удалённых подальше от передовой штабов и КП, командующий Брянским фронтом Рокоссовский впоследствии писал: «Оперативные группы штабов корпусов и бригад отрываются от своих частей на значительное расстояние, ходом боевых действий фактически не руководят, обстановки на поле боя не знают. Так, например, штаб 1 ТК в полном составе в период 23–27 июля находился на расстоянии 20 километров от действующих частей бригад.
Всё это говорит о том, что должной оперативности в руководстве боевыми действиями танковых частей и соединений до сих пор нет, а отсюда и основные недочёты в их боевой деятельности»[396].
Казалось бы, именно командир 1 ТК в первую очередь и должен был озаботиться выполнением полученного приказа об управлении корпусом из боевых порядков. Тем не менее два схожих приказания были восприняты командирами соседних корпусов по-разному. Лизюков приказ выполнил и лично сел в танк. Больше живым его никто не видел. Катуков этот пункт приказа выполнять не стал и наступление своих бригад из танка не возглавил. Он остался жив и написал свои мемуары.
Кстати, о несогласии Катукова с полученными приказами и распоряжениями относительно действий танковых войск в тех боях говорит лично написанное им позже донесение, где он откровенно высказал вышестоящему начальству то, что он думал:
История, как говорят, случайностей полна. Как знать, чем могло обернуться для Катукова буквальное выполнение приказа Рокоссовского, особенно если вспомнить, что тем же вечером 23 июля танки 9-й немецкой тд нанесли контрудар и прошли как раз через район действий 1 ТК под Сомово, Уж пришлось бы ему тогда как минимум лично вести бой в составе своего экипажа. Немудрено было и погибнуть в такой обстановке. Но Катуков приказа не выполнил. Может потому, что в те дни болел. Может потому, что вдобавок хорошо представлял, к каким последствиям и для него самого, и для вверенных ему войск может привести подобное управление. В любом случае для такого неподчинения приказу у него была не только веская причина, но и
Была ли гибель Лизюкова случайностью? Думаю, что здесь лучшим ответом было бы сказать, что и да, и нет. К гибели командира 2 ТК привела цепь случайностей, и тем не менее изначально она была вызвана принятым им самим решением на проведение ночного рейда корпуса в ночь на 22 июля 1942 года. Именно это решение в конечном итоге привело его одинокий КВ к позициям немецких противотанковых орудий утром 23 июля.
Кстати, роковые случайности преследовали тогда и противника. В день гибели Лизюкова контрудар 9 тд из района Сомово возглавил командир 33-го танкового полка дивизии полковник Рёдлих. В силу описанных выше причин Катуков лично не участвовал в бою и избежал прямого столкновения с атакующими его бригады вражескими танками. Контрудар немецкого танкового полка достиг намеченной цели, и возглавивший его командир имел все основания для того, чтобы быть довольным и действиями своих танкистов, и достигнутыми результатами. Полк подавил встретившееся на пути сопротивление наших частей, занял намеченный район и был готов к новому боевому применению. Сам же полковник после завершения контрудара вылез из танка победителем и поехал на машине в штаб, чтобы спланировать намечавшееся на следующий день наступление. Но судьба уготовила ему совсем другую участь.
На раскисшей после дождя дороге водитель полковника не справился с управлением, машина заскользила по русской грязи, пошла юзом по склону, да и завалилась в овраг вместе со всем своим содержимым. В результате Рёдлих получил несовместимые с жизнью травмы и умер прямо накануне запланированного на следующий день контрудара дивизии! Это была нелепая и бесславная смерть бравого вояки и опытного офицера, заслужившего рыцарский крест, побывавшего во многих боях и переделках, а погибшего так глупо.
В тот же день, как свидетельствуют трофейные документы, полковник Рёдлих был похоронен со всеми воинскими почестями на «кладбище павших героев» в Землянске[398]. И хоть его судьба нас не интересует, тем не менее отметим попутно, что и о несчастном случае, и о похоронах полковника осталось упоминание в документах.
На следующий день тяжёлое ранение получил уже сам командир 9 тд генерал Байслер. Осколок разорвавшегося поблизости снаряда угодил ему в ногу, когда организованное сопротивление на пути немецких танков по высотам, казалось, было уже подавлено, и генерал продвигался по просёлку на машине. Байслера на самолёте отправили в госпиталь, а дивизию принял командир мотопехотной бригады[399]. В тот же день были убиты два командира артиллерийских дивизионов и полностью разгромлена прикрывавшая фланг дивизии мотопехотная рота, из которой назад выбралось лишь 8 человек — неслыханные до того в дивизии потери![400] (Немцы не знали тогда, что 55 человек из этой роты попали в плен — также не виданный до того разовый успех наших частей в летних боях 1942 года на Брянском фронте![401]) 28 июля погиб командир 541-го пехотного полка 387 пд полковник Лангсдорф[402], прославившийся в дивизии своей личной храбростью.
Так, постепенно, но неуклонно слабела сила ударных немецких дивизий, из строя выходило всё больше опытных солдат и офицеров, найти достойную замену которым становилось всё труднее. Слабели и немецкие пехотные дивизии, потери которых в боях становились всё больше, а пополнение всё скуднее. Общие потери немецких частей в боях против опергруппы Брянского фронта за период с 21 по 28 июля 1942 года составили приблизительно 3250 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести[403]. По немецким меркам — очень тяжёлые потери.
Увы, потери наших войск были гораздо больше. Только по стрелковым частям потери за этот же период составили около 19 500 человек[404]. (Шкала оценок тяжести потерь советского командования, судя по всему, заметно отличалась от немецкой. К тому же в штабе опергруппы оптимистично считали, что противник понёс потери большие, чем части опергруппы…[405]) Из данных по санитарным потерям следует, что только за период с 21 по 26 июля в госпитали из частей опергруппы Чибисова поступило 12 471 раненых[406]. Но боевые действия продолжались и 27, и 28 июля. По имеющимся официальным неполным данным, стрелковые части потеряли 1565 человек убитыми [407]. Примерно 6 тысяч наших военнослужащих пропали без вести. Значительная часть из них попала в плен, остальные погибли, но при этом не были учтены в документах как погибшие. По немецким данным, в боях с 21 по 26 июля в плен попало 2643 советских бойцов, командиров и политработников (по другим данным — 2785[408]), а на поле сражения «было насчитано около 5500 убитых солдат противника»[409].
После боёв 21–28 июля 193 и 284 сд оказались настолько обескровленными, что командование Брянского фронта было вынужденно снять их с фронта, после чего они были отправлены в глубокий тыл на пополнение и восстановление. Справедливости ради надо сказать, что к началу наступления обе эти дивизии уже вели боевые действия (284 сд три дня обороняла Касторное, а затем выходила из окружения, 193 сд два дня воевала в составе 5 ТА), но именно операция опергруппы Чибисова подорвала их боеспособность окончательно.
Из 8 танковых и 2 мотострелковых бригад, участвовавших в боях (без учёта танковых бригад 7 ТК, принявших участие лишь в контрударе 25 июля), данные о безвозвратных потерях есть только по 7 бригадам (нет данных по 27 тбр, 1 и 2 мсбр). Суммарные цифры только безвозвратных потерь личного состава по этим бригадам составляют 635 человек[410]. Можно предположить, что с учётом трёх оставшихся бригад, из которых две были мотострелковыми, безвозвратные потери танковых и мотострелковых частей опергруппы составили около 800–850 человек. (Только по неполным данным штаба 1 ТК, общие потери корпуса в той операции составили 820 человек
