Он откинулся на спинку сиденья и, довольный, захохотал.
Вечером я простился с Джосисом. Мой провожатый ехал дальше, в Додому.
— Там начинается большой фестиваль, — объяснил он. — Народные танцы и народная музыка. Вы когда улетаете домой?
— В конце месяца.
— Постараюсь вернуться и проводить вас… Все будет хорошо?
— Все будет хорошо, Джосис!
Около огромного развесистого дерева стояла автомашина. Еще издалека она показалась мне знакомой. Где я мог ее видеть?
Мы подъехали ближе — в кузове автомашины что-то блеснуло. Ну конечно! Та самая машина, над которой мы промчались, подлетая к Дар-эс-Саламу!
Около огромного телеобъектива, действительно похожего на орудие, возились три парня в рабочих костюмах и шапочках с козырьками.
Стеклянный глаз равнодушно смотрел на нас.
— Кино! — сказал Тума и важно поднял указательный палец вверх.
К объективу был присоединен киноаппарат.
Мы остановились. Тума первый раз за день разрешил нам выйти, размять ноги.
Я подошел к кинооператорам.
Каждый из парней, протянув крепкую, с жесткой рабочей ладонью руку, назвал себя:
— Дик.
— Дик!
— Дик…
Три Ричарда! Один был веселый, говорил и скалил зубы в улыбке, второй — хмурый, цедил слова сквозь зубы, третий все время молчал.
— Нас так и называют — «братья Дик», — сказал веселый. — Сидим здесь с ней уже третий месяц!
Он похлопал по спине свою кинопушку, как лошадь.
— Чудовище! — с ненавистью сказал хмурый.
Он полез на дерево, спустил оттуда веревку, и все трое стали поднимать свой фантастический аппарат на помост, замаскированный в кроне дерева.
Они затащили его туда, накрыли маскировочной сетью, потом спустились и стали тщательно подбирать под деревом спички и окурки.
— Нельзя пугать зверей, — сказал веселый Дик. — Хорошо еще, что звери не боятся автомобилей.
— Давно работаете?
Весельчак погрустнел.
— Третий год… Год изготовляли оптику. Год ездили — выбирали места… И вот — начали. Месяцев пятнадцать просидим. Нам надо заснять всех зверей: два раза в сезон дождей, два раза — в сухой. Через четыре года, считайте, будет картина.
Четыре года! Я присвистнул. Придет в кинотеатр зритель, усядется, протянет ноги и, посасывая леденец, за полтора часа увидит то, что отняло у этих парней целый кусок жизни. Увидит желтую и зеленую саванну, стада, бредущие к водопою, марабу, стоящего на одной ноге посреди лужи с бегемотами. Увидит и в лучшем случае скажет: «Лихо это они!»
Машина то неторопливо катит по дороге, таща за собой хвост желтой пыли, то карабкается с бугра на бугор, пересекая равнину, то стоит, спрятанная в кустах по крышу. Люки откинуты, мы все на ногах, у всех бинокли и аппараты. Мы наблюдаем.
Долина покрыта черными и рыжими пятнами — пасутся антилопы. Невдалеке, касаясь головой верхушки зонтичной акации, стоит жираф. Он стоит в тени и неторопливо обкусывает листья. Рот приоткрыт, виден тонкий верткий язык. Жираф сперва осторожно трогает им веточку, потом вытягивает губы трубочкой и втягивает веточку в рот. Оглодав все ветки, животное делает шаг в сторону.
Поодаль еще два жирафа — самец и самка. Прижались друг к другу, шеи перекрестились, получилась буква Х. Наверное, для них это ласка, нежность.
Мы выкатываемся из кустов, хрустят ветки, испуганно вздрагивают и пускаются прочь животные. Скачут как кузнечики, рыжие импала, бычками, вскидывая рога, мчатся черные гну, бегут жирафы, раскачивая шеями, как корабли мачтами.
Отбежав, все успокаиваются, перестают оглядываться. Антилопы опускают морды в траву, жирафы уходят в тень.
Посреди саванны — одинокое дерево. Под ним кошачьи фигурки — львы. Мамы-львицы и десяток желтых комочков — львят. Хищникам досаждает жара. Они вытянули лапы и лежат. Мы проезжаем мимо — никто не поднимает голову.
Тума ведет машину назад, к гостинице. Показываются слоны. Тума тормозит.
Коричневые великаны следуют один за другим, в середине стада — слоненок. Мать то и дело трогает его хоботом. Стадо подходит к дороге, животные переступают канаву и, ступая след в след, проплывают мимо нас. Слышен только легкий шелест кожи. Слоненок поворачивает в нашу сторону хоботок, но тотчас получает тумак. Он скатывается в канаву, вылезает из нее и, жалобно повизгивая, бежит догонять взрослых.
Тума включает мотор, и мы начинаем подъем на холм, где уже горит вечерними разноцветными огнями наш странноприимный дом.
Вечером, когда я ложусь спать, раздается стук в дверь. Это Дик. Он улыбается.
— Вам будет интересно, — говорит он. — Завтра мы хотим снять, как охотятся собаки. В Нката много гиеновых собак. Поедете?..
Наутро я сидел на помосте вместе с тремя Ричардами и смотрел в бинокль.
Стая гиеновых собак трусцой преследовала горстку антилоп. Легкие импала как оранжевые стрекозы порхали с места на место, останавливались, выжидая, когда приблизятся собаки, настороженно рассматривали их и снова пускались наутек. И собаки и антилопы передвигались по степи не спеша, собаки, как мне показалось, даже с какой-то угрюмой ленцой.
И вдруг стая распалась. От нее отделились загонщики. Они ускорили бег и скрылись в густой траве, а когда вынырнули из нее, то сразу оказались справа и слева от антилоп. Импала забеспокоилась. Длиннорогий рыжий козел одним махом взлетел на пригорок, окинул взглядом степь, понял угрозу и, скатившись с пригорка, огромными прыжками понесся прочь. Стадо бросилось за ним. В нем были животные разного возраста и разной силы. Скоро одна антилопа стала отставать. Те из загонщиков, которым удалось опередить стадо, начали выходить ей наперерез. Антилопы мчались изо всех сил. Они, словно кузнечики, то взлетали над травой, то по шеи погружались в нее. Стадо уходило, оставляя слабого. Собакам уже удалось заставить животное повернуть, и теперь антилопа пыталась найти спасение совсем в
