брусков, прибитых к стволу дерева, и шли вплоть до растущих веток. Когда ступеньки кончились, Херман не менее ловко ухватился за ветки дерева и полез по ним наверх, пока не добрался до самой вершины. Удобненько устроившись на развилке двух толстых веток, он весело крикнул:
— Рыб! Иди сюда! Здесь так клево все видно! Закачаешься!
— Да уж, вижу как ты там качаешься! — неожиданно раздался нервный голос Ольги.
— А чо?! А чо тут страшного-то?
— Да ничего! — распсиховалась дура. Теперь она уже ничего не боялась, а яростно нападала на своего приемного переростка.
— А чо я буду спускаться-то? Мне и здесь хорошо!
— Немедленно слазь, я кому говорю!
— Не буду! Не хочу! Если надо, сама ко мне залазь, а я не слезу!!!
Херман тоже стал психовать и беситься. И в знак протеста он вообще перестал реагировать на все выпады Ольги, замолчал и отвернулся.
— Ну, ты посмотри что он творит! Просто сумашедший какой-то! Неуправляемый идиот! Женя, ну может быть, ты на него повлияешь? Скажи свое мужское слово! — ныла дура.
— А что в этом такого страшного? — беспечно отвечал Евгений. — Ему там нравится. Ну и пусть он там сидит!
— Ну и ну! Что отец — что сын! Теперь я знаю, в кого он такой идиот! А если он упадет?!
— Да ничего с ним не случится! Что ты так переживаешь за него?! Здоровый балбес.
— Но ведь там высоко!
— Ну и что! Не расстраивайся, Оленька. Давай лучше, ты нам стихи почитаешь
— Да какие мне сейчас стихи! Мне за Хермана страшно! — причитала квочка.
— Ну, скажи ты ей! — обратился Евгений к Рыбе. — Это страшно или нет?
— Страшно? Да нет, ничего здесь страшного нет, — беспечно произнесла Рыба. — А можно я тоже так попробую?
И не дожидаясь ответа, она побежала к дереву, на котором восседал Херман, и стала карабкаться вверх по ступенькам.
— Куда ты? Стой! Куда ты, сумасшедшая! Остановись! — орала ей вдогонку Ольга. — Упадешь! Свалишься! Разобьешься!
Тут с вершины дерева раздался голос Хермана:
— Ты лучше бы над своей Дианкой квакала! Уже воспитала ее дурой и истеричкой. А других людей лучше не порть!
— А! Сукин сын, ты мне рот не затыкай. Выродок цыганский! Сиди и кукуй там у себя на ветке!
Херман недолго думая передразнил ее:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
— Ах ты, нечестивец! Ну, погоди, слезь только у меня, я тебе устрою!
— А зачем мне слазить, мне и так хорошо.
Херман замолчал, но через некоторое время он взял сухие веточки и стал кидаться ими в Ольгу и при этом кричать:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Ольга совсем вышла из себя, позеленела от злобы и ринулась галопом прочь от палисадника.
— Уроды! Уроды! Один урод вырастил другого на мою голову! Идиоты проклятые — что отец, что сын!
Вдогонку ей слышался заразительный смех Жени, улюлюканье Рыбы и зловредное «ку-ку» в исполнении Хермана. Тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Не успела Ольга выбежать из калитки, как в нее завалился здоровенный детина лет тридцати. Рыжие волосы вились у него кучеряшками над здоровым лбом. Белесо-голубоватые глаза и добродушная улыбка выказывали в нем человека открытого и простоватого. Фигура его была спортивного вида. Грудь навыкат. Одет он был просто: стандартные брюки, сшитые на фабрике «Прощай молодость», футболка с выцветшими олимпийскими кольцами и спортивные чешки.
— А что тут происходит? — радушно произнес Борис.
— Да вот, кукушка у нас тут завелась на тополе, а Оленьке это, видите ли, не понравилось! — веселился Женя. Борис задрал голову и увидел Хермана, оседлавшего верхушку дерева и Рыбу, карабкающуюся по веткам.
— Ой, а это еще кто там? — испугался Борис.
— А, это Рыба! Недавно тут у нас появилась. Поет неплохо и на гитаре играет.
— А разве бывают Рыбы на деревьях? — сострил идиот. — Они, я читал, только в воде бывают.
— Ну, а у нас и на деревьях бывают, — парировал Евгений, — у нас все бывает.
— Ну и ну! А какая это Рыба?
Тут вдруг закричала сама Рыба:
— Я — Рыба бешеный Cов! Ха-ха-ха! Ху-ху-ху! У-гу-гу!
Борис ничего не успел сказать, как вдруг Рыба начала бешено орать и раскачиваться на ветках. Видимо, гормон шибанул ей в голову. Проявиться, как нормальная самка она не могла, потому что не умела, а энергию ей девать было некуда.
— Не качайся, идиотка, шибанешься ведь! — пытался утихомирить ее Евгений.
Но Рыбе все было поровну. Сейчас она была не лучше пьяной. А какая разница? Что алкоголь, что гормон, что наркота — однохуйственные вещи!
— Эй, ебанутая, пизданешься ведь! — подначивал ее Херман, сидящий на верхних ветках дерева.
— Нет, не пизданусь. Мне сейчас весело! — беззаботно отвечала Рыба, продолжая раскачиваться на дереве. — Тут невысоко!
— Ну и дура, блядь! — выругался Херман и начал спускаться вниз по веткам. Когда он оказался впритык к Рыбе, над ее тупой тыквой, он начал на нее наезжать:
— Эй, слышь, Рыбеха, мне уже вниз пора, а ты мне здесь дорогу перегородила!
— Ну, я посторонюсь, и ты слезешь, — беспечно отвечала идиотка.
— Слушай, но ведь здесь еще не проспект, а я еще не Тарзан, чтобы уметь ловко по веткам лазать. Я не Маугли, понимаешь ли. Так что ты, будь добра, спускайся вниз, а я за тобой слезу.
— Ну, мне тут нравится! Я не хочу отсюда слезать. Я тут буду ночевать!
— Рыбы на деревьях не живут, — еле сдерживая гнев, процедил Херман, — немедленно слазь. Мать твою так!
И не дожидаясь ответа, Херман стал лезть Рыбе прямо на голову, наступать ей на руки. И тут она точно чуть было не пизданулась. Но Хермана это ничуть не остановило. Он пер и пер танком на Рыбу. В нем взыграла цыганская кровь. Несчастная Рыба плохо соображала, как надо слазить с дерева. Она ведь никогда по деревьям не лазила. Но страх перед Хермановским напором быстро ее научил как куда и зачем надо слазить. И уже через три минуты она, запыхавшаяся, потная, красная как рак и побитая как собака, стояла на земле, пытаясь понять, что дальше делать. Тут вдруг появился Холмогорцев с уже собранными вещами.
— Рыба! Давай скорей! У нас скоро электричка! — атаковал он идиотку. — Пошли, а то опоздаем! Ничего не соображая с перепугу и в то же время чему-то глупо радуясь, она пошла за хитрым ловеласом.
— Всем привет! Счастливо отдохнуть! — выкрикнул он на прощанье. — Женя, всего тебе хорошего! Удачи!
И в следующее мгновение его уже и след простыл. Тусовка недоуменно переглянулась и занялась дальше своими делами.
Женя в глубине души обрадовался, что двумя ртами стало меньше, да и хлопот со взбалмошной Рыбой — тоже.
* * *
Электричка тронулась, за окном замелькали палисадники, убогие домики частников, огороды, поля и, наконец, внимание путешественников переключилось друг на друга.
