видела даже и плохо знала что такое шахты игрушки были любимые все а шахты было любимое слово игрушек в моём городе все и часто говорили это слово – шахта – мама умерла а папка ушёл на войну давно ушёл… ещё до войны…. И последние годы мне было грустно одной казалось что солнце остановилось на западе и никак не может уйти и никого никого никого почему ты так долго не шёл? – вдруг встревожено спросила она у меня и я погладил её по голове и сказал тихо – я шёл – не было никого – успокоилась она – кто мог бы помочь солнцу а потом началась война – ты из этого мира? спросил я – не знаю – ответила она – иногда мне кажется да иногда мне кажется нет у нас всё было не так но в городе мне было больно так будто это был мой город там наверху у нас было умиравшее солнце но живой город а здесь солнце живое хорошее только город мёртв и как-то неправильно мёртв – ты тоже заметила? – спросил я да только это лучше хоть не замечать от этого невыносимое что-то внутри и хорошо совсем хорошо что мы оттуда ушли… – она помолчала немного и добавила – ты мой хороший змей… я понял что она вспомнила голубые вспышки в коридорах темноты и сказал переливаясь кольцами в пещере и в солнечных лучах – – это ничего… а потом я замер взглядом это очень хорошо было в солнечных лучах кольца моего сверкающего тела вокруг её бронзово-прекрасного тела она смотрела с улыбкой своих тонких прекрасных губ на своё живое солнце а я просто смотрел вдаль на море просто смотрел в даль это очень хорошо было в солнечных лучах я это мог это правильно было а в подземной пещере моё предынфарктное состояние подвигался из былых времён неугасающий мой сердечный приступ я замер взглядом в недвижную пучину чёрных подземных вод чёрного тихого озера я понял сразу неотвратимо и безвозвратно что в пучину вод мне идти
это очень было нехорошо я лежал холодными кольцами на прохладном полу возле моей погибушки я сидел возле неё и я чувствовал этот страшный холодный подкат изнутри кверху грудной клетки как из разверзающейся чёрной пучины подземных вод я почувствовал что мне идти БЕЗ НЕЁ
– ты такой холодный теперь – сказала Погиба – как ты умеешь быть холодным на солнце? – спросила она я улыбнулся ей изо всех своих змеиных сил и сказал – умею я…
они надвигались стремительно не считая меня как слепого котёнка они были непреодолимостью своей всемогущи и вездесущи я был для них слишком беспомощный бог смешные они ещё рассчитывали на моё всепрощение категория разума вот вам мера нехорошие я сжался в узел в очень очень огромный тугой узел я стал непроницаемым скользким клубком я спрятал погибушку я спрятал радость свою совсем совсем глубоко совсем глубоко за непроницаемую свою сталь…
только они не заметили мою сталь они разрезали на большие бьющиеся – наверное от отчаяния? – куски моё огромное тело а в моём восприятии они просто сожгли меня как тогда с вертолёта напалмом и я корчился в обоих восприятиях как съёженный и мне больно было очень очень больно но не от их сраного напалма а потому что уже не было второго восприятия не было родной моей погибушки
…они и город этот выжгли так… внезапно… не останавливаясь ни перед какими болями и законами… город и проснуться не успел… и время было как раз… утреннее… вот бы взойти солнцу… взошло… там и взрослые были и все но вышел город убитых детей… они не дали им проснуться и убили их на излёте их детских снов… неупокоенный… город… убитых детей… убитых взрослых и разных детей…
вот и играй с вами в танчики а у вас руки в крови или опять вото вареньем перемазались как отправить вас всех умываться шкодники герои героями утомись за вас сопли вам вытирать сопливое войско оголтелого бесстрастия!
Ну вас всех пошли погибушка пошли наплевал я на них и пошёл в раздвигающийся грандиозный мрак надвигающегося чёрной тяжёлой пучиной озера
Затя
пульт был тихий мигающий ласково не виноватый ни в чём я подошёл к столу и погладил пульт я и сам тихий был… притихший… по пульту змейкой бились красные лампочки я перевёл их в спокойный режим и на экране высветилось имя ЗАТЯ спустя несколько мгновений появилась как всегда в чём мамки рожают с белизной горного снега и с огненно-рыжей копной лохматых волос соски розовые а глаза пристально и глубоко-непроглядно чёрные она была бы наверное дьяволом если бы не нижняя половина её лица с мягкими красивыми добрыми губами хорошая она была – затя а в прогибах мягко-пружинистый кошачий извив здравствуй лапонька сказал я а она осмотрелась по сторонам и сказала – привет я тоже осмотрелся по сторонам и подумал что надо осторожней мало ли я кто и спросил у неё кто я – ты? переспросила она – не ты же а вы – львиное царство – да? – озабоченно не совсем понял я – да – сказала она – четверо по одной комнате и засмеялась – ты – кошкин дом я наконец-то вышел в её восприятие и тогда понял я был стаей четырёх огромных котов лев два ягуара и лунный леопард я переливался четырьмя животными по комнате а затя стояла посредине и не зря я видел наверное до того ещё её хозяйкой котов
первым выскользнул в двери лунный леопард беркут-смерть он был разведчик и охранник любой ночи и за ним можно было идти за ним скользнули два ягуара злой и свой затя была прекрасна последним комнату покинул мудрый – лев глаза большие жёлтые и непроглядно-чёрные как у зати внутри
мы наверное попали прямо в рай – «наверное» потому что я где-то там в темноте своей знал что не в рай – котольвы мои качались на каких-то качелях на хороших качелях на лианах деревьев а затя лазила по деревьям с ловкостью пумомартышки в своём восприятии я сидел и просто смотрел на затю смотрел и на горные снежные вершины вдали иногда смотрел на себя на этих её котов
здесь было доброе всё и розовый из-за деревьев восход и я понял что по нам здесь не будут стрелять… мне хорошо стало как редко бывает и я отдыхал
розовая затя розового мира из-за неё я чуть не вспомнил всех но здесь это было нельзя и я лишь
