— Нарада, бей его, бей урода, — разорялась чу-Чандра.
«Как я могла быть с таким ничтожеством, так это же не человек. Вот пусть теперь Подстилка ему жопу лижет, а с меня хватит, мне с таким говном даже срать рядом противно».
— Получай Мудила, — взорвалась чу-Чандра и со всей дури захуярила кусок торта Мудону в ебальник. Торт пришелся прямо на лупы Мудона и на мгновение придурок ослеп. Перестав ориентироваться в пространстве, Мудила стал шарахаться из стороны в сторону, зал покатывался со смеху…
А в это время хитровыебанный Гурун, переодетый в женское платье с фартуком и с косынкой на плеши, улыбался так с голубизной и подбадривал ребят мерзким фальцетом:
«А спорим, не подеретесь, хи-хи-хи, спорим, не подеретесь», — подъебывал Гурун, расхаживая вокруг дураков, жеманничая, строя глазки и манерничая, обнажая свои кривые зубы так, что зловоние, исходящее из его рта, наповал сражало вблизи стоящих.
Наконец, зенки Мудозвона стали кое-как пробиваться сквозь сладкий слой крема на его ебальнике и, особо не разбирая кто где, стал неуклюже размахивать лапами, чтобы отомстить своему обидчику. Но Нарада оказался сзади, и увесистый удар обрушился на рядом стоящего Гуруна. У того звездочки из глаз так и посыпались.
— Ой, ребята, вы уж полегче, — дрожащим голосом забормотал Гурун, поднимая трясущимися руками подол своего хитросварганенного из мешковины платья, чтобы не ебнуться харей в пол.
— Ребята, давайте жить дружно, — продолжил он слащавым голосом.
Урок «семейного счастья»
На следующий день утром в зал, как обычно, завалили Гну и Нандзя, чтоб похавать. Три ползающих хуя — Гурун, Нарада и Мудя приступили к своим обязанностям и стали кормить их. В это время в зале тусовалась Синильга и разбирала какую-то кучу тряпья.
— Ну че, Синильга, ты поняла, что в семейке тебе житья не будет? — спросил у нее Гну.
— Поняла, — торопливо ответила Синильга, боясь, что ей опять че-нибудь устроят.
— Смотри-ка, поняла, — хитровато усмехнулся Гну.
— Плохо поняла, — нарочито мрачно произнес Нандзя, обгладывая куриную лапу. — Если поняла, о чем сейчас замечталась?
— Ни о чем, — сказала Синильга, не понимая, шо лезет в залупу.
— То-то у тебя взгляд мутный, — прикололся Гну.
— Ты знаешь, что с тобой муж будет делать? — спросил Нандзя.
— Знаю, — Синильга была в растерянности.
— Нихера ты еще не знаешь, — злобно произнес Нандзя. — Ну-ка быстрее шевелись, сука! — вдруг заорал он. Синильга засуетилась быстрее.
— Быстро тащи сюда варенье! — заорал Гну.
Синильга поползла в кухню за вареньем. Коды она вернулась, ее встретили уже вошедшие в раж Гну с Нандзей:
— А! Скотина! Притаранила! Хуй ли так медленно шевелишься! Ща как вломлю тебе! — глумился Гну.
— Н-на тебе, сука! — заорал Нандзя и с силой швыранул в Синильгу косточку.
— Ха-ха-ха! — заржал Гну и тоже захуярил в нее обглоданную кость.
Синильга запуганно забилась в угол комнаты и не знала, че ей делать.
— Ну, давай, мечтай теперь о принце! О семейном счастье! — бушевал Гну, забрасывая тупую куклу костями и объедками. Нандзя активно помогал ему.
— Вот оно, семейное счастьице! П-па-лучи!!!
— Нравится, сволочь?! Об этом ты мечтала, свинья?! Ну-ка быстро неси нам чай, и не дай бог ты, сука, задержишься!
Синильга пулей попиздила снова на кухню, а когда вернулась с чайником и заваркой, ее встретил град костей и корок и глумливые вопли Гну и Нандзи, исполнявших роль «любящих» супругов.
— Ты че, скотина, еле шевелишься?! — дико орал Гну.
Синильга не знала, куда деваться от «семейного счастья» и сразу двух принцев, неожиданно посланных ей Небесами, и только носилась туда-сюда, как угорелая. Мечтать уже было некоды.
— Вот, смотри, свинья, вот оно — семейное счастьице! Давай все быстрее делай!!! Ха-ха-а-а!!! — бесился Гну. — Мечты сбылись, ха-ха-а-а-а!!!
— Это тока начало! — обрадовал Синильгу Нандзя и схватил тапок, т. к. кости уже кончились. — Ну-ка убирай все с ковра, с-сучара! — заорал он и запузырил в нее тапком.
Гну, не долго думая, запиндюрил второй тапок. Оба тапка приземлились точно Синильге на бошку. Взмыленная обладательница охуенной дозы «семейного счастья» забилась в угол и не знала, че теперь с ним делать.
Вечером Гурун, предварительно переговорив с Азой, подвалил к Нараде, шепнул ему на ухо: «Слышь, тебя, кажися, собираются по-настоящему отпиздить. Я тут краем уха подслушал разговор, и сразу съебался». В следующее мгновенье Нарада стал похож на смертника на электрическом стуле, потому шо точно так же интенсивно затрясся. Тут откуда ни возьмись, стали появляться все ученики старшего звена.
— Нандзя, где у тебя веревки?! — злобно кричала Элен.
— Ща найду.
— Гну, а ты доставай палки!
— Ага.
Нарада сидел посреди комнаты и гладил полотенца. Люди ходили вокруг него, нагнетая поле злобы, агрессии и беспощадности.
«Ой, бля-а!!! — подумал Нарада. — Это они что ж, меня свяжут и будут палками хуярить? Ма-ма! Мамочка!»
Пришли Аза с Ксивой и тоже со злобными харями заходили туда-сюда мимо Нарады, бросая на него искоса хищные взгляды. В руках у одной был металлический прут, и она махала им, рассекая воздух, как бы примеряясь для удара и кровожадно улыбаясь, а другая подыскивала в куче мешков подходящий для удушения.
«А-а!!! — Нарада конкретно присел на измену, и в его штанах не замедлила образоваться приличная кучка говна. — Они будут меня душить мешком и одновременно полосовать прутом!!!!!!!» — хлестанула мозг страшная догадка.
— Вот говнюк! — рычал Гну. — Ну, сволочь!
— Ля-ля, ля-ля, — злорадно напевала Аза себе под нос, пробуя в кулаке свинцовый кастет.
— Ну, сука, он за все ответит! — бесновался Нандзя в коридоре, издавая звуки, очень похожие на затачивание ножей. Затем он неистово начал хуярить грушу, выкрикивая страшные проклятья.
Нараду трясло и колотило, и он уже не мох ни гладить, ни сидеть на месте. Его рожа вся побелела и покрылась испариной, а челюсти ходили ходуном, весело постукивая зубами. Взгляд выражал полное безумие и помрачение рассудка. Люди свирепо ходили вокруг него и то и дело как бы невзначай пихали и толкали, наступая ему то на руку, то на жопу.
Так продолжалось полчаса, пока поле злобы, агрессии и беспощадности не достигло апогея. Нарада уже замер с остекленевшими глазами и уже еле дышал от страха. Волосы давно стояли дыбом, а вокруг растекалась лужа мочи. Вдруг к нему подбежал Сантоша и прямо в ухо сказал:
— Нарада, иди, понюхай цветок!
Все остановились и стали наблюдать за Нарадой. Тот сначала нихуя не вдуплил. Но через минуту понемногу пришел в себя и стал озираться по сторонам. Никто больше не приготавливал орудий пыток и
