как вкопанное.
Бросились сгоряча ему помогать, навалились, дернули раз-другой и убедились: застряли всерьез. Доставай катки и лопаты...
Что-то возле лодки суета. Тур с Норманом приседают на корточки, пытаются нечто разглядеть — пойду посмотрю.
НУ И НУ
Оказывается, вчера, разъединяя корпус и платформу, прозевали последний канат, и сани не отделились от днища. Ухнули в воду вместе с «Тигрисом» и проплавали под ним всю ночь — именно проплавали, даром что стальные: с одного края держал канат, с другого — приблудные снопы камыша, совсем уже непонятно когда, кем и для чего привязанные.
Подошли с аквалангами Герман, Детлеф и Норрис. Будут нырять.
— Не она ли держала? — подумал вслух Тур о платформе. Кто знает, наверное, все вместе: и она, и рельсы, и грунт...
«ТИГРИС» НЕ ИДЕТ В ТИГР
Свежий грунт, как его накануне ни уплотняли, ни ровняли бульдозером, не выдержал тяжести, подался, просел, рельсы выгнулись, и лодка увязла кормой. Буквально в нескольких метрах от цели! Полкорпуса уже плавало — кстати, лучше бы уж не плавало, потому что теперь против нас работал закон Архимеда: выталкивая из воды нос, вдавливал корму крепче и глубже.
Настелили на развороченную насыпь доски, на досках установили домкраты, принялись вывешивать и подкладывать, подкладывать и вывешивать, и финал немыслимо оттянулся, и уже вспоминать не хотелось, как утром планировали: напряжемся, быстро спустим лодку, а потом на остальные полдня дадим себе отдых.
Часам к семнадцати энтузиазм болельщиков поугас, ряды их поредели: чересчур монотонным было зрелище. Пытаясь, вероятно, его оживить, за сценические эффекты взялась природа. Туча, пылевая буря, гроза, темнота — киногруппа Би-би-си зажгла софиты, хватала кадры один другого экспрессивней, с проливными струями, с чумазыми лицами: возможно, на экране это покажется необычайно романтично, нам же было не до романтики. Мы копошились на опустевшем берегу, подступались к корме так и сяк, нитки сухой на нас не осталось, руки отваливались от усталости, и не получалось ничего, хоть тресни. На минуту прервусь.
РАСЧИСТКА
Вышло — не на минуту. Уже вечер. Кончился день хоть не авральный, но вполне трудовой.
Ныряльщики работали часа три — вода в Тигре мутная, под лодкой каша из соломы,— но все-таки им удалось вслепую нащупать забытую веревку, перерезать ее, и платформа упала на дно, и нос «Тигриса», освобожденный от балласта, приподнялся над водой, и мы увидели истинную осадку корабля; она, как и ожидалось, невелика, сантиметров шестьдесят.
Потом Герман еще долго сопел и фыркал, как бегемот, вытаскивая из реки камышовый мусор, захваченный днищем при спуске, вернее, при сбросе.
Возвращаюсь во вчерашний аврал.
ДВА ВОЛОДИ
Не знаю, сколько бы еще мыкались у проклятого стога, ночь опускалась, Хейердал терял самообладание, но случилось так, что ехал мимо двадцатипятитонный КрАЗ со щебенкой, а в кабине его находились советские шоферы, Владимир Носов из Иркутска и Владимир Митюк из Москвы.
Два Володи заметили, проезжая, нашу беду, притормозили, быстро разобрались в обстановке — и предложили пихнуть.
Предложение сперва повергло нас в замешательство, боялись за судно и за них самих, но выбирать не приходилось. Вспыхнули и уперлись в корму лучи автомобильных фар, и кинооператоры получили новый выигрышный сюжет для съемок.
Мы сложили два бревна Т-образно, поперечное прижали к корме, продольное уткнули в бампер КрАЗа — не сколачивали, не связывали, держали на весу, в опасной близости к радиатору, бревна срывались и падали, мотор выл, дождь хлестал — кошмар!
Сейчас ясно, как отчаянно мы рисковали. Чудо, что никто не попал под колесо, не схлопотал бревном по голове, что грузовик, маневрируя на скользком пятачке, не свалился в реку — впрочем, во всем, что касалось грузовика, чудес не было, а было прямо-таки ювелирное искусство.
Рыча и взвывая, нависая грозной громадой, то пятясь, то надвигаясь, КрАЗ пихал лодку, пихал, пихал — и спихнул, с плеском, с брызгами, кажется, даже с куском берега.
Тем и завершился спуск.
До утра лило и грохотало, палатка содрогалась от ветра, и Ксюша волновалась, что ее сорвет, унесет.
А сегодня — тихо...
ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
Ладно, как бы там ни было, «Тигрис» на воде, развернут, как полагается, и надежно пришвартован. Между ним и берегом поставлен понтон, сплетенный из того же камыша,— отличный понтон, прочный, изящный, как все, сделанное нашими помощниками-арабами. Вот только мачту, к сожалению, заносить по нему на борт наверняка труднее, чем посуху.
Спустив недооснащенное судно, мы многое себе осложнили. Не говоря о технологических неудобствах, связанных с достраиваньем, прибавилась масса лишних хлопот: следить за ветром, за причальными канатами, а главное, включился счетчик живучести. Со вчерашнего вечера камыш расходует — и впустую — свой плавательный ресурс.
Зато в графике можно поставить птичку. Корабль на плаву, о чем с чувством законной гордости рапортуем.
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
Приятно мастерить понятные вещи. Тору-сан вместе с арабами сплел коробы, с фургон размером, из бамбука и камыша. Это наши каюты. Стоят на берегу
готовые, красивые, и Тору посматривает на них с удовольствием.
Эйч-Пи и Асбьерн отвечают за мачту. Мачта — тоже понятно. Без мачты не поплывешь.
Спросите Нормана, чем он занят, он многозначительно ответит: «Парус».
У Нормана — парус, у Рашада — снабжение, у Тура — общее руководство. А у нас с Карло — поперечины. Лежат на спине «Тигриса» двенадцать шестиметровых шпал, на них громоздятся бруски и калабашки, иные с отверстиями, иные с пазами. Что для чего и зачем, трудно понять, по крайней мере, непосвященному.
Когда вырастет мостик, двуногая мачта встанет в гнезда, рулевые весла войдут в уключины, тогда, не раньше, обнаружится в наших конструкциях смысл. А пока мы и сами порой о нем забываем.
Видим перед собой куски дерева, которые нужно в бессчетных местах туго-натуго спеленать. Отматываем очередной десяток метров каната. Накладываем шлаги, продергивая раз за разом нескончаемую длину. И тянем — не руками, не плечами, становой жилой, не щадя живота. Будто неподъемный груз пытаемся оторвать от земли — и только что сами в нее не уходим, как былинные богатыри Святогоры.
Несколько узлов завяжешь, распрямишься — день прошел. И еще неизвестно, с пользой ли. Проверим, чего у нас понавязано. «Карло, полюбуйся-ка!» — «Что, опять?!»
КЛИНОПИСЬ
Впечатление такое, что кто-то нам зловредно мешает. Не персонально нам с Карло, а всем. Первыми забили тревогу строители мачты. Она у нас, как на «Ра», в виде заглавной буквы «А», со многими
