украшали помещение, отсутствовали. Чародей где-то спрятался, и католики не могли его разглядеть. Однако венед был здесь, его требовалось выманить, и тогда Воины Господа рванулись к деревянному истукану, который находился у противоположной стены. Идол в виде пожилого кряжистого воина в кольчуге и остроконечном шлеме, мечом на боку и посеребренными усами был большой, выше трех метров, и крестоносцы хотели вонзить в поганое идолище свои клинки. Однако волхв не мог этого допустить и вновь оказался перед ними. Его посох завертелся в руках, отбросил прочь очередного рыцаря, и католики опять попытались его окружить. Будто стая шакалов, тамплиеры налетели на упрямого старца, но казалось, что палка волхва было повсюду, и встречала оружие крестоносцев везде. Вот только жрец был совсем один, и рядом с ним не стояли витязи, а к паладинам и тамплиерам присоединились те, кого старик уронил на входе, и потому он вновь был вынужден отступить.
Грациозным сильным прыжком, который так несвойственен людям пожилого возраста, опершись на посох, старец отпрыгнул от врагов, и оказался между продолговатым мраморным алтарем и ногами взирающего на его бой славянского бога. Здесь он перекинул посох в левую руку и схватил с жертвенного камня слегка изогнутый меч, а затем рассмеялся и прокричал:
- Перун! Я Мирослав - твой воин, иду к тебе!
Голос волхва прокатился под сводами помещения, отразился от стен гулким эхом, вспугнул голубей, которые сидели под самой крышей, и старец сам перешел в атаку.
Прямо на алтаре клинок венеда вонзился в шею одного из паладинов и католик, обливаясь кровью, повалился на мрамор и щедро полил его своей живительной рудой. Затем старец переступил через труп крестоносца и взмахнул посохом, который очень сильно ударил по неприкрытому затылку Седрика фон Зальха. От этого в голове рыцаря все помутилось, и он отшатнулся к стене, по которой скатился на пол, где и застыл без движения, на время, превратившись в простого зрителя.
Ну, а верховный жрец Перуна храбрый Милослав, который заранее отправил из храма всех его служителей и просто тянул время, продолжил свой последний бой в коем он был один против самых лучших воинов в войске крестоносцев. Старый воин, который всю свою жизнь посвятил служению, сначала родному племени, а затем великому предку и покровителю воинов Перуну, знал, что погибнет, но не жалел об этом. Старец долго прожил и сразил немало врагов, он воспитал детей, внуков и видел правнуков, его ученики унесли все самые ценные храмовые реликвии в Волегощ, а он остался. Перед его мысленным взором уже проносились видения прекрасного Ирия, в который он попадет, пройдя по хрустальному мосту. Мирослав видел любимую женщину, ждущую его на другом конце чудесной переправы, и сердце волхва стремилось к ней и другим своим сородичам, которых он давно схоронил. А поскольку огненное погребение для него уже было готово, жрец не медлил.
- Перун!!! - вновь выкрикнул старец и бросился на посланцев темных богов.
Мирослав был подобен урагану, который сметает со своего пути все преграды, и в последние мгновения своей жизни он выкладывался изо всех сил. Его клинок, трофей, добытый им полсотни лет назад в далеких степях у реки Итиль, пронзил грудь очередного противника и старец даже смог приподнять облаченного в доспехи воина, а затем бросить его на других католиков. К сожалению, тело ни в кого не попало, но падающий мертвец расстроил ряды врагов, и посох, подобно палице, упал на шлем-ведерко очередного рыцаря и заставил его отшатнуться от старца прочь. Затем была яростная и красивая рубка с другим крестоносцем, которого волхв смог загонять, после чего тамплиер, опытный вояка, который прошел немало сражений и был благословлен настоятелем Клерво, не выдержал предложенного венедом темпа и он этим воспользовался. Острие кривого степного клинка вонзилось в смотровую щель европейского шлема, и еще один избранный воин темных богов свалился замертво на пол молельного зала. Одновременно с этим Мирослав почувствовал позади себя движение и обернулся. Посох старца, прикрывая волхва, поднялся на уровень груди, но было поздно. За спиной Мирослава стоял залитый кровью и оскалившийся, словно бешеный волк, Седрик фон Зальх, меч которого вонзился в живот старца, а затем, наматывая кишки на сталь, провернулся в нем.
Смерть. Морена пришла. После чего верховный жрец Перуна Мирослав из Зверина без крика стал заваливаться на бок и последнее, что он сделал, перед тем как отправиться в славянский рай, где нет чужаков и врагов, метнул свой клинок в сторону ближайшего угла. Стальной меч со свистом пролетел по воздуху и попал в лампаду. Хрупкая глина треснула, и горящее масло ручейком потекло вниз, прямо на горшки, которые стояли на полу. В этих емкостях находился топленный свиной жир и смола с кусками пакли, а помимо того часть стен была пропитана горючей смесью из запасов князя Никлота. Поэтому огонь стал распространяться по храму с немыслимой скоростью и рыцари, бросив все, кинулись на выход. Однако каково же было их удивление, когда перед самым их носом дверь храма захлопнулась, а за ней они услышали молодой и ломкий голос славянского мальчишки:
- Горите твари! Это вам за прадедушку!
Старец, тело которого освободилось от души, этого уже не слышал, но, покидая мир Яви, он видел своего любимого правнука Вихорко, который, размазывая по лицу сажу, покидал двор святилища и вместе с другими бодричами устремлялся в сторону примыкающей к воде северной стены. Мирослав улыбался, ибо все получилось так, как он планировал, а вот его убийцам предстояло помучаться...
Главное помещение храма Перуна быстро наполнялось дымом, который мутил разум и забивал легкие. Огонь охватывал все новые пространства, и Воины Господа попытались разрубить или выломать дверь. Однако у них ничего не вышло, слишком хорошо их закрыли, и очень уж толстой была дубовая створка. Тогда крестоносцы попробовали найти другой путь, но все коридоры, которые вели в молельный зал из других помещений храма, тоже были закрыты. После этого они взывали к милости Бога и просили о заступничестве Деву Марию, но вряд ли их кто-то слышал. Ну, а когда крестоносцы один за другим, задыхаясь, стали падать на пол, Седрик фон Зальх решился на отчаянный шаг. Кинжалом он рассек кожаные застежки доспехов и скинул с себя броню. Затем германец подбежал к статуе Перуна, лицо которого в отблесках пламени, смеялось и корчило католикам смешные рожицы. Ну, а потом Седрик размашисто перекрестился и подпрыгнул. Руки воина ухватились за деревянную руку бога-демона, и он подтянулся. Далее был новый прыжок и вновь подтягивание. Рывок. Еще один и он оказался на голове идола. Жар подступал все ближе, и лицо Зальха стало стягиваться и трескаться, кожа молодого воина не выдерживала натиска огня, и он прыгнул на балку под самым потолком.
На мгновение Седрику показалось, что у него ничего не выйдет. Однако он все же смог зацепиться за деревянный брус, а когда оказался на нем, на карачках пополз к ближайшей стене. Здесь жар был особенно сильным и Зальх закричал от боли. Глаза его наполнились слезами, и он стал терять рассудок, так что еще бы миг и рыцарь свалился бы вниз. Но за его спиной раздался голос последовавшего за ним тамплиера, рыцаря Раймундо де Фер, который подбодрил германца:
- Быстрее, Зальх! Двигайся, а не то я сброшу тебя вниз!
Из последних сил рыцарь рванулся наверх, здесь уперся в подгоревшую горячую гранку, которая покрывала крышу, и сильным ударом выбил сразу две доски. В покрытии храма оказался проем и жаркой тягой Седрика, словно пушинку, вытянуло наверх и выбросило наружу. Куда он летел, Зальх не понимал и ничего не видел. Он верил, что высшие силы спасут его, и рыцарь не ошибся. Обжигающе горячий воздушный поток выбросил Седрика на землю, и вскоре рядом с ним приземлилось еще одно тело.
- Раймундо, это ты? - приходя в себя и потирая веки глаз грязными ладонями, спросил германец.
- Да-а-а... - простонал де Фер.
- Как ты?
- Плохо... Лицо обожжено и глаза ничего не видят, а еще нога... Ах-х-х! Кажется, я ее сломал... Да и с рукой что-то... Зальх, помоги...
С трудом Седрик разлепил веки, увидел перед собой Раймундо де Фера и невольно вздрогнул. Высокорослый красавец из Прованса, который вступил в Орден Тамплиеров по протекции своего родственника Пьера де ла Ровера, превратился в обожженный и изломанный обрубок. Левая рука рыцаря была вывернута под неестественным углом, а правая нога находилась под телом и на нее пришлась вся тяжесть упавшей с высоты в четыре десятка локтей туши. Но это было не самое страшное. Хуже было другое, что одежда рыцаря тлела, а лицо превратилось в ужасную черную маску, сквозь которую пробивались струйки крови.
'Что же делать?' - спросил себя Зальх.
