гарнизона столицы семьи жили в прилежащих районах. Если он проиграет битву, город будет оставлен, если выиграет, солдаты захотят вернуться домой, оставив столицу беззащитной.
Это все и решило — не сила или слабость противника, а преданность собственных войск. Вникая во все эти тонкости, Шикуо не сомневалась в решении императора.
Цзун постарается умиротворить монголов, чтобы выиграть время для укрепления своей обороны. Она не удивилась, когда узнала, что Фусин отправился вместе с А-ла-шеном в монгольский лагерь для обсуждения условий договора.
К концу весны Фусин и тангут вернулись в столицу. Будет заключен мир, требования противника будут удовлетворены.
Она рисовала в своей комнате, когда к двери подошел какой-то младший чиновник. Когда Ма-тан впустила чиновника и его двух помощников, рабыни опустились на колени вокруг Шикуо. Чиновник поклонился должное число раз и пробормотал приветствие в соответствии с церемониалом. Она ждала, предчувствуя то, что он скажет ей, и все же отказываясь поверить в это.
— Наш монгольский брат, — говорил чиновник, — сказал, что он примет в дар золото и шелк. Мы дадим ему десять тысяч лянов золота и десять тысяч штук лучшего шелка. Он сказал, что хочет лошадей, и ему дадут три тысячи наших лучших коней. Он сказал, что хочет пятьсот ловких мальчиков и пятьсот красивых девушек, чтобы они служили его народу, и они будут подарены ему. Он сказал, что дочь императора, отданная ему в жены, смирит его гнев. Честь пала на вас, ваше императорское высочество — Сын Неба указал, что из принцесс вы больше всех подходите для того, чтобы стать женой монгольского короля.
Ее рабыни замерли. Шикуо сообразила, что Цзун сделал самый удобный выбор. Монгол не узнает, что среди дочерей императоров она занимает далеко не главное место, а со своим здоровьем она, по слухам, долго не проживет. Ловко же император нашел ей применение — решил обидеть врага под видом исполнения его требования.
— Значит, я куропатка, — сказала она, — отданная на растерзание тигру.
— Император предоставил вам три дня для подготовки. Вам, конечно, дадут все, что нужно, чтобы утешить вас. Сын Неба сам выберет для вас подарки.
Шикуо взглянула на свой рисунок — несколько мазков, и он будет закончен. Император Цзун сидит в саду и наблюдает, как императорские гвардейцы упражняются в стрельбе из лука. Один опустил лук, будто только что выстрелил. Стрела воткнулась в землю, не долетев до цели, другие стрелы валяются поблизости. Кисть забегала по бумаге. Чиновник стоял молча, а она ждала, когда высохнет тушь. Она не предложила ему сесть, не велела рабыням принести чай.
Наконец она подняла голову.
— Я должна покориться, — сказала она. — Как бы я ни оплакивала свою ссылку, я польщена, что Сын Неба считает меня достойной занять место рядом с его братом монархом. Если Средняя столица будет спасена, я буду хранить память о ней в своем сердце и радоваться, что любимый город остался цел. Если он падет, то я не буду свидетельницей его конца.
Чиновник побледнел.
— Мы заключим мир.
— Будем надеяться на его продолжительность. — Она свернула свиток, встала и вручила его чиновнику. — Это последняя картинка, которую я нарисовала на своей родной земле. Пожалуйста, передайте ее императору, чтобы он помнил меня.
Чиновник откланялся и вышел, пробормотав несколько фраз. Шикуо опустилась на пол. Ма-тан обнимала ее, пока она плакала на плече молодой женщины.
— Ваше высочество, — сказал чей-то голос.
Шикуо оглянулась, боясь, что ее застанут врасплох.
— Почтенная, вас ждут.
Шикуо встала. Цзун, сказали ей, остался недоволен ее последним рисунком, ругался и наступил на него ногой. Она достигла цели, он ее запомнит. Ма-тан взяла ее за руку и вывела из комнаты.
97
На широкой дороге, которая вела прочь от Чжунду, Шикуо смотрела только вперед. Она не оглядывалась на далекий город, где солдаты стояли у бойниц на зубчатых стенах и наблюдали, как уходит обоз с шелком и золотом, лошади с тысячью мальчиков и девочек, которые будут служить монголам в обмен на мир.
Экипаж привез ее и рабынь к воротам, где солдаты командующего Фусина подвели к ним лошадей. Командующему с частью его войск велено было сопровождать кортеж до перевала Чуянь к северо-западу от столицы. Конные монгольские воины выстроились по обе стороны дороги, их копья с крючками были направлены вверх. Еще один отряд варваров ехал впереди процессии.
Все они были плотными, крепкими людьми, наподобие тех, что встретились с солдатами Фусина у городских ворот. На загорелых обветренных лицах — щелочки глаз. От зловония, чувствовавшегося даже на расстоянии, ей едва не стало дурно. На многих под блестящими черными панцирями были яркие цветные шелковые халаты. На головах некоторых — металлические шлемы цзиньских солдат с защитными пластинками по бокам, свисающими до самого подбородка, другие — в широкополых шляпах. Их головы так низко сидели на широких плечах, что казалось, у них нет шей.
Она думала, что встретит стаю зверюг. Однако люди по обеим сторонам дороги сидели в своих седлах горделиво, а те, что были впереди, ехали стройными рядами.
Вдали среди бурых полей петляла река. В ее берега уткнулись черные лодки. Табуны паслись на стерне сжатого проса. Небольшой курган отмечал перекресток главной дороги с проселочной, и когда она подъехала ближе, то увидела, что курган сложен из человеческих голов.
Шикуо увидела еще много таких холмиков в тот день. Деревеньки и отдельные жилища лежали в развалинах, а вокруг были кибитки, шатры, попадались и осадные башни. Меж шатров шли пленные, сгибаясь под тяжестью тяжелых мешков. Другие, сбитые кучно, с надетыми ярмами, тащили арбы. Возле многих полуразрушенных домов стояли тутовые деревья с ободранными ветвями, листьями которых некогда кормили шелковичных червей. Куда бы она ни взглянула, всюду была разруха — холмы свежевспаханной земли, видимо, высились над братскими могилами, и лошади паслись всюду на истоптанных полях среди сровненных с землей поселков.
К вечеру они приехали в самый большой лагерь, какой она когда-либо видела. Шикуо и ее рабынь отделили от процессии и повели в большой шатер. У входа ждала женщина с нежным румянцем и хрупкой фигуркой китаянки. Она низко поклонилась приближающейся Шикуо.
— Добро пожаловать, ваше высочество, — сказала женщина по-китайски. — Великий хан монголов прислал меня сюда служить вам. Меня зовут Лин. — Она подозвала мальчиков, которые подошли к повозкам и взяли пожитки Шикуо. — Наверно, вы захотите отдохнуть с дороги.
Женщина повела Шикуо и ее рабынь в шатер. Пожилая женщина возилась у огня, горевшего в большой круглой металлической чаше. Пол был покрыт коврами и бамбуковыми циновками. В глубине шатра находилась резная кровать с горой подушек. У стен шатра стояли два больших сундука, а возле них на коленях — три женщины.
Шикуо, болезненно перенесшая верховую езду, присела на краешек кровати, а двое мальчиков внесли один из ее сундуков. Молодая женщина не садилась. Она была явно китаянкой, но ее вьющиеся черные волосы были покрыты платком, талия затянута кушаком, а из-под отороченного золотой парчой синего халата выглядывали монгольские штаны, заправленные в сапоги.
— Пожалуйста, садись, — сказала Шикуо. Женщина поклонилась и села на подушку. — Я думала, что меня представят его величеству по прибытии.
— Великий хан и император монголов очень хочет встретиться с вами, но такая встреча должна быть подготовлена. Вы, конечно, не думаете, что великий хан стащит вас с лошади и затащит в свой шатер.
