И услышав:
— Пресвятой Богородице! Поставим в вазу перед ее чудотворной иконой!
Радостно подхватила мужа под руку.
И продолжила путь по чужой, незнакомой Москве…
2
Стас с пониманием смотрел на жену…
На первую ступеньку эскалатора, ведущую глубоко вниз, Лена ступила с присущей для многих, до этого ни разу не ездивших в метро людей осторожностью.
И даже страхом.
Но, еще теснее прижавшись к Стасу, вскоре ничего, привыкла.
И даже принялась разглядывать проплывающие справа-слева наверх, так и бросающиеся сами в глаза, яркие щиты с рекламой.
Их вид и содержание ей явно не нравились.
Лена слегка нахмурилась.
В вагоне метро, куда они втиснулись и где их уже, наоборот, люди прижали друг к другу, увидев журналы и книги, которые читают сидящие пассажиры, она только покачала головой.
Нахмурилась еще больше.
Прикрыла глаза.
И только легкое шевеление губ выдавало то, что она в это время творила молитву.
Стас с пониманием смотрел на жену.
Что она видела в Покровском, кроме дома и храма?
Особенно после того, как закончила школу.
И теперь, в многолюдной, шумной Москве, где каждый идет словно сам по себе, не замечая другого, с ее постоянным потоком машин, пестротой лиц и одежд, неожиданно пугающим щелканьем то и дело меняющих изображения баннеров, напоминала рыбку, которую выбросили из воды на берег.
«Золотую рыбку!» — улыбнулся Стас, глядя на желтую куртку жены с лисьим воротником.
И уже начиная посматривать на привычную для него Москву ее глазами…
Только в Иверской часовне, хотя та и была совсем небольшой по сравнению с огромным метро, Лена, наверное, снова почувствовала себя рыбкой, брошенной в спасительную воду.
Тем более что им удивительно повезло.
Как раз читался акафист Иверской иконе Пресвятой Богородицы.
Сама икона, большая, удивительно красивая, на которой Божия Матерь была изображена в окружении апостолов, была густо увешана благодарственными приношениями.
Сделанными из серебра и золота — маленькими серебряными ногами — от людей, которые после молитвы перед ней вновь обрели возможность ходить.
Такими же символическими руками — в благодарность за чудесное избавление от болей и неподвижности.
Кольцами, очевидно, за возвращенное семейное счастье.
И, наконец, наручными часами — за продленную, как говорили раньше, на покаяние, жизнь…
Акафист, судя по всему, был хорошо знаком Лене.
