— Что ты не признаёшься!!! Давай признавайся! Вот ты здесь передо мной, участковым раскаешься, и твой душа чиста!
— Не-е-ет, — чуть не плача, проныла Подстилка.
— Давай, давай, признавайся, — тихо сказал ей Мудя.
— Ага, — радостно сказала Подстилка, — простите меня, пожалуйста, я взяла книги, но я больше так не буду, — самоотверженно смотрела она на участкового.
— Вот так, — самодовольно сказал он. — Передо мной, участковым, раскаешься и все — ты чиста, искупила вину.
«Во, бля, поп!» — охуела Подстилка.
— Да, простите меня, я сглупила, — пристыжено говорила Подстилка, всосав наконец-то тему.
— Да, вот так. Раскаялась здесь пиридо мной — и твоя душа чиста, — беспокоился мусор за Подстилкину душу. — Я тут решиль нэ пиредавать дело в суд. Сичас поидешь со мной в маказин, который ти обокрала, ещо там раскаэшься и всё — искупишь вину. Ти машин лови, я сичас выду, — сказал он Муде, и куда-то поперся, заграбастав оба паспорта.
Подстилка забесилась — раскаиваться перед этими жирными курами ей хотелось меньше всего. Она уже успела навоображать, что она великая святоша — сама невинность, а куры-дуры облажались, на саму невинность посягнули, и вдруг ей надо каяться.
— Хули я буду перед ними раскаиваться!! — бесилась она.
— Заткнись, — оборвал ее Мудя. — Хули мы будем возить этого дурака, сука! И паспорт мой у него, блядь.
— Вот говно! — бесилась Подстилка. — Пошли нахуй, пусть сами передо мной раскаиваются, у меня порок сердца! Мудя, ну че ты молчишь, не буду я перед ними раскаиваться, — изводилась на гавно дура.
— Заткнись тупая, надо — значит раскаешься. Че ты о себе навоображала уже? — забесился на нее Мудя. — А?! Че уже сталкинг сыграть не можешь, дура?!
Подстилка сразу села на измену и заткнулась. «Ну ладно, раскаюсь, — стала завнушивать она себя, — подумаешь, попросить прощения — это раз плюнуть после всех практик Рулона. Но все равно они твари! — не выдержала ложная личность. — Хуй с вами, суки, сейчас я унижусь, а потом накрашусь поярче и заявлюсь туда, скажу, что я сеструха той бедной девочки, и запугаю их до смерти, они у меня попляшут!!! Пусть знают, на кого залупились!», — бесился мозг.
— О! Мудя! А давай потом мы накрасимся и припремся туда, и скажем, что уже на них в суд подали, и они облажались, потому что я при смерти лежу и они поплатятся за все, — упивалась воображаемой местью Подстилка.
— Не-а, че с дураков возьмешь! Запомни, с мышами лучше не связываться. Говно не трогай — вонять не будет! — сказал Мудя знаменитую фразу Рулона.
— Нет! — желчно наседала Подстилка. — Они должны знать, с кем связались, пусть поплатятся за все мои страдания! — бесилась дура. — Хули они такие безнаказанные! Суки! Пусть знают, с кем связались! Мы им покажем! Хули всякое быдло на нас ездит!
— Ну ладно, — вяло согласился Мудя, больше всего озабоченный в тот момент тем, что сейчас ему придется возить на себе толстого свиного мусора.
Тут на горизонте замаячила жирная ряшка тупого мусора, и Мудя, отождествленно виляя хвостом, принялся ловить тачку. Загрузившись в машину, они поехали в магазин. Подстилка, вместо того, чтобы останавливать мысли и ловить момент для просветления — наблюдать за трением частей, упорно продолжала завнушивать себя, что раскаяться перед толстыми курами — это ей раз плюнуть, она еще не такое видывала, и сейчас так раскается, что они охуеют. Полоумный ум решил, что раз выебываться нельзя, значит нужно оставить о себе след в истории по-другому. «Ну они у меня подавятся, — бесилась Подстилка, — я как грохнусь на колени, как завою, как зарыдаю, им мало не покажется!!!»
Тачка остановилась перед магазином, и мент гордо выперся, сказав им подождать. Прошло 5 минут, 10, 15 — лысого пидора так и не было.
— Я пойду подслушаю, — предложила Подстилка.
— Давай, — еле выдавил серо-зеленый Мудя. Он опять сидел и воображал, как хуево живется петухам на зоне.
Подстилка незаметно подкралась к двери магазина, впрочем, близко подходит даже не было нужды, так как вой ненавистных ей кур было слышно за много метров.
— Они говорят недоказуемо и все!!! — бесилась самая жирная. — Но как так недоказуемо, если мы видели эти книги в ее руках??!!!
«Нихуя себе, — села на измену Подстилка. — Вот суки! Ну все, вам конец, жирные твари! — забесилась она, сгорая от желания ворваться в магазин и отпиздохать всех уродов. — Допиздитесь у мен- я-я-яя!!!!», — сжимала она кулаки, прыгая на месте.
Отдавшись во власть маразматического ора своего ума, дура не заметила, что мент уже выперся из магазина и тупо смотрит на нее, лупая беньками.
— Ой! А я в аптеку вышла, — приняв наивный вид, пропищала она. — Мне лекарство надо от сердца. А Вы уже все? Да? А я сейчас плиду, — расплылась она и побежала в аптеку делать вид, что покупает лекарство.
Усевшись в машину мент заявил:
— Ты, это, давай теперь в Мид.
— Ага, — пробурчал Мудя. В душе у него творилось нечто невообразимое. Денег у него и так нихуя не было, а теперь вози этого дурака еще и паспорт не отдает, сука!
Мент сидел явно пригруженный, а Подстилка радовалась во всю мочь своей никчемной душенки, радостно неся всем отсутствующим какую-то ересь.
— Ви их купили? — вдруг спросил мент.
— Кого? — радостно вылупилась на него Подстилка.
— Следователей, — буркнул мусор.
— Не-ет, что Вы? — заверила его Подстилка.
— Сколько вы им дали? — наседал тупорылый.
— Нисколько, — радостно пропищала дура.
Мусор покачал головой и заткнулся. Мудя толкнул Подстилку в бок и мотнул головой на мусора.
— А вы знаете, — начала она, вспомнив недавний приказ Муди, чтобы она запугивала мента в машине разговорами о высокопоставленном папочке-юристе, — скоро мой папа из Италии приедет. Он очень известный адвокат! Та-а, — мечтательно пропела она.
— Да-а? — включился в разговор шофер. — И че, как там дела в Италии? Я тоже там бывал.
— Ну-у, я не-е знаю, — пропела Подстилка, внутренне бесясь на шофера, так как она нихуя не знала, как там дела, — мой папа ад-во-кат, — по слогам произнесла она, пытаясь подействовать на мусора. — Там мусульмане воюют, — ляпнула она первое, че взбрело в безмозглую бошку.
— Да-а-а???! — охуел шофер.
— Ага! — радостно подтвердила Подстилка, как ни в чем не бывало. Уж пиздеть с уверенным видом она умела с самого детства, т. к. быстро просекла тему, что, когда она говорит правду — ее ругают и хуярят, а когда она врет — ее не трогают и даже нахваливают. Однажды, когда ей было пять лет, она ебнулась со шкафа и случайно разбила любимую напольную вазу свиноматки.
— Что здесь случилось?! — заорала мамаша, влетая в комнату.
— Ой, мамочка, прости, — залепетал выродок, — я случайно на нее упала и порезалась, — доверчиво протягивая тощую ручонку, пролепетал выпиздыш, ожидая прощения. Но вместо этого свиноматка со всей дури врезала своей любимой доченьке по лицу:
— Растяпа!!!
Через полгода, Подстилке опять не посчастливилось разбить очередную напольную вазу, которыми был завален весь их дом так, что нельзя было даже спокойно пердануть.
— Что здесь случилось? Это ты разбила?! — влетела мамаша в комнату и угрожающе надвинулась на выродка.
— Ой нет, мама, — испуганно залепетала дура. — Это ветер, — ляпнула она вдруг ни с того ни с