всех». Баланс, существовавший в Афганистане до конца 70-х годов прошлого века, в рамках которого государственнообразующую роль играли пуштуны, в первую очередь племена дуррани и гильзаи, необратимо разрушился за 30 лет войны. Талибы, «афганские арабы» и представители других иностранных исламистских групп, входящих в «Аль-Каиду» или действующих самостоятельно; шейхи и муллы, ориентированные на Пакистан или Иран; племена, поддерживающие отношения с США и их партнерами по НАТО или борющиеся с ними, составляют сложнейшую мозаику, объединяемую единственным фактором: производством и экспортом наркотиков. Афганистан целиком состоит из меньшинств, и все его проблемы – проблемы этих меньшинств, их отношений между собой и с соседними странами. Афганистан оказывает разрушительное воздействие на Пакистан, граница с которым не существует ни де-факто, ни де-юре: срок действия соглашения, согласно которому «линия Дюранда» в 1893 г. отделила Британскую Индию от Афганистана, истек. Традиционные для Исламабада проблемы сепаратизма в Синде и Белуджистане, противостояния с Индией из-за Кашмира, миллионов беженцев и перемещенных лиц из Афганистана, терактов, организуемых радикальными исламистами против шиитов, христиан и других религиозных общин, противостояния армейского руководства с юридическим истеблишментом и оппозиционными партиями, в последние годы обострились. Военные действия против исламистов в Северо-Западной Пограничной Провинции, на «территории племен», не только стали причиной появления 2,5 миллиона новых беженцев, но и перенесли террористическую активность во внутренние районы Пакистана, включая крупнейшие города, военные и ядерные объекты.
Каждая из перечисленных выше стран имеет присущие только ей особенности, но общие закономерности, присущие всему региону, хорошо заметны. Одна из них – зависимость энергетических проектов от решения проблем меньшинств. Сепаратизм белуджей представляет опасность для проекта ирано-пакистанского газопровода. Террористическая деятельность курдов угрожает сорвать поставки в Турцию газа и нефти из Ирана и Ирака. Стратегический характер этих проектов для Турции, ИРИ и Пакистана хорошо объясняет, почему Анкара, Тегеран и Исламабад проявляют такое упорство в замирении этих территорий. Другая закономерность – проблема племен, значимая не только для Африки, но и для стран БСВ. Традиционно игнорируемый политкорректным Западом трайбализм имеет важнейшее значение для понимания идущих в регионе процессов, включая происходящее в арабском мире, зоне АфПака и граничащем с ней Восточном Иране. Глобализация, обеспечив доступ к новейшему вооружению и средствам связи традиционных социумов, превратила проблему меньшинств в проблему негосударственных вооруженных формирований повышенной боеспособности. Предоставив в 80-е годы афганским моджахедам спецсредства для борьбы с СССР и обучив их современным методам ведения боя, Запад открыл ящик Пандоры, заложив фундамент не только международного терроризма, но и проблем «войны с террором». В ходе этой войны племя на равных противостоит подразделению коммандос, деревня превращается в укрепрайон с эшелонированной обороной, а пиратский «москитный флот» парализует океанские коммуникации. Столкновения с противником такого рода американской армии и ее партнеров по коалиции в Ираке и Афганистане, израильского ЦАХАЛа в Южном Ливане и секторе Газа, международной военно- морской группировки в западной части акватории Индийского океана выявили необходимость серьезной корректировки стратегии и тактики ведения военных действий.
Главным условием победы государства в войне такого рода является изоляция противника и лишение его поддержки извне. Партизанские группировки не могут противостоять регулярной армии на протяжении длительного времени, не получая оружия и боеприпасов. Главным условием их выживания является поддержка со стороны страны, способной организовать снабжение и обучение их личного состава на уровне, сопоставимом с армией, против которой они воюют. В противостоянии с Израилем такой страной, организующей против него «войны по доверенности», которые ведут ХАМАС и «Хизболла», является Иран. Другим примером успешной операции такого рода можно считать упомянутый выше захват саудовской территории йеменскими хоуситами. В 80-е годы советский контингент в Афганистане воевал с противником, которого поддерживал весь исламский мир, Запад и Китай. Сегодняшних талибов не поддерживает ни одна «великая держава», и главные проблемы, с которым сталкивается западная коалиция в Афганистане, – определение целей и методов ведения войны. Последняя не может вестись как «гуманитарная операция», не выигрывается без жертв, в том числе среди гражданского населения, и не имеет шансов на успех, когда ресурсы, сроки действий и полномочия командования действующей армии изначально ограничены. При этом, как показывает опыт Израиля, альянс антиглобалистов, активистов пацифистских движений, политиков левого толка и исламистов успешно противостоит попыткам подавления террористических движений в международных организациях и на дипломатической арене и способен проводить эффективные операции, примером которой является «Флотилия свободы».
Успешно вести военные действия с иррегулярным противником можно, только действуя с достаточной степенью жесткости на протяжении всего периода времени, который нужен для его полного разгрома, игнорируя попытки прервать операцию «во имя соблюдения прав человека». Это сделало руководство Шри-Ланки, разгромив «Тигров Тамил-Илана» в кровопролитной, непрерывной и сравнительно короткой кампании, подчиненной единственно принципу военной целесообразности, после десятилетий безуспешного противостояния по правилам «мирового сообщества». Так действовал и Китай в борьбе с сепаратизмом в Синьцзян-Уйгурском автономном районе и Тибете. Еще одна составляющая успеха в решении проблемы меньшинств – физическое присутствие на спорной территории, длительный контроль над действующей там системой образования и СМИ и формирование лояльной «центру» национальной и конфессиональной элиты. Именно это сделала Москва в Чечне, Тегеран в иранском Азербайджане и не сделал Иерусалим в Палестине. Попытка дистанцироваться от непосредственного участия в решении проблемы, передоверив упомянутые функции «мировому сообществу», «коспонсорам» или «международным организациям», лишь выводит конфликт на новый уровень и увековечивает его, тем более что задачей «миротворцев», как правило, является не разрешение конфликта, а сам процесс.
Последним фактором, который следует упомянуть в контексте решения проблем меньшинств, учитывая то, что способные самостоятельно решать эту задачу торговые меньшинства регион большей частью покинули, является экономика. Вопрос не в том, чтобы проблема была «завалена деньгами», как это принято в современной западной или российской практике: эти средства, в конечном счете, не будут инвестированы в реальный сектор, но неизбежно приватизированы верхушкой приближенных к «центру» местных правящих кланов. В лучшем случае они будут украдены или пойдут на организацию наркоторговли, в худшем будут израсходованы сепаратистами на террористическую и военно-диверсионную деятельность. Пример Афганистана, Ирака, Палестины, ряда других стран и территорий в данном случае однозначен. Организация эффективной системы управления и прозрачной экономики, способной вывести депрессивные регионы проживания меньшинств современного БСВ на самофинансирование, – реальная задача в случае проведения в жизнь долгосрочной стратегии. К сожалению, стратегию эту в регионе в настоящее время демонстрирует на собственных окраинах один лишь Китай.
Информация к размышлению
Периферия – ближняя и дальняя
Традиционное для профессиональных организаций и ведомств «практическое востоковедение» рассматривает Ближний и Средний Восток, ограничивая себя географическими рамками – в лучшем случае всего региона, а иногда какой-либо его части. Между тем процессы, идущие на исламской периферии – на Балканах, в Африке, Закавказье, Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, важны для понимания происходящего в регионе, как и деятельность сетевых исламистских структур, активных в исламском мире и за его пределами. Экономическая и политическая роль новых исламских игроков часто преуменьшается. Между тем она растет, как растет и их значение для обеспечения международной безопасности.
Ведущими игроками «второго ряда» исламского мира являются Индонезия и Малайзия – мусульманский «Дальний Восток». Малайзия со времен Мохаммада Мохатхира – амбициозного и авторитарного премьер- министра, превратившего эту страну в одного из «дальневосточных тигров», сочетает экономическую политику, опирающуюся на эксплуатацию государственными компаниями запасов углеводородов, официальный этно-конфессиональный протекционизм в пользу малайцев-мусульман и демонстративную фронду в отношении Запада и Китая. Индонезия, население которой превышает 240 миллионов человек, – крупнейшая страна мусульманского мира и член G-20. Джакарта в 1998 г. покончила с тридцатитрехлетним правлением Хаджи Мухаммеда Сухарто, однако экономика страны развивается медленными темпами и ее внешняя политика по-прежнему ориентируется на США. Дискриминационный курс, который оба
