Ехали часа два шагом.
Въехали в какое-то село. Хаты-мазанки белые. Кое-где на стенах цветы или петухи нарисованы. Дома огорожены плетнями. Ни дать, ни взять деревенька из какой-нибудь повести Гоголя. Сейчас появится кузнец Вакула с мешками, а из трубы на метле вылетит Одарка, сверкая белозубой улыбкой.
Подъехали к большой хате. У коновязи с десяток коней. Рядом казак прогуливается. Втащили в горницу. Темно. Поставили перед большим столом, за которым сидело с десяток каких-то людей. Только меня отпустили, я как куль упал. Меня поставят, а я падаю. Руки-ноги затекли. Развязали меня. Стал растирать затекшие руки, аж всего по телу как иголками тыкать начали. Боль несусветная. Потом проходить стало. Кое-как встал на ноги.
- Кто таков? - чернявый мужик азиатской наружности с длинными черными усами и с большой металлической рюмкой в руке грозно смотрел меня.
- Никто, - отвечаю я, - иду сам по себе, никого не трогаю, на дороге не мешаюсь, а меня схватали и сюда притащили.
- Не глумись, отвечай пану гетману, как на духу, - приведший казак стукнул меня кулаком по шее.
Ну, не люблю я, когда меня бьют. Как я стукнул его левым локтем в грудь, а потом, равернувшись, кулаком по физиономии куда-то в район носа. Охнув, казак упал. Ко мне бросились несколько человек, но тот, кого называли гетманом, рукой остановил их.
- Хочешь показать, что благородных кровей? - спросил он. - А сам-то ты откуда? И чего здесь делаешь в такой одежде.
- Иду я из московских земель, при монастыре читать-писать научился, потом в земли заморские попал обманом, сейчас вот домой иду обратно. А одежда на мне такая, какую простые франки в дорогу или для работы надевают.
- Да, простых франков мне видеть не приходилось, а во Франции побывать довелось - сказал гетман. - А вот мы тебя сейчас проверим, насколько ты в грамоте понимаешь. А ну, садись сюда, - показал на край лавки. - Эй, принесите сюда мой ларец.
Принесли деревянную шкатулку.
- Ну-ка, почитай вот это, - и гетман передал мне свернутую в трубочку бумагу.
Это было письмо на французском языке, но на старом французском языке, хотя французский язык он и в Африке французский язык. В письме было написано, что граф де Брежи свидетельствует свое почтение генеральному писарю реестрового казачества Зиновию-Богдану Хмельницкому, с которым вместе принимал участие в переговорах по поводу служения казаков во французском войске. Граф извещает господина генерального писаря о своем назначении посланником Франции при польском дворе и имеет надежду на продолжение знакомства с ясновельможным паном Хмельницким. Подписано в феврале года 1646 от Рождества Христова в Париже.
Я перевел.
- Все точно. Мне писано, - сказал гетман, - а ну-ка, налейте пану чару медовухи, пусть посидит с нами, зальет тоску нашу.
Я выпил, поел курятины. Спросил сидевшего рядом казака:
- Пан, а где это я? И какое ныне число?
Казак посмотрел на меня осоловелыми глазами, но довольно твердо ответил:
- Мы сейчас в местечке Паволочь и сегодня с утра было число 17 седьмого месяца года 1651 от Христова Рождества. А это пан гетман Хмельницкий празднует свое вызволение из татарского полона. Выкупили мы пана гетмана. Ох, и отольются татарам эти денежки, пан.
Да, стрельнуло меня в сторону. Из Москвы в Москву должен был попасть, а попал на Украину за тысячи верст. Что-то с кольцом происходит. Как будто мне приходится огибать какую-то преграду или препятствие и меня отбрасывает в сторону. Интересно, знал ли мой дядя историю происхождения кольца. Может, это истинный владелец кольца пытается связаться со мной, и мы одновременно перемещаемся, отталкиваясь друг от друга в полете по времени?
А в это время раздался раздраженный голос Хмельницкого:
- Да что мне Москва? Я к Москве со всем сердцем, а что я от нее получил? Одни обещания, которые как насмешку и расценивать нельзя. Берете меня под свою руку или нет? Да? Да. Нет? Нет. Если они будут так ко мне относиться, то соберу войско и пойду разорю эту Московию, как я это делал с Польшей. А, ну, отойди все от меня - порублю!
Совершенно не странно было слышать это от гетмана, находившегося на польской службе. Ладно, завтра постараюсь узнать, что все-таки происходит. Не вдавался я в историю украинско-русских отношений, да придется вдаваться.
Я волей случая оказался за столом украинской старшины. Попросил сидевшего рядом старшину, чтоб приказал принести мой мешок с вещами и определить меня куда-то на постой.
Казак крикнул:
- Пан сотник!
Явился старший группы, схватившей меня.
- Пан сотник, определи-ка пана с собой рядом на постой, да посмотри, чтобы хлопцы его вещи не попотрошили.
- Слухаю, пане полковнику. Пойдемте со мной, пан.
Глава 19
По дороге сотник сказал:
- Я прошу вас обращаться ко мне просто пан сотенный, чтобы не порушить авторитета моего перед казаками. Так-то меня Ондрием кличут по прозвищу Кулик, но мы на службе находимся, да и после службы я над своими людьми начальник. А я вас буду кликать пан писарь, поскольку вы человек грамотный и в заморских языках разумеете. Боюсь я, как бы пан генеральный писарь ревностью к вам не взыграл, так перед очами пана гетмана не мельтешите, пока он вас к себе не призовет, а у меня вы будете под защитой. Хоть и удивляюсь я, как вы Василька с ног сбили, как будто нехотя, а верзила кулем на пол упал.
- А что бы вы сделали, пан сотник, если бы вас ударили как меня по шее? - спросил я.
- Ух, я бы так дал сдачи, - и сотник засмеялся и сказал, - вот мы и пришли. Я здесь появляюсь не часто, это дом моих родичей, но они все на войне сгинули, а хозяйкой здесь вдова моего брата, Дарья. Не забижай ее. Да, вот еще, табакокуров не любит пуще крымчаков. Так что в доме не кури. Скажи на милость, что это за странное оружие нашли в твоем мешке?
- Да это и не оружие вовсе, хотя может стать и оружием. В немецкой земле сделано, там знатные мастера по железу. Вот смотри. Прикручиваю эту пластинку и получилась лопата. Как говорят немцы - шанцевый инструмент. Сносу нет. Хоть огород копай, хоть яму какую. Вот это топорик, тоже прикручивается. А это пила. Хочу сделать вам подарок в знак нашей дружбы. Пусть это будет у вас, в ратном деле пригодится.
- Дякую, пане, знатный подарок. Вы мешок свой посмотрите, не пропало ли чего, - предложил сотник.
Посмотрел я в мешок, крупа пропала, соль, котелок и ложка, да и Бог с ними, зато остальное все на месте, особенно чернила и ручка.
- Все цело, пан сотник, казаки люди честные, - сообщил я своему провожатому.
Я достал из пачки сигарету, прикурил от зажигалки и предложил сигарету сотнику.
- Та, ни, спасибо, я люльку покурю, - сказал он, но сигарету взял, прикурил от зажигалки и, глядя на меня, глубоко затянулся. - Знатное кресало иноземцы делают, у нас пока искру вышибешь на трут, да пока раздуешь его, и курить расхочется. А тютюн слабоват по сравнению с турецким, но горло не дерет и курится приятно. У нас такой тютюн не курят, а люльку я вам спроворю вишневую, всем люлькам люлька будет. Ну что, пойдемте до хаты.
Войдя в хату, я перекрестился на красный угол и тут почувствовал на груди холодок от ключика
