считаешь, что я приложил руку к случившемуся?
Карл отвел взгляд.
– Я ничего не считаю. Я спросил твое мнение о смерти моего брата.
– Я не лекарь, Карл, и не могу судить о болезнях тела человеческого. Кроме того, все мы смертны.
– И я не Бог и не могу судить о болезнях душ. Но сдается мне, что кое у кого душа больна. И не просто больна, а прогнила до черноты.
Ганелон вздрогнул, и снова это не укрылось от глаз Карла, но он промолчал и повернулся к старому аббату:
– Мой старый добрый Фулрод, надеюсь, ты поедешь со мной?
– Да, Карл, даже если мои старые кости придется потом собрать в мешок и так и похоронить. Распрю и разлад, растаскивание государства нужно прекратить немедля. И только у тебя, мой самый неученый ученик, хватит на это сил.
– Что ж, отлично. Собираемся в дорогу. Харольд, поднимай левдов[37] : мы выступаем.
– Куда?
– Куда-куда! Если бы я знал. Но, думаю, по дороге Ганелон нам скажет куда! А если и не скажет, то мы сами узнаем.
3
Очень скоро выяснив, что сейм соберется в Корбени, Карл не мешкая развернул отряд и помчался туда.
Не предупредив о своем прибытии, Карл сразу же проскакал к зданию, где собралась знать королевства. Снаружи дом окружили меченосцы.
Ошарашенные бароны не верили своим глазам, но это был Карл Арнульфинг собственной персоной, да еще сопровождаемый таким известным и уважаемым человеком, как аббат Фулрод.
После необходимых приветствий Карл повернулся к собранию лицом, и многие бароны опустили глаза, хотя у каждого из них хватило бы сил сразиться не только с Карлом, но и с самим чертом. Среди присутствующих Карл неожиданно заметил Тассилона Баварского и подивился, сколько же лошадей должен был загнать герцог, чтобы успеть из своей столицы на Дунае за трое суток прискакать в Корбени.
«Или он все знал заранее», – мелькнула у него мысль, но Карл отбросил ее. Сейчас не время для выяснения отношений с баварцами: с герцогом он разберется позднее. Сейчас самые опасные противники Ашер и Герберга со своими отпрысками, готовые разорвать страну на кусочки, а самый лакомый достанется, конечно, проклятому Дезидерию.
Какое-то время Карл молчал, обводя зал и собравшихся тяжелым яростным взглядом, от которого многим становилось не по себе. Наконец он произнес:
– Наш отец Пипин завещал королевство двум своим сыновьям. Карломан оставил нас, и, значит, править буду я один.
Присутствующие, ошарашенные подобным заявлением, недоуменно молчали. Все ожидали каких-то дебатов, споров. Но услышать такое?!
Карл заметил, как стоящий за спиной баронов Тассилон что-то нашептывает некоторым. И сразу же зал взорвался гулом возмущенных голосов. Некоторые кричали, что у Карломана осталось двое сыновей и что владения отца должны перейти к ним. И они, бароны, будут охранять право детей на престол, пока те не подрастут. Другие говорили, что они присягали Карломану, а не Карлу.
– От кого я слышу подобные слова? – вдруг крикнул Карл. – Разве я не Арнульфинг, и к тому же старший в роду? Я догадываюсь, с чьих подач звучат подобные речи. Не ты ли, герцог Тассилон, когда-то клялся моему отцу, а потом и мне следовать вместе с моими войсками? Ответь же? Ответь, глядя в глаза собравшимся знатнейшим баронам франков!
Тассилон смутился и, покраснев, сумел, однако, выдавить из себя:
– Я готов сдержать слово. Я не отступлюсь от клятвы и готов в меру своих сил поддержать тебя, Карл.
Ашер, у которого были земли во владениях Карломана, напомнил:
– У детей Карломана есть мать, повенчанная по закону и из хорошей семьи. Пусть она будет регентом королевства, пока сыновья не подрастут.
Возможно, он хотел таким образом напомнить присутствующим, как Карл обошелся с дочерью Дезидерия.
– И сколько же лет ждать? – насмешливо спросил Карл. – Нет, бароны, этот вопрос надо решать сейчас. Или франки будут едины и сильны, или мы будем побеждены, раздавлены нашими врагами.
Над собранием нависла угроза раздора. Недавние добрые соседи поглядывали друг на друга с плохо скрываемой угрозой. В душном зале багровели лица.
Карл молча и напряженно стоял среди нараставшего шума и глядел в огонь жаровни, пылавшей посредине комнаты, на поднимающийся от нее кверху дым. Потом присутствующим показалось, что он расслабился и облегченно вздохнул.
Подойдя к молчавшему до сих пор Фулроду, он взял аббата за руку и тихо произнес:
– Ты всегда был верным другом сыну Пипина. Я хочу, чтобы ты разрешил спор о судьбе королевства Арнульфинга и его наследников… Я ухожу, бароны, – громко сказал Карл. – Пусть судьбу королевства решит аббат Фулрод, к мнению которого прислушивался сам Пипин, мой отец.
Присутствующие застыли от удивления, пораженные подобными словами Карла. Доверить решение Фулроду, который после смерти Пипина Короткого уехал к Карломану! Сторонникам Карла показалось, что он сошел с ума.
Карл вышел во двор. Он заметил всеобщее удивление. Собравшиеся явно ожидали от него более суровых мер. Все понимали, что Карл приехал не один и что за дверями стоят меченосцы.
В зале наступила такая тишина, что стало слышно, как потрескивают отдельные лучинки, пылая в огне жаровни.
Фулрод медленно вышел на середину комнаты.
– Франки никогда не были рабами, – тихо заговорил он, но каждое слово долетало во все концы огромного помещения. – В такое смутное время в королевстве должен быть один правитель, и это несомненно Карл. Только он может сделать франков еще сильнее. Я все сказал.
4
Воля собрания франков возвела Карла на престол. Слова Фулрода оказались столь весомы, что даже аквитанцы, еще недавно воевавшие с Карлом Арнульфингом, присоединились к этому решению.
Узнав об этом, Карл рассмеялся. Кто-то должен ведь взять на себя полную ответственность, и провидением Господним выбран он. Теперь королевство полностью перешло в его руки, и остальное для него не имело значения.
После оглашения решения сейма вдова Карломана с двумя детьми и граф Ашер, никогда не испытывавший к Карлу расположения, бежали в Павию.
Карл поступил в высшей степени глупо, отпустив их. Но ведь и до этого он совершал ошибку за ошибкой. Без видимых причин он расстался с двумя женами, а отослав Дезидерату, посеял семена раздора, смертельной вражды и ненависти между франками и заносчивыми ломбардцами. Он посягнул на наследство брата и его детей. Своими действиями он восстановил против себя кузена Тассилона, который был женат на сестре Дезидераты. Более того, Лиутберга оказывала сильное влияние на слабохарактерного герцога Баварского.
Да, его дядька Бернард сказал ему чистую правду, его поступки – развод с Дезидератой, а до этого
