— Это поразительно, — произнес он с любовью и восхищением. — Ты самая большая идеалистка из всех, кого я встречал.
— А ты самый большой прагматик.
— Вот поэтому мы с тобой так подходим друг другу. Как та парочка из стишка про Джека Спрэта[63].
— Да, но только мы с тобой не муж и жена.
— Молчу, молчу, — улыбнулся он.
— А что тут говорить, — уверенно сказала она. — Однажды утром ты проснешься и поймешь, каким ценным приобретением я стала бы для твоей дальнейшей карьеры, и захочешь сделать мне предложение.
— Ты думаешь, именно так я обосновываю все свои решения?
— Да. И это, возможно, станет единственной причиной, по которой ты не сделаешь этого предложения.
— Что именно?
— То обстоятельство, что я действительно знаю, что тобой движет.
*****
Дэнни Росси был окружен ореолом собственного успеха. Он был богат и знаменит. Жизнь одаривала музыканта почестями и похвалами, его «берлога» ломилась от наград, а постель — от красивых женщин. У него было все, о чем мог мечтать любой человек.
Кроме супружеского союза.
Однажды вечером, ранней весной 1973 года, когда личный шофер встретил его в аэропорту, Дэнни велел ему ехать как можно скорее в Брин-Мор. Он ворвался в дом, чтобы сообщить о своей последней удаче: ему предложили руководить Филармоническим оркестром Лос-Анджелеса. Между прочим, они так сильно хотят его заполучить, что даже согласны, чтобы он сохранил за собой работу и в Филадельфии. Он станет трансконтинентальным дирижером.
— Вот здорово, папочка! — закричала Сильвия. — Значит, мы переедем в Калифорнию?
— Что ж, наверное, хорошо будет убраться подальше от снега и льдов. Но вообще-то это наша мама решает.
Он посмотрел на Марию. Она сидела с каменным лицом. И ничего не сказала.
— Дорогая, что случилось? — спросил он за ужином, когда дети ушли из-за стола.
— Дэнни, — медленно произнесла она, — нам нужно поговорить.
— Ты имеешь в виду, о Калифорнии?
— Нет. О «мисс Рони».
— О ком?
— Прошу тебя, Дэнни, не изображай из себя святую наивность. Ее колонка выходит в газете даже такого провинциального городишки, как Филадельфия.
— Так, ну и какую же гнусную сплетню она разносит сейчас?
— О, ничего скандального, — язвительно ответила Мария. — Всего лишь пикантную новость о том, как знаменитый композитор и пианист мило шепчется о чем-то с Рэкел Уэлч в ресторане Малибу.
— Неужели ты и правда веришь всей этой чуши?
— Вот только я не совсем уверена, кто написал эту статью — ее рекламный агент или твой.
— Минуточку…
— Нет, маэстро, — резко возразила она. — На этот раз ты меня послушай. Все эти годы я старалась не обращать внимания на твои похождения, ибо считала, будто в этом есть и моя вина. Я думала, тебе приходится ходить на сторону, потому что я неопытная и не могу тебя удовлетворить. Но зачем же это делать на глазах у всех? Ты ведь уже всему миру доказал, какой ты зрелый мужчина, — почему же ты самому себе это никак не докажешь?
Она замолчала. Дэнни спокойно спросил ее:
— Что вдруг на тебя нашло?
— Не вдруг. Просто показался конец моей очень длинной веревки.
— Мария, мы ведь с тобой это уже проходили. Я же никогда и не претендовал на звание бойскаута. Но по-прежнему считаю себя хорошим семьянином. Я же забочусь о тебе и о детях, разве не так?
— Материально — да, но и только. Твои дочери изголодались по твоему вниманию, а ты этого просто не замечаешь, как я посмотрю. И я с ужасом жду того момента, когда они впервые натолкнутся на твое имя в газетной колонке со сплетнями.
Дэнни завтра предстояло дирижировать двумя концертами, поэтому он попытался ее успокоить.
— Дорогая, ты же знаешь, есть только один человек на свете, кого я люблю, ведь так?
— Конечно, знаю, — подхватила она. — Это ты. — А затем устало добавила: — Я больше так не могу.
Наступила еще одна пауза.
— Ты хочешь развестись?
Она снова разозлилась.
— Этого хотела бы любая нормальная женщина на моем месте, не так ли? Но мы же католики — по крайней мере, я остаюсь католичкой. И потом, это погубит девочек.
— И куда же это нас приведет?
— В раздельные спальни, — ответила она.
Он в изумлении уставился на нее.
— Ты шутишь! Не хочешь же ты сказать, что наша сексуальная жизнь кончилась?
— Во всяком случае, друг с другом.
Этот намек вывел Дэнни из равновесия.
— Значит, ты намереваешься заводить интрижки?
— А ты можешь привести хоть один довод, почему мне нельзя этого делать?
Он чуть не сказал: «Ты жена и мать». Но ведь он муж и отец. И все равно он был в ярости.
— Мария, ты не можешь поступать так со мной! Не можешь!
— Дэнни, могу я или не могу — не тебе судить. И что я буду делать или не делать, тебя это не касается.
*****
К началу весны 1972 года Джейсон Гилберт принял участие в таком количестве операций в составе «Сайерет Маткаль», что Цви настоял на том, чтобы он взял длительный отпуск и «вспомнил, что такое — нормальная жизнь».
Он вернулся в кибуц и наконец-то смог поближе узнать своих сыновей: Джошуа, которому уже исполнилось пять лет, и трехлетнего Бена.
Он открыл для себя, что наслаждается каждой минутой семейной жизни, даже когда просто возится в гараже.
— Что ты делаешь с этим грузовиком, папа? Он разве поломанный?
Джейсон поднял взгляд из-под капюшона, чтобы поприветствовать своего первенца.
— Не такой уж и поломанный, Джош. Просто я его немного «оживляю» — так в Америке говорят.
Маленький мальчик рассмеялся.
— Как смешно! Разве машину оживляют?
— Нет, хабиби. Это просто так говорят, когда делают, чтобы она быстрее ездила. Хочешь, научу?
