новая стена, куда страшней и неприступнее прежней – стена из толстых бревен высотою в рост самого высокого слона. Узкие врата распахивались в этой стене, и новый вожак, ни на минуту не замешкавшись, вступил в те врата, а Светлый слон, лишь немного поразмыслив, решительно двинулся следом – что может быть страшно с новым вожаком, да к тому же так хочется пить, а там, за стеной, кажется, есть какой-то водоем, ибо доносится запах влаги.
Но не все стадо покорилось воле нового вожака. Более половины слонов, сохраняя верность старому повелителю, сделали попытку уйти в сторону от новой стены, однако тотчас из джунглей выскочила огромная толпа мерзких двуногих и обезьяноподобных существ с факелами и копьями, швыряя их в непокорных животных, опаляя огнем и больно раня остриями копий. И сколько слоны ни пытались прорваться сквозь толпу двуногих, ничего не получалось – боль и огонь оказались сильнее их решимости, так что пришлось и им пройти через узкие врата в новый загон.
Последним входил, огрызаясь, темнокожий волосач.
Посреди нового загона, куда меньшего по размерам, нежели предыдущий, бамбуковый, стояла небольшая емкость с водой, к которой слоны тотчас и устремились. Воды едва-едва хватило, чтобы немного утолить жажду, а некоторым, пришедшим к емкости позднее других, и вовсе не досталось желанной влаги. Угощенье, находящееся на спине слона-спасителя, рухнуло наземь к стопам слонов и вмиг было растаскано и съедено.
Стоя посреди нового загона, слоны стали оглядываться по сторонам, размышляя о том, что делать дальше. Всюду вокруг виднелась стена, за стеной слышались отвратительные возгласы двуногих, оттуда доносились запахи дыма. Надо было что-то предпринимать. Однако новый вожак, казалось, вполне доволен положением вещей и никуда более не стремится. Это устраивало далеко не всех, даже светлого слона, волею судьбы оказавшегося в новом правительстве. Прежний предводитель, отдохнув и придя в себя после пережитых страшных волнений, решил применить свою прежнюю, пусть и несовершенную, тактику. Он направился к частоколу и, подойдя к нему вплотную, зашагал вдоль мощной стены из бревен, надеясь отыскать выход.
Подавляющее большинство примкнуло к нему, лишь новый вожак, да светлый слон, да еще двое-трое остались в середине загона, с любопытством наблюдая за тем, как их собратья бредут вдоль массивной стены. Но даже и те узкие врата, сквозь которые слоны проникли сюда, были теперь наглухо закрыты бревнами, и до самих сумерек старый предводитель тщетно водил верных ему подданных по замкнутому кругу, теряя и теряя их доверие.
К ночи дым костров, разожженных за стеною двуногими, резко усилился, и с наступлением темноты все стадо сгрудилось в центре загона вокруг нового вожака. Старый предводитель да темнокожий волосач, оставшись вдвоем, еще какое-то время уныло двигались вдоль частокола, но и они в конце концов не вынесли едкого запаха дыма и примкнули к стаду. Ночью мало кто хорошо спал – мучила жажда, беспокоили омерзительные звуки двуногих и дымная вонь, терзало беспокойство: что готовит день завтрашний, какие очередные пакости? Светлый слон, лежа подле нового вожака, видел, как двуногий нарост тихонько сполз с него на землю и улегся в траве. Он вопросительно хрюкнул, и новый предводитель в ответ хрюкнул утвердительно: мол, не волнуйся, так надо.
Рано утром, ни свет, ни заря, старый вождь, темнокожий волосач да еще четверо старейшин вновь направились к бревенчатому частоколу и зашагали вдоль него в поисках выхода. Больше никто на сей раз не последовал за ними, оставаясь на месте ночного привала в ожидании – будь что будет. Их души обволокло первое смирение перед уготованной участью.
Старый вожак и оставшиеся верными ему слоны упорно двигались вдоль неприступной стены. И тут произошло неожиданное для тех, кто с иронией наблюдал за ними из центра загона – когда вожак приблизился к запертым вратам, врата распахнулись и старый предводитель устремился в них, ведя за собою несдавшихся старейшин и темнокожего. И они исчезли один за другим, протиснувшись сквозь узкие врата! Светлый слон вскочил первым и быстро зашагал туда, слыша, как за ним топают десятки других слоновьих копыт. Но не прошли они и трети расстояния от ночного лежбища до спасительной лазейки, как ворота вновь наглухо захлопнулись, навсегда разлучая тех, кто успел сбежать, и тех, кто оказался жертвою собственного смирения. Дошагав до закрытых ворот первым, светлый слон мощно навалился на них лбом, ударил бивнями, принялся ломиться. Он был в отчаянии. Он чувствовал свою вину пред теми, кто остался в загоне, ведь кто, как не он, первым последовал за слоном-обманщиком, слоном-предателем! А значит, и он предатель. В бешенстве он громогласно протрубил хоботом и с удвоенной силой набросился на коварные ворота. Бревна зашатались. Светлый слон почувствовал, что он в состоянии проломить врата, и принялся рьяно их расшатывать. В этот миг несколько двуногих выросли над частоколом и метнули в светлого слона копья и факелы. Боль от ран и ожогов пронзила несчастного. Взвизгнув, он отскочил в сторону, попятился назад, а вместе с ним и остальные слоны. Три копья, пробив кожу, свисали с его боков. Мотнув головой, светлый слон снова вострубил и смело ринулся на врата. Новый шквал горящих факелов и копий обрушился на него.
– Цоронго Дханин! Цоронго Дханин! – услышал он вопли двуногих. Два этих слова, которые потом ему придется слышать постоянно, впились в его сознание вместе с остриями копий и жгучими искрами, вонзившимися болью в его толстую шкуру. Оглушительный гром барабанов ударил ему в уши, и это было последней каплей – светлый слон и иже с ним отступили, а поскольку копья и факелы продолжали лететь им в бока и лбы, они окончательно дрогнули и в страхе возвратились к месту своего ночлега, где ждал их новый и отныне единственный предводитель.
Но то, что произошло дальше, и вовсе никак не укладывалось в сознании. Не успев хоть немного прийти в себя после неудачного штурма, слоны с изумлением увидели, как врата, в которые они только что так безуспешно ломились, распахнулись, и сразу пять слонов, груженных яствами, вошли через них в загон, неся у себя на загривках двуногих водителей. Как ни в чем не бывало они приблизились к стаду, и двуногие принялись сбрасывать лакомства на землю – сочные плоды, сладчайший тростник, душистое сено. Некоторые слоны, из тех, что только что участвовали в атаке на ворота, не пошевелились, угрюмо взирая на приношения, но многие соблазнились и подошли вкусить яств. Освободившись от ноши, слоны, несущие на себе двуногих, повернулись и двинулись назад, к воротам. Светлый слон внимательно наблюдал за ними, и, когда новый вождь стада, тоже держа на спине своего двуногого, пристроился к пятерым чужакам, он решительно зашагал за ним следом, и несколько слонов, пренебрегших угощениями, тоже направились к воротам. Но когда новый вожак покинул загон, внезапно ворота захлопнулись прямо перед носом у светлого слона. Он даже не успел притормозить и стукнулся лбом о бревна.
Вновь поверх частокола возникли фигуры двуногих с копьями и факелами, и вновь светлый слон услышал их возгласы:
– Цоронго Дханин! Цоронго Дханин!
Слова эти мгновенно породили в его сознании ассоциацию с болью. Тотчас же ассоциация подтвердилась – несколько горящих факелов и копий полетели в бока и голову, обжигая и раня.
Ревя и хрюкая, светлый слон устремился прочь от опасного забора, увлекая за собой остальных.
А в тот день, когда бирманские охотники загнали в обширную бревенчатую ловушку довольно многочисленное стадо и страшно радовались тому, что им попался редкостный, считающийся священным, белый слон, в далеком Багдаде купец Бенони бен-Гаад отправлялся в дальнюю дорогу на Восток, дабы исполнить желание великого халифа. Его провожала жена, державшая на руках младшего сына, три дочери и старший сын, одиннадцатилетний Уриэл. Он плакал, умоляя отца взять его с собой, но Бенони и сам бы взял его, да жена никак не хотела отпускать мальчика в столь опасное путешествие.
– Ну, прощай, Ури, – нагибаясь, чтобы поцеловать сына, сказал Бенони. Но тот вдруг увернулся от его поцелуя и с обидой выпалил:
– Я убегу из дома и отправлюсь скитаться с дервишами! Так и знай!
– Ах, вот оно что, – растерянно пробормотал купец, потом почесал бороду и решительно молвил: – Собирайся, Уриэл! Да быстро у меня!
Жена так и обомлела:
– Ты с ума сошел, Бенони! Я не позволю тебе взять с собой мальчика! Я…
– Молчать! – рявкнул купец. – Сын отправится со мною. Я сказал! И не спорь со мной, Ребекка, а лучше подойди и обними.
После довольно бесхитростной бракоразводной церемонии Дезидерата, года не пробыв королевою
