Путь дурака: Гарри Поттер в России (Путь дурака 1,2,3,7)

Рулон вздохнул, подумав, как же он эгоистичен, вот от чего он страдает:

Как страстен ты, как ты велеречив,
Но ты — все ты, ты есть еще, ты жив.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя, — умри!
И я, склонясь, тогда ответил ей:
«Нет, я не лжец, молю тебя, убей!
Убей меня и верь моей мольбе.
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.
Я знаю, как целительна тоска,
Блаженна рана и как смерть сладка,
Та смерть, что грань меж нами разрубя,
Разрушит «Я», чтоб влить меня в тебя.
Разрушит грань — отдельных двух сердец
смерть — это выход в жизнь, а не конец.
Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,
Когда не хочет слить двоих в одно,
В один сосуд — в единое вино.
Так помоги же умереть. О, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край…

Стихи стали успокаивать Рулона и исцелять его душевную рану, переводя тоску в религиозный экстаз.

Туда, где действует иной закон,
Где побеждает тот, кто побежден,
Где мертвый жив, а длящий жизнь — мертвец,
Где лишь начало то, что здесь конец.
Глаза воспримут образ, имя — слух,
Но только дух объемлет цельный дух!
А если имя знает мой язык, —
А он хранить молчанье не привык, —
Он прокричит, что имя — это ты,
И ты уйдешь в глубины немоты.
И я с тобой, покуда дух живой,
Он пленный дух. Не ты моя, я твой.
Моё стремленье тобой владеть,
Подобно жажде птицу запереть,
Мои желанья — это западня,
Не я тебя, а ты возьми меня.
В свою безмерность, в глубину и высь,
Где ты и я в единое слились.

Рабство духов (NEW)

Ух, как быстро несется поезд. Рулон сидел в вагоне вместе с другими новобранцами и ехал в армию. Его бесило, что он, как овца, пошел в армию, когда мог легко от нее отмазаться. Но он понимал, что это нужно для Духовного Пути, для духовной практики.

В военной части, куда они прибыли, всем выдали новую форму. Надев ее, Рулон пошел по казарме. К нему подошел «дед» и врезал ему по морде так, что он упал на пол, потом поднялся.

— За что? — недоуменно спросил он.

— Ты крючок не застегнул, — спокойно объяснил «дед».

— А, понятно, — ответил, улыбаясь, Рулон, и стал застегивать крючок.

— Подожди, — сказал «дед», — снимай форму. Махнемся, а то испачкаешь, а мне уж скоро на дембель. Не пойду же я домой в поношенной.

Они обменялись формой. Вскоре начался отбой. «Дед» зажег спичку.

— Чтоб все разделись, пока она не сгорит! — скомандовал «дед».

Солдаты стали судорожно раздеваться.

— Не успели, — сказал «дед», — одеваемся, пока горит спичка.

Солдаты снова стали одеваться. Не успев даже сделать это до половины, как дед заорал:

— Все, не успеваем, спичка-то уже догорела, уроды. Давайте-ка снова.

Всем это жутко надоело. Никто не привык к дисциплине. Разнеженные доброй мамой, пацаны стонали от этой практики.

«Злую же шутку сыграла со мной подлая мать, — бесился Рулон, — сделала меня дерьмом, так, что я даже не могу быстро отбиться».

— Отбиваемся, — снова скомандовал дед, снова чиркнув спичкой.

Шел уже третий час носи, спать хотелось страшно. Уже ничего не соображая, как тупые машины, новобранцы пытались вовремя скинуть с себя все шмотье и вот уже было все успели раздеться:

— Так, — сказал дед, — смотрите-ка, а рядовой Девочкин не успел, значит. Теперь все снова одеваемся.

— А, сука, козел, — заорали солдаты, — из-за тебя мы не отбились. Не дай бог, не успеешь, падла, урою.

«Вот они муштра, — подумал Рулон, — в таком состоянии солдат вообще отучится думать, будет действовать как автомат, как тупое орудие убийства, чего от нас и добивается правительство.

— Опять не успеваем, — сказал дед, когда догорела спичка.

Все волком смотрели на Девочкина. Рядом стоящий пацан пнул его, другой дал по морде:

— Быстрей шевелись, сука, из-за тебя мы отбиться не можем, задушу!

«Пусть благодарит мамочку, — думал Рулон, — которая сделала его таким чмом. Здорово он теперь расплатится за это».

Перепуганный урод на сей раз все-таки умудрился раздеться во время, и рота кое-как отбилась.

Только казалось Рулону он коснулся подушки, как уже наступило утро, и зычный крик дежурного: