— А куда мы едем? — наивно спросила Рыба.
— Ко мне домой. У меня жена и дети уехали в отпуск на две недели. Так что живи у меня, пока они не приедут, — ободрил ее Саша. — Будешь мне ремонт помогать делать, да и песенки мне петь. Ты, кстати, классно поешь! Я когда твои записи в первый раз услышал, я аж обалдел.
Рыба смущенно потупилась. Ей мама сказала, что гордиться нехорошо и надо быть скромной. Но «мозгоебство» уже начинало на нее действовать.
Прихвостень продолжал:
— А ты знаешь, ты мне тоже вообще-то нравишься. Ты такая плотненькая, как молодой теленочек, такая упитанная! И когда я смотрю на тебя, у меня возникает одно самое сильное желание…
— Какое? — испуганно перебила Рыба.
Холмогорцев приблизил свою белесую пачку к ебальнику Рыбы и произнес, шумно выдыхая воздух:
— Ты знаешь, мне так сильно хочется тебя поцеловать! Вот так вот взять и…
И тут Холмогорцев придвинул свой слюнявый рот к хавальнику Рыбы, расхлебенил его и вот-вот уже готов был присосаться к ней, как вдруг та рванулась как испуганный заяц и, как следует, долбанула лбом его по носу. Неудачливый ухажер схватился клешней за свой шнобель и взвыл от боли. Вся электричка повернула на него свои головы.
— Ты что дерешься? — проскулил Александр.
— Я не дерусь, мне просто стыдно! — выпалила Рыба. — Мама мне говорила, что с незнакомыми мужчинами целоваться нехорошо!
— Разве я — незнакомый мужчина, — сделал удивленную мину идиот, — разве ты меня не знаешь? А?!
— Ну, знаю, немного.
— Вот видишь, а ты говоришь… Но скоро ты меня узнаешь еще лучше, — многозначительно произнес старый ловелас.
Рыба совсем зашугалась, сконфузилась и ушла в себя. Она совсем не понимала, как теперь себя вести. Ей было и стыдно и любопытно одновременно.
— Скажи, а у тебя уже были мужчины? — неожиданно спросил Холмогорцев.
— Нет, — честно, как на комсомольском собрании, ответила Рыба и покраснела.
— Нет?! — огорошенно уставился на нее урод. — А что же мне теперь делать?
— А что надо делать? — не выезжала дура.
— Ну… это… ну, в общем… ну ты понимаешь… это вопрос конечно деликатный… — стал заикаться пидор. — А тебе вообще сколько годков-то?
— Семнадцать!
— Это будет или уже есть?
— Уже есть.
— Здоровая какая! А до сих пор не поролась ни разу что ли?
— Нет, — проблеяла Рыба и сконфуженно замолчала.
— А что же мне теперь делать — то с тобой? У тебя такой взгляд был, как будто ты уже все познала, испытала и все понимаешь. Я думал, с тобой не будет никаких проблем, а ты девственницей оказалась, да еще к тому ж несовершеннолетней.
Рыба не понимала проблем Холмогорцева. Она тупо таращилась на него, не зная как и в чем ему помочь. Как собака она понимала, что ему сейчас трудно.
— А давайте я помогу Вам ремонт сделать! — весело произнесла она, чтобы утешить его.
— Ха-ха-ха! Ты мне нравишься!
— А что, мы разве не для этого к вам едем?
— Для этого, для этого! Ты просто молодец! — заливался хохотом Александр.
— Ну что Вы так смеетесь?
— Да ничего, все нормально, — уссыкался урод, — слушай, а давай мы с тобой договоримся, что ты теперь больше не будешь называть меня «на Вы».
— Давайте! — сконфузилась Рыба.
— Не давайте, а давай. Эх ты, машина тупая заведенная!
— Сам ты — машина! — обиделась дура.
— Вот это уже лучше. Теперь всегда обращайся ко мне «на ты». Мы ведь две недели с тобой проведем вместе!
Холмогорцев подмигнул Рыбе, приобнял ее за плечи, и они поехали дальше до его деревни, которая находилась у черта на куличках, в N-ской области.
Приехав в какую-то тьму-таракань, страдальцы жизни половой пошли по центральной улице. Вокруг стояли какие-то лачуги, коровники, сараи и прочие жизненно важные постройки. Туалеты, например. Отовсюду пахло навозом, сеном, бензином. Иногда мочой. Что естественно, как говорится… Рыба напряженно всматривалась в темноту, пытаясь понять, где она.
— А где мы находимся? — наконец не выдержала она.
— Не волнуйся, мы скоро придем в мои апартаменты, — нервозно отметил Александр и потащил Рыбу за руку, стараясь побыстрее пройти по вонючим улицам к своей норе.
Но как на грех он зацепился ногой за какой-то валяющийся ржавый рельс, споткнулся, загремел сам и повалил за собою Рыбу. Она не удержалась и с визгом повалилась на него. Оба растянулись в луже, устроив веселое месиво.
— Ты чего на ногах не держишься?! — разозлившись и пытаясь встать, подал первым голос Холмогорцев.
— А ты чего меня за собой тащишь, — обиженно пропищала Рыба, туго соображая, что надо вставать.
— Я нечаянно!
— И я тоже.
— Ну ладно, не обижайся, давай вставай! — подал пример Холмогорцев и выкарабкался из липкой чачи. — Держись за меня.
Рыба последовала за ним. Оба были перепачканные как черти. Белоснежная майка Холмогорцева стала не пойми какого цвета. О Рыбином рванье и говорить было нечего!
Через десять минут пробирания по такому «проспекту» горе-любовники подошли к какому-то кирпичному одноэтажному дому с двумя подъездами.
— Вот мой отель! — с гордостью произнес Александр, указывая на побеленный белой известкой дом. — О, как в темноте светится!
Рыба осторожно вошла в подъезд и стала присматриваться, что вокруг нее происходит.
«Что такое этот «отель» значит? Слово-то какое-то странное, — думала она. — Чей- то за хреновина? Мне мать говорила, что в первую ночь меня мой жених должен на руках носить, петь мне дифирамбы и всячески меня ублажать. А здесь что? Только в грязь упала. Хорошо хоть вытащили, помогли!» На самом деле она не понимала, что уже по уши сидит в грязи!
— Эй, ты чего задумалась?! Проходи!
Пока Рыба зависала, ловкий плут открыл дверь и зажег свет. Рыба зажмурилась от яркого света и зашла в квартиру.
— Проходи- проходи, не стесняйся! Будь как дома, забудь, что ты в гостях! — тараторил белобрысый уродец. — Сейчас помоемся, поедим, отдохнем! Скажи, ты хочешь помыться?
— Я? А зачем. Мне и так хорошо! — не въезжала ни во что Рыба.
— Нет-нет, тебе обязательно надо помыться, ты сильно испачкалась и хочешь вымыться с дороги! — гипнотизировал идиотку Холмогорцев. — Ты очень хочешь помыться.
— Да? — удивилась Рыба.
— Ну конечно! А особенно — голову. У тебя очень грязная голова, и ты хочешь, очень хочешь ее помыть! Вот тебе шампунь и полезай немедленно в ванну! Холмогорцев буквально силой втолкнул Рыбу в ванну, включил воду и приказал:
— Мойся! Ты очень хочешь помыться.
