А завтрашняя — особенная. Не простой выходной, а национальный праздник. И министерство информации дало понять, что заинтересовано в дополнительном торжестве...
Возражения Хейердала мягко отклонены. Прибудут официальные лица, наедет сонм корреспондентов вдобавок к тому, который уже тут.
Ничего не поделаешь.
Бросаем все и принимаемся разбирать стапель, проверять рельсы из двутавровых балок, ведущие от него к реке.
У реки меж тем ломают набережную, которую до того строили месяц,— Эль-Курна благоустраивалась, на просьбы подождать, не загораживать нам дорогу никто внимания не обращал.
Теперь спохватились и второй день ломают.
Завтра пятница... Вернее, уже сегодня! Отбой!
Глава II
Тигрис» идет в Тигр
СЕГОДНЯ СУББОТА
Утро, взошло солнце, ветер утих, лужи высохли, и в реке — огромным золотистым лебедем — наша лодка. Сплошная идиллия. Кажется, и не было «вчера».
Хотел сесть за дневник вечером, чтобы записать не торопясь, со вкусом, но не утерпел, испугался, что сотрутся частности и выйдет коротко, сухо, а событие не из рядовых и требует детального описания, возможно даже в возвышенном тоне.
Монументальное, эпическое «вчера»...
СРОК НАСТАЛ
В шесть утра мы были у стапеля. Уточнили, кто чем занимается и за что отвечает, и разошлись по местам. Надлежало срочно доделать, все, без чего судно не могло быть спущено, а также хотя бы кое-что из того, с чем на суше справляться легче, чем на воде. Иными словами, предстояло бесконечное, кропотливое связывание дерева с деревом, каната с канатом — нудный, трудоемкий и, честно сказать, осточертевший процесс.
Теперь, правда, со связыванием сочеталось и развязывание: пока Эйч-Пи, Карло, Асбьерн и я возились с палубными поперечинами, затягивали узлы со страшной силой, Норман и Детлеф убирали веревки, скрепляющие судно с поддонной платформой, освобождали лодку от пут.
Работа, как всегда, шла медленно, а время летело гораздо быстрее, чем обычно, и Тур с тревогой поглядывал на часы.
К полудню стал собираться народ. Во дворе рестхауза, тихонько переговариваясь, в вежливом ожидании сидело приезжее начальство в парадных бурнусах.
Нам бы тоже присесть, перевести дух, осмотреться, однако нас трясла церемониальная лихорадка, мы больше не были хозяевами ни кораблю, ни себе: площадкой завладевал зритель, зритель прибывал, шумел, радовался и призывал начинать спектакль.
Спектакль открылся торжественным прологом. Дочь бригадира арабов разрезала ленточку, сам же он обмакнул руку в кровь жертвенной овцы и шлепнул по борту ладонью. Прозвучало имя, давно нам известное,— до сих пор мы в обиходе его избегали, странным казалось обращаться с ним к неуклюжей громадине, к чудищу на помосте,— но, видно, и впрямь настал срок соломе превратиться в корабль:
— Нарекаю тебя «Тигрисом»!
«ТИГРИС» ИДЕТ В ТИГР
Вдоль слипа по железным пенькам тянулась система тросов и блоков. Закачались рукоятки камелонов. Тросы напряглись. Лодка пошла.
Платформа, на которой она строилась и с которой скоро должна была расстаться, на прощанье служила ей санями. Сани вели себя так, словно под их полозьями — не рельсы, обильно смазанные солидолом, а скрипучий песок. Никакой инерции корабль не накапливал. Полз, пока тащили, и останавливался, едва переставали тащить.
Что ж, идеального скольжения мы не ждали, ведь груз колоссальный, а склон пологий. Каждый шаг давался немалым трудом, то и дело приходилось перенастраивать блоки и заносить вперед лебедки, однако берег близился. Двое из нас стояли на палубе с шестами в руках, готовые сразу же после спуска взять управление «Тигрисом» на себя.
У самой воды, там, где по нашей просьбе разобрали часть набережной, рельсы пересекали участок свежеутрамбованной земли — гора завершалась как бы трамплином. Подходя к нему и будто почуяв финиш, судно разогналось, заскользило, выскочило на уступ, зависло, сунулось в реку — ура! — и тут же застыло
