мозги, чтобы потом подобраться и к пизде.
— Ну ладно, я пошел трахаться, — с улыбкой на устах сказал мой любимый как-то вечером.
Внутри у меня все похолодело, а в груди возникла щемящая боль, но чтобы не показать своего состояния, я с безразличным видом пожала плечами и небрежно бросила:
— Ну, иди, мне то что.
— Ты что, уже ревнуешь? — Мудя посмотрел мне в глаза.
— Очень надо, — я отвернулась, чтобы он не заметил бурю чувств, клокотавшую в груди.
— Ну ладно.
Он взял магнитофон, свечу и вышел. Я стояла посреди комнаты, онемев от нахлынувшей боли, кулаки сжались до побеления пальцев. Сначала хотелось разреветься, но внезапно возникшая злоба, задушила слезы в горле.
— Да пошел он на хуй, пусть ебется, — сжав зубы, подумала я и стала расстилать постель, чтобы лечь спать, завернувшись в теплое одеяло, я попыталась заснуть, но эта тяжесть в груди, эти мысли не давали мне покоя.
В конце концов, я стала шизовать. Воя как волчица, я каталась по кровати, тело бил озноб, и я никак не могла согреться.
Не в силах больше лежать, я вскочила и стала прислушиваться к звукам соседней комнаты, играла мелодичная музыка. Мне казалось, что сквозь нее я слышу женские стоны, совсем рехнувшись, я схватила кружку, приставив ее к стене, стала подслушивать, ничего я не услышала. Я вышла в коридор, будто бы пройти в туалет, и сама на цыпочках подкралась к двери, стараясь отличить каждый звук, ничего нового.
— Блядь, это же смешно, нужно лечь спать, надо же, эта сука уже целый
час у нее торчит, вот сейчас возьму, двери открою, — мысли бешеными лошадьми неслись в башке, кровь прилила к лицу, дыхание стало как у загнанного оленя, я заставила себя пройти в комнату и лечь в постель, озноб стал еще сильнее, тело дрожало, зубы стучали. Это была шизофрения. Это лишало меня сил. Когда «моя любовь» пришел, я бревном лежала в кровати, он попытался со мной поговорить, видя мое дерьмовое состояние, в ответ — тишина, тогда он начал меня тормошить, это взбесило. Со злобой я оттолкнула его.
— Не прикасайся ко мне! Сука! Вали к своей самке! Я ухожу от тебя!
Мудя оторопел и начал меня успокаивать, говоря, как он меня любит.
— Насрать я на все хотела! Вижу я твою любовь.
— Да это же просто секс! Ну, пойми, что у нас с тобой другие кроме этого отношения! Ведь общение с тобой никто не заменит!
— Нет, все! Хватит! Я уезжаю!
— Но чу-Чандра! — чадосливо заскулил Мудя. — Но, пожалуйста, пойми, что я люблю тебя.
Я почувствовала злорадство от того, что могу сделать ему больно в ответ.
— Ну хочешь, я докажу тебе, — канючил он, — я всю ночь не буду спать и просижу.
— Ну, давай, посмотрим, — холодно бросила я и отвернулась.
В этот момент злобы и боли я не ощущала сентиментальности и жалости. Мудя вздохнул, и, прислонившись спиной к ковру, висевшему на стене, застыл в позе падмасана (со скрещенными ногами в позе лотоса). Сколько он так сидел, я не знаю, но под утро он дрых рядом. Ночь и сон вызвали сладкое забытье от душевных проблем, но с первым солнечным лучом, разбудившим меня, они вернулись. Я вспомнила вчерашние события, и грудь опять наполнилась пустотой и болью. Не в силах уже все это переживать, я собралась позвонить Рулону, чтобы он помог мне разрешить конфликт моих мозгов. Решительно отбросив одеяло, я начала собираться.
— Ты куда? — сонно, еле разлепив глаза, промямлил Мудя.
— Звонить Рулону, — холодно бросила я.
— Звонить, — сон как рукой сняло.
Мудя вскочил и стал тоже одеваться.
— Что ты ему хочешь сказать?
— Хочу рассказать о своей проблеме, и еще я хочу звонить одна, — я пронзительно посмотрела на него.
— Как одна? Почему? — растерялся прынц. — Разве у тебя есть тайны от меня?
— Я хочу звонить одна, — жестко оборвала его, — все!
— Нет, тогда вообще не пойдешь, — тоже, переходя на жесткость, понизив голос, сказал принц.
— Пойду, — я набычилась.
— Ни хуя, — и уже спокойнее сказал, — ну что ты такое хочешь сказать, что нельзя мне доверить, ты что, меня уже не любишь?
Я замолчала в замешательстве. В этот момент я вдруг ощутила страх. Страх остаться одной и потерять своего бомжа.
«Ведь если я ему сейчас скажу, что не люблю его, то он может меня бросить и действительно уйдет к этой дуре, — лихорадочно стала думать я, — о, нет! Только не это! Он хоть и придурок, но зато мой». Потому и в этот раз и каждый раз после этого я пошла на поводу у своего страха, который взрастила во мне проклятая погань. Она сделала меня полным уебищем, закомплексованной, зажатой овцой, которая не способна произнести и слова, которая не способна ни с кем познакомиться. Ведь, если бы я умела знакомиться со всеми подряд, находить себе богатых баев с толстыми кошельками, действовала как Марианна, то я никогда бы не сидела с таким маменькимным сынком как Мудя, я бы никогда не боялась остаться одна. Но, увы, мать со мной сыграла злую шутку, чем обрекла меня на вечные страдания. И все описанное здесь было лишь только началом охуенной жизненной истории с печальным, я бы даже сказала, трагичным концом, о котором я, к сожалению, уже никогда не напишу, так как цепи мамкиной ереси крепко сковали меня по мозгам и рукам.
Глава 4
Исповедь начинающего Маньяка Д^рочиньяна
Когда в очередной раз Бэбик влюбился, он понял, что именно в этот раз — очень серьезно и надолго, и что он нашел, наконец, свою судьбу, которая сделает его счастливым. Он ходил звонить по телефону и молчал, ожидая, когда его новая страсть подойдет и возьмет трубку. Она брала трубку, а он молчал и радовался от мысли, что услышал ее голос, и тогда ему становилось просто хорошо. И потом весь день он был радостный, было много фантазий, в которых он с новой пассией долго и счастливо жили, и у них была большая и страстная любовь. Он ходил по улицам, ярко представляя картины этого будущего счастья, и больше ему ничего не нужно было, он уже был счастливым. С ней он разговаривал очень редко, но все равно он знал, он четко знал, что она тоже его любит, и хотя они почти не видели друг друга, он это знал точно потому, что без этого вообще не было никакого смысла ни у чего. Поэтому это было именно так. Когда он приходил в институт, то думал: «Ну, вот сейчас я все ей скажу, и она узнает, что я ее люблю, и тоже будет очень радостная и счастливая».
Да, он точно знал, что это настоящая любовь, потому что когда он ее видел, то у него сразу терялся дар речи, наступал мандраж, руки начинали трястись, язык отнимался, и он, как парализованный, не мог сказать ни слова, только немного окосевшим взглядом он смотрел на свою любовь.
