Сара Ламброс задумалась на мгновение, тщательно взвешивая каждое слово, которое она собралась сказать.
— Тед, я люблю тебя потому, что ты храбрый, добрый и честный. И всегда буду рядом с тобой, что бы ни случилось. Разве этого мало?
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Не буду врать тебе, Сара. Впервые в жизни я так испугался.
И прежде чем кто-либо из них успел сказать еще хоть слово, в комнату весело вбежал их маленький сынишка.
— Папочка, папочка! — обрадовался он и бросился в отцовские объятия. — Джимми Эмерсон опять хотел меня побить.
— Опять? — смущенно переспросил Том, продолжая обнимать сына.
— Да, — сказал малыш, — но в этот раз я сделал, как ты мне сказал. Я тоже стукнул его, прямо в живот. И он заревел.
Тед улыбнулся и подумал про себя: «Хоть один боец в семье нашелся».
За ужином они почти не разговаривали. Сара думала, что после всех этих эмоциональных потрясений мужу необходима передышка. И удивилась, когда он встал из-за стола и надел куртку.
— Куда ты собрался? — спросила она.
— Хочу прогуляться до Кентербери-холла. Там так хорошо, когда никого нет. Хочу сегодня выставить оценки за экзамен — чтобы выкинуть все из головы.
— Хорошая идея, — ответила она, чувствуя, что он на что-то решился. — А я посижу и законспектирую пару глав из «Wege zu Euripides».
Он поцеловал ее в лоб.
— Сара, ты — десятая муза.
— Спасибо, дружище, но я вполне счастлива быть просто миссис Ламброс. А теперь иди, делай свои уроки и возвращайся в мои любящие объятия.
Он сидел в своем крошечном кабинете и смотрел в окно на Виндзор-грин. Выпал первый снег, запорошив все вокруг, он нежно переливался при лунном свете. Воздух даже звенел от неподвижности, порой откуда-то издалека доносился смех — где-то гуляли студенты.
Часы пробили десять, напоминая о том, что пора заканчивать работу. Он вернулся к стопке синих тетрадей на своем письменном столе и начал переписывать результаты экзамена в ведомость для деканата. Они были вполне приличные. Несколько «пятерок», две «тройки», остальные все же ближе к «четверкам». В общем и целом их учителю есть чем гордиться.
Конечно, здесь не оказалось экзаменационной тетради одного футболиста. Но это уже совсем другая история.
Ему хватило двух минут, чтобы внести в ведомость оценки. И лишь одна строка напротив фамилии Кристофера Джастроу, выпуск 1969 года, осталась пустой — чистой, белой, нетронутой, как свежий снег за окном.
Что поставить ему: «двойку», «неуд.» или «н/б» (то есть не явился на экзамен)? Любая из этих записей означает конец футбольной карьеры маленького паршивца.
Он все сидел, упершись взглядом в лист бумаги, и ничего не писал.
Вначале он не имел ни малейшего представления о том, что собирается делать. Но постепенно ему открылось, что он покинул дом и направился в свою пустую и холодную каморку, называемую кабинетом, по совершенно определенной причине. Чтобы побыть отдельно от Сары. Подальше от сигнального огня ее совести.
Сара не способна понять, что за страх им владеет сейчас. Она выросла в благополучной семье состоятельных родителей, занимающих высокое положение в обществе. А он все еще чувствует себя иммигрантом, которому жизненно необходимо закрепиться в своей новой стране. Может, ее далеким предкам когда-то и приходилось идти на компромиссы. Но все это осталось в далеком прошлом и никак не влияет на незыблемость фундамента ее нынешней респектабельности.
От него же требуется такая малость. Пройдет время, и он сам будет негодовать, что пошел на поводу своей сомнительной бравады. Ведь это не древние Афины. А он и вовсе не Сократ. Так чего ради ему пить смертельный яд из-за какого-то заурядного футболиста? Каким высоким принципам послужит то, что он завалит Джастроу?
«Нет, — сказал он себе. — Наше будущее сейчас под угрозой. И я сделаю это из самосохранения».
Он взял ручку и напротив фамилии Джастроу поспешно вписал «уд.».
А по пути домой он занес ведомости в Барнс-холл.
Войдя в дом, он услышал, как Сара в спальне разговаривает с кем-то по телефону. В такой час?
Он подошел к открытой двери. Она была так поглощена разговором, что не заметила его.
— Я просто не знаю, что еще можно сделать, — жалобно говорила она. — Это такой удар для Теда, а я ничем не могу ему помочь…
Она замолчала, слушая в трубке ответ. Он по-прежнему никак не выдавал своего присутствия.
— Ты и вправду сделаешь это? — с готовностью произнесла она. — Думаю, это действительно поможет.
С кем она разговаривает? И с кем она делится их самыми сокровенными секретами?
— Я дома, Сара, — сказал он спокойно.
Она посмотрела на него, улыбнулась и тут же окончила телефонный разговор:
— О, хозяин дома вернулся. Спасибо за все. Я утром позвоню.
Она быстро повесила трубку и поспешила к нему, чтобы поцеловать.
— Как ты, дорогой? Может, перекусишь что-нибудь?
— От пива бы не отказался, — ответил Тед немногословно.
Когда они пошли на кухню, он спросил ее негромко, но с явным неодобрением:
— С кем это из соседей ты делилась нашими небольшими нравственными проблемами?
— О, Тед, как хорошо, что я могу сразу тебе все сказать. У меня только что был долгий разговор с папой.
Она открыла холодильник, достала две бутылки пива и одну вручила мужу.
— Зачем ему знать об этом? — спросил Тед.
— Я просто подумала, что он сможет помочь, и он действительно может. Он знаком с Уитни Вандербильтом — очень влиятельным выпускником Кентербери, круче не бывает. Папа уверен, он сможет убедить его вмешаться в это дело и выручить нас. Это же здорово, правда?
Тед почувствовал, как его захлестывает гнев.
— Значит, ты побежала к папочке с нашей проблемой. С моей проблемой, если точнее. По-моему, это, мягко выражаясь, похоже на измену.
Она была потрясена.
— Измену? Бога ради, Тед, да на тебе лица не было, когда ты выходил из дому. Я же должна была как-то помочь тебе — хоть придушить Тони Тэтчера голыми руками. Не понимаю, почему тебя не радует тот факт, что мой отец имеет возможность нам помочь…
Голос ее постепенно стих, когда она начала понимать, насколько Тед взбешен.
— Сара, тебе не следовало так поступать, не посоветовавшись со мной. Я хочу знать, кто в нашей семье мужчина — я или нет?
— Какое это имеет отношение к вопросам пола? Или ты хочешь утонуть, к чертям, лишь бы сохранить свое мужское самолюбие?
Тед взорвался.
— Черт бы тебя побрал, Сара!
И с такой силой швырнул пивной бутылкой о кухонный стол, что она разлетелась вдребезги.
Никто из них еще не успел ничего сказать, как из детской комнаты, где спал маленький Тед,
